Кричащий Волк - Объявление войны. Убийство людей ради спасения животных и планеты
Я проиллюстрирую военное вмешательство примером, резко контрастирующим с методами работы внутри системы. Вот способы, которыми можно покончить с вивисекцией. Зоозащитники стоят с плакатами перед зданием лаборатории, скандируя: «Чего мы хотим? Освобождения животных! Когда мы хотим его? Сейчас!» Тем временем люди из СМИ берут интервью у представителя протестующих. Напротив них стоит группа в поддержку опытов на животных, состоящая из исследователей, аспирантов и их детей. Они тоже выкрикивают лозунги, и их тоже показывают в шестичасовом выпуске новостей.
Журналист описывает демонстрацию в газетной статье, цитируя отрывки заявления представителя зоозащитников, которые звучали наиболее «по-террористски», потому что людям нравится читать захватывающие материалы. Автор также приводит слова уважаемого исследователя из этой лаборатории, который объясняет общественности, что опыты на животных жизненно необходимы для здоровья общества, и если бы они не были разрешены, эти самые зоозащитники едва ли были бы живы сегодня. Между тем, за 2,5 метровой оградой с колючей проволокой, за кирпичными стенами в металлических клетках члены нашей семьи сжались в комок в страхе, боли и ужасе. Они ведь даже не видели эту прекрасную демонстрацию по телевизору.
После демонстрации активисты идут домой, планируя написать письмо конгрессмену, чтобы попросить его о более комфортных условиях содержания лабораторных животных и строгих правилах работы лабораторий. Но на конгрессменов куда более сильное и эффективное влияние оказывают люди со своими интересами, инвестирующие в опыты на животных, представляющие фармацевтическую или медицинскую индустрию, а также производящие корма для животных и разводящие их. Мясная, меховая и другие индустрии угнетения животных тоже лоббируют опыты на животных изо всех сил, поскольку видят в потенциальной победе зоозащитников опасный прецедент, который может повлиять и на их будущее. В письмах конгрессменам люди просят обеспечить соблюдение уже принятых законов, поскольку соблюдение законов коренным образом отличается от их принятия государством. Поэтому зоозащитникам приходится требовать принятия законов, которые бы предписывали соблюдать уже принятые законы.
А теперь представьте себе освободителей, участвующих в воинственном вмешательстве. Лаборатория тщательно изучается. Разведчики дают информацию о том, что где находится и как добраться до животных. Однажды ночью имеет место взлом, который приносит спасение двадцати кроликам, сорока мышам, шести собакам и двум шимпанзе. Оборудование, которое использовалось в экспериментах, уничтожается или повреждается наряду с дорогими компьютерами и другим имуществом. Животных отвозят в заповедники, где они могут жить до конца своих дней в мире и покое. Тем временем полиция занята поиском улик. Исследователи высказывают СМИ свое негодование в связи с кражей животных и уничтожением собственности, распинаясь на тему того, что наука отброшена на столетие назад.
Потом в один прекрасный день кто-то из вивисекторов получает письмо с просьбой прекратить заниматься тем, чем он занимается, в противном случае ему предстоит стать жертвой последствий отказа. Разумеется, исследователь продолжает свою жестокую работу. Спустя неделю он садится в свою машину, и она взрывается, навсегда ставя крест на всех его проектах. Другие исследователи тоже получают анонимные письма, в которых и им предлагается перестать убивать животных, в противном случае их аналогичным образом придется остановить.
В результате исследователи начинают требовать защиты у полиции и спецслужб. Лаборатория превращается в крепость. Рабочее настроение и боевой дух исследователей ниже некуда. Они не чувствуют себя в безопасности даже дома. Кто-то предпочитает уволиться или устроиться в другую лабораторию. Некоторые аспиранты и дети исследователей решают, что опыты на животных слишком опасны и выбирают другую карьеру. Очень скоро стоимость частной охраны или оплаты полицейской защиты сокращает масштабы экспериментов, потому что бюджет лаборатории расходуется на меры безопасности, а общественность начинает злиться на лабораторию за то, что та тратит деньги налогоплательщиков на подобные нужды.
Итак, мы рассмотрели два сценария атаки на вивисекцию. В рамках первого писались письма, делались заявления, продавались газеты, публика развлекалась, а животные продолжали страдать и умирать. Второй вариант позволил освободить животных, нейтрализовать серийного убийцу животных и сократить страдания животных путем террора и деморализации. Когда люди говорят, что для них это уже слишком, освободители уточняют, что бы те сказали, если бы речь шла о членах их семьи, которых кто-то пытал бы и убивал. Стояли бы они снаружи лабораторий, скандируя лозунги? Писали бы письма конгрессменам? Или сделали бы все возможное, чтобы остановить ублюдков, убивающих их родственников? Освободители утверждают, что если бы человек был в состоянии представить себя сражающимся за свою семью, состоящую из людей, он бы смог представить себя сражающимся за животных.
Освободители подчеркивают, что угрозы смерти могут деморализовать не только вивисекторов. Исполнительные директоры фармацевтических компаний, скотоводы, разводчики животных, сотрудники скотобоен, владельцы зоомагазинов, дровосеки, трапперы, охотники и все остальные угнетатели животных, все они — мишени для военного вмешательства. Можно саботировать охоту посредством создания шума, призванного отпугнуть животных от охотников, а можно вести себя, как охотник, и пристрелить кого-нибудь из убийц. Разница между эффектами, оказанными этими двумя подходами, колоссальна. Освободители посвящают себя борьбе, которая делает угнетение животных менее приятным времяпрепровождением и более опасным видом заработка.
Они предлагают инструкцию по военному вмешательству. Вот как они объясняют свою философию:
«Прежде всего, не каждый способен на воинственность. Людей учат быть сговорчивыми и неагрессивными. Они боятся прямого действия. Если это ваш случай, но вы все равно верите в освобождение животных, выпадите из системы. Не участвуйте в кровавой бане, которую устраивают животным, и не позволяйте обществу извлекать выгоду из вашего развитого интеллекта. Выпадение из общества спасает жизни и обескровливает систему, лишая ее хороших людей, в которых она нуждается, чтобы продолжать существовать; оно мешает убивать.
Но если вы считаете, что могли бы практиковать воинственное вмешательство, освободители предлагают следующее:
Во-первых, участвуйте в жизни общества как можно меньше. Делать это по минимуму — ваш моральный долг. Мы не можем принять концепцию убийства невинных созданий ради спасения людей. Вы бы не стали убивать своего брата, чтобы спасти сестру. Если вам удастся полностью выпасть из общества, вы сможете минимизировать участие в жестокости, которую оно чинит. Но поскольку вы выбрали сражаться с системой ради освобождения животных, вы должны участвовать в жизни общества до определенной степени. Огнестрельное оружие, гвозди, взрывчатка, вязаные маски и транспорт для вас и животных, которых вы будете спасать, стоят денег. Деньги — это носитель общества. Зарабатывая их, вы делаете сознательный выбор участвовать в одних актах жестокости с целью остановить другие.
Это звучит как моральная дилемма. Как можно освобождать животных, но не быть частью системы, убивающей их, одновременно будучи участником этой системы?
Ответ заключается в том, что животные, которых скрыто уничтожают благодаря вашему участию в системе, — например, когда вы покупаете бензин, водите машину, платите налоги и покупаете то, что не можете украсть, — это ни в чем неповинные пленники вооруженных террористов, которые намереваются их убить. Когда вивисектор говорит о том, что прекратить опыты на животных означает обречь больных детей на смерть, он выступает в роли террориста, который прикрывается больным ребенком, как щитом. Единственный способ помешать ему убивать невинных созданий — это убить и его, и ребенка. Не существует способа спасти и животных, и ребенка. Но без вашего вмешательства все они погибнут. Поэтому вы должны убить террориста и ребенка, чтобы спасти как можно больше невинных созданий.
В сущности, это реальность для членов нашей семьи. Они — узники террористов. И если мы ничего не делаем с этим, все они будут страдать и погибнут. До тех пор, пока ваше участие в жизни общества не увеличит их страдания, вы все делаете правильно.
Следовательно, понятно, что мы должны участвовать в жизни общества только до той степени, какая необходима для проведения кампаний освобождения. Любое другое участие ради личной выгоды лишало бы нас морального права называться освободителями.
