Газета День Литературы - Газета День Литературы # 136 (2007 12)
Эта резкая критика интеллигенции и её роли в судьбах России роднит Максима Кантора с Виктором Пелевиным, а его издёвки над победителями перестройки и приватизации, над стахановцами капиталистического труда напоминают Александра Проханова. Их объединяет и любовь к России, к её простому народу – "совку", осиянному верой и революцией. Впрочем, в отличие от Пелевина, Кантор не верит в направляющую роль интеллигенции, и в отличие от Проханова, не верит в то, что власть имущие приведут Россию в светлое будущее.
В радиопьесе "Эхо России", злой, беспощадной пародии на радио "Эхо Москвы", ведущий и гость – "мейнстримный либерал", не видят рельных проблем России, но славят существующий порядок с тем же упоением, с каким они же славили советскую власть двадцать лет назад: "Русские олигархи – это люди инициативные, мобильные, свободные, отстаивающие европейский идеал". Но сейчас они идут дальше, уже не тратя сил на сентименты и сочувствие.
В титульной пьесе "Вечер с бабуином" интеллигент, продавшийся бандиту, суммирует свое кредо: "Я верю в конкретное светлое будущее, а не в безответственные утопии. Все должно быть по понятиям. Миром должны управлять правильные пацаны, и они станут крышевать просвещённых личностей. Просвещённым людям надо на халяву башлять баксы, и избранные личности смогут чмырить фраеров. Нецивилизованные народы будут чмырить и мочить, пока они не пойдут дорогой свободы."
Забавно, но это – буквальный, близкий к тексту пересказ концепции Лео Штрауса, отца неолибералов, на блатную феню. На языке Штрауса "просвещённые люди" – это мудрецы, "правильные пацаны" – джентльмены, "фраера" – чернь. Мудрецы не верят в Бога или чёрта, и запросто лгут народу, всё равно не способному понять истину. Джентльмены любят честь и славу. Они верят в Бога, честь и моральный императив ("понятия", на фене). Они могут рискнуть и не боятся опасностей. А быдло – оно и есть быдло, его должно резать или стричь.
Выводы Штрауса и Кантора прямо противоположны. Штраус верит, что мудрец сумеет направить усилия джентльмена в нужное ему русло, войдя с ним в заговор против "немытых" фраеров. Мудрец может править втихую, а глупые джентльмены этого и не поймут, считает Штраус.
Кантор это отрицает напрочь: мудрец может стать лишь интеллектуальным лакеем у бандита. Бандит ощущает необходимость в интеллектуальном оформлении, объяснении своей деятельности и своего места в жизни. Эту функцию – апологии бандита – выполняет современный интеллектуал, "не совесть, а г…но нации"
Пьесы Кантора заставляют задуматься – пишем ли мы правду, исполняем ли наш святой долг по отношению к читателю и народу, или продаём перо тем, кто нам башляет и нас крышует.
Пьесы его зовут к покаянию и исправлению.
Его пророческий голос окликает и возвращает нас в те утраченные времена, когда интеллигенция заботилась и пеклась о народе, а не только о своём достатке.
КНИГИ, КНИГИ
В издательстве "Авваллон" вышел сборник повестей и рассказов "Время Сект". Автор, скрывший своё имя под псевдонимом Инь Юэ Шин, считает, что секты подстерегают нас на каждом шагу и в прошлом, и в настоящем, и, естественно, в будущем.
История большинства мировых религий начиналась с деятельности небольшой группы подвижников. Благодаря проповедникам вера нескольких человек становилась религией миллионов, а затем мощной административной структурой. Как известно, на землях славян в VIII-X вв. н. э. христианство заменило оригинальные индоевропейские культы. Смыслу и причинам этого процесса, посвящена повесть "Круговерть".
Политические партии часто становятся сектами без религии, что обуславливает их недюжинную пассионарность. Образ лидера партии, связанный с позитивной или негативной мифологией, чем не икона? Рассказ "Опечатка", действие которого происходит в послевоенный период правления Сталина, основан на реальных событиях из жизни выдающегося советского академика Островитянинова.
Признаки "сектантства" или специфического преломления экономических, социальных и медийных институтов в сознании современников представлены в цикле рассказов "Общество Сектантов".
Алексей Проскурин НАШЕ ПОЛЕ – ЭТО НЕБО
Нас с Сергеем Каргашиным лет двенадцать назад познакомил мой отец, Пётр Проскурин, который поэтическое дарование тогдашнего спецкора "Советской России" приметил ещё тогда, в начале 90-х, да и впоследствии неоднократно высоко отзывался о его творчестве.
Нынешняя московская жизнь плохо располагает для неспешного вдумчивого общения – не шестидесятые, чай, и не даже восьмидесятые, встретиться-то иногда не получается месяцами, не то что поговорить по душам. Тем не менее, иногда случается это чудо – роскошное, открытое, неспешное общение, из которого люди выходят освежёнными, а не разражёнными и недовольными друг другом.
И вот как-то раз, зимой 2002 года, мы долго рассуждали об изменившейся роли литературы в обществе. Это было время, когда в патриотической интеллектуальной среде ещё было принято при встречах пугать друг друга: "Кончается русская литература! За великими стариками: Бондаревым, Беловым, Проскуриным, за чуть более молодыми Прохановым и Личутиным – никого".
Разумеется, и сами восклицавшие, и их слушавшие понимали, что дело обстоит не совсем так. Но всё же в литературе, а главное в восприятии её обществом и народом, несомненно, имелось что-то пугающее, какой-то злорадный оскал явно силился выплюнуть из нечистых уст что-то вроде: "Ну что, дописались, властители дум? А через десять лет о вас вообще никто не вспомнит. Никогда не будет более этих переполненных концертных залов на творческих вечерах и горящих глаз, требующих откровения. А литература займёт своё подобающее место в комнате доживающего свой век старика или сентиментальной девчонки-институтки".
Я находился тогда в весьма угнетённом состоянии духа. После смерти отца едва прошёл год, огромный кусок жизни, который был связан с ним, в одночасье перестал существовать. Неожиданно я с испугом в самом себе обнаружил явные признаки падения интереса к чтению и полное отсутствие желания знакомиться с новинками, в душе надеясь, что это временное и относя это на счёт собственной жизненной ситуации.
С другой стороны, журналистика приучает к анализу, и попытка взглянуть на ситуацию объективно светлых красок не прибавляла.
Мне и до сих пор представляется, что основная причина снижения статуса литературной деятельности состоит в изменении привычной модели русской жизни, русского космоса. В нём всемогущей власти всегда противостояла интеллигенция, прежде всего – литература. Власть управляла, угнетала и карала, литература – указывала на ошибки, защищала и призывала к милости, иногда, когда дозволялось, – почти открыто, иногда – с помощью разнообразных эзоповых средств. Так было во времена Екатерины и Новикова, Николая I и Пушкина, Николая II и Толстого, Сталина и Булгакова. И во времена Брежнева имена крупнейших литераторов ассоциировались с некой русской альтернативной позицией. Например, именно писатели возглавили протест против поворота сибирских рек.
Что же сейчас? – Огромная часть функций русских писателей перешла в руки политической оппозиции. Надежды и чаяния народа в поисках альтернативных ответов теперь связаны прежде всего с ними.
И теперь, когда литература лишилась своей политической функции – будущее её тёмно, удел её – упражнения в стиле. Да ещё детективы и писанье бесчисленных сценариев для столь же бесчисленных сериалов.
Сергей же в ответ на все эти мои мрачные пророчества просто-таки поразил меня каким-то удивительно светлым мироощущением, упорной верой в будущее литературы. Вот его слова 5-летней давности: "Я думаю, это временное явление. Ситуация уже меняется. Конечно, по объективным причинам, литература прежней роли, как, скажем, в советское время, в жизни нашей страны играть не будет. Но своя площадка, серьёзная трибуна у Слова в России будет всегда. И мне даже кажется, что как только наши люди всё-таки поймут, что против нас ведётся духовная война, они станут вести себя совершенно по-иному. Я верю, что рано или поздно – всё встанет на свои места. Главное – каждый день совершать, пусть маленький, но шаг вперёд".
И этой твёрдости, неспешной, несуетливой уверенности в своём предназначении и в своей значимости, так поразивших меня в Каргашине образца 2002 года, за прошедшие пять лет только поприбавилось. Его последняя книга стихов "Камни во сне летают" – это отнюдь не маленький и очень уверенный шаг вперед. Более того, она неопровержимо свидетельствует, что автор – один из первых российских поэтов, который действительно научился независимо существовать в изменившемся мире, выработал свою модель существования и свою творческую позицию.
