Журнал Русская жизнь - Телевизор (июль 2008)
А вот что их действительно интересует - так это жизнь чужая.
У всех смотрящих сериалы имеется одна проблема - нехватка чужой жизни. То есть сунуть нос в чужие дела, возможности перемыть косточки каким-нибудь знакомым, как следует порыться в чужом грязном белье. Посплетничать, наконец. Жутко хочется - и не могут. Эти люди несчастны. Потому что интерес к чужим делам - штука естественная. И в грязном белье копаться - интересно. А уж влазить в чужие ссоры и конфликты - это же здоровски.
И что делать, когда этого не хватает?
Правильно - смотреть на чужую жизнь, специально сыгранную и выставленную напоказ. Где все, конечно, синтетическое, но все лучше, чем ничего.
Кстати, не только в синтетике дело. Сериал может послужить приправой или предлогом к настоящему общению.
Субкультура вокруг сколько-нибудь длинного сериала возникает автоматически. Просто потому, что у множества людей обнаруживаются общие знакомые - которых можно пообсуждать. Немалая толика удовольствия от сериала - это возможность почесать язык, хотя бы пересказывая подружке содержание очередной серии. «А она ему призналась, что ребенок его, а он не поверил». - «Вот же урод… Дальше давай».
Это, конечно, классические сплетни и пересуды, перемывание косточек. Но что делать, если это единственные общие знакомые, которых не зазорно обсуждать в компании?
***
На Сашиной свадьбе я напился.
Вторая половина была мужиком, очень похожим на Сашу, но несколько хуже выделкой. Пианино он, пожалуй, донес бы только до второго этажа, да и Мандельштама знал, наверное, хуже. Но внешность и типаж были вполне узнаваемы. Звали его, кажется, Валера.
Уже не вполне трезвый, я пристал к невесте с вопросом: а правда ли, что… Ну, про «Санта-Барбару».
- Чушь какая, - Саша уверенно сморщила носик. - Я эту гадость вообще не смотрю. Кто это тебе сказал?
Я не хотел сдавать источники информации, это было бы неспортивно.
- Светочка, - решительно заявила Саша, прерывая мои путаные извинения и ссылки на алкоголь в крови, вредящий памяти. - Больше некому. Сука брехливая. Это она у меня, между прочим, Александра увела. Рассказать, как все было? Только не для передачи, хорошо?
- Хорошо, - подтвердил я и придвинулся поближе, прикидывая, кому я буду рассказывать эту историю в первую очередь.
Дмитрий Ольшанский
Русская идея
Мои ночные открытия
Интеллигенция пыталась уйти от непереносимой грусти русской действительности в идеальную действительность.
Бердяев
Дом у меня крепкий, уверенный в себе, совсем не такой, как я сам, а вот стены оказались нехорошие.
Интеллигентные оказались стены.
В половине третьего ночи, в мрачном оцепенении после очередного потерянного дня, я сидел на кровати и читал «Русскую идею» Бердяева. Если у вас нет семьи, нет работы, нет денег, нет близких друзей, нет вредных привычек и развлекаться вы тоже не умеете, то русская идея - это последнее, что вам осталось.
Близоруко щурясь под люстрой, в которой из пяти лампочек одна горела и еще одна подмигивала, я закрывался Бердяевым от шумного мира снаружи, который меня не устраивал, мира, который меня не признал. От воя хаммеров-мазерати, не сумевших разъехаться на узкой улице, от крика бренд-менеджеров-маркетологов, сцепившихся у японского ресторана, от лая шариков-кабысдохов, прикормленных, но не усмиренных. Смирения, впрочем, не хватало и мне.
- Как же так вышло, - думал я, трагически взмахивая страницами, - как же это так вышло, что весь белый свет за окном веселится, гавкая и крича, и у каждого, кроме меня, есть свои поводы к торжеству? Хаммер наконец-то вывернет за угол и покатится в счастье, маркетолог с оторванным рукавом даст в табло и пойдет догоняться, о собачьей свадьбе нечего и говорить. А что есть у меня? Если только идея, да и та невеселая, русская, - вздыхал я.
В этот момент за стеной зазвучал женский голос.
- Ааах! - сказала неизвестная девушка довольно отчетливо.
За стеной явно что-то происходило. Я предпочел не думать, что именно, - и вернулся к Бердяеву.
Поистине необыкновенна восприимчивость и чувствительность русской интеллигенции. Русская мысль всегда будет занята преображением действительности. Русские в своем творческом порыве ищут совершенной жизни.
- Ааааааах! - громко сказала девушка за стеной.
Я резко дернул плечами, оглянулся, но увидел одни обои. Желтые.
Тишина вроде бы вернулась.
Народная стихия представлялась интеллигенции таинственной силой, - читал я, мучительно одолевая каждое слово.
- Ооооооооох! Аааааааах! - теперь уже пронзительно закричала девушка, и ясно стало, что все стихии, какие только были заключены в ней, теперь торжествуют, отпущенные наружу.
Оглушенный, я обнял Бердяева и вцепился в страницы. То, что у них там за стеной, - это громче, чем хаммер, проще, чем маркетолог, натуральнее, чем кабысдох. Именно это, наверное, и есть жизнь. Жизнь, а не идея.
- Ммммм, - согласилась со мной девушка за стеной. Впрочем, она, вероятно, думала о другом. Точнее, не думала.
Думал здесь я один. Интересно, как они познакомились? Как у них все сложилось - медлительно, быстро? Что он ей говорил за несколько часов до - «Знаешь, а у меня есть мазерати»? Или что-нибудь про Бердяева? Вряд ли. А что будет завтра - она чинно пойдет на работу? Будет изображать из себя какой-нибудь отдел кадров, эйч, прости Господи, ар? Так ведь все кадры найдены, и дело идет.
А я беспомощно уткнулся в «Идею».
Интеллигенция не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем, - сообщил мне Бердяев.
Не могла и не может.
- Аах! Аах! - дыхание неведомого мне эйч-ара участилось. Что-то страшное, настоящее, что-то, о чем я не хотел даже думать, уже приближалось. Уже торопилось - там, за обоями.
О, проклятая книга. Знать не знаю, к чему сводится эта ваша идея, и знать не хочу.
Я встал, хлопнул дверью и, чтобы хоть как-то отвлечься, доплелся до телевизора.
Телевизор, за вычетом самых редчайших моментов, я не жаловал с детства. А тогда все в нем было волнительно и прекрасно: Политковский с Невзоровым в кожаных, вроде бы, куртках, обличали взяточников и мафиози, народному депутату злодеи все никак не давали шестой микрофон, а вернувшийся из Америки Гребенщиков крутил на ладони, как он объяснял, «магический предмет для расширения сознания». Ну и, конечно, была первая серия детектива с убийством под названием «Санта-Барбара» - я смотрел, совершенно уверенный, что на следующий день мне покажут «разгадку», а там и финал.
Но разгадки с финалом так и не случилось, зато случилось мое собственное отключение от эфира, этак лет на пятнадцать. И вот я вернулся, доведенный до отчаяния тонкими, интеллигентными стенами и жаркой безыдейностью где-то за ними. Чем меня могут утешить с экрана? Надеюсь, не русской идеей. Сел и включил.
По телевизору не показывали ни взяткоборца в кожаной куртке, ни народного, к микрофону стремящегося, депутата, ни лукавого Гребенщикова, ни даже убитого Си-Си-Кэпвелла. Ни фильмов, ни передач. Там было нечто другое.
Мне улыбалась девушка, улыбалась радушно и чуточку хищно. Рядом с ней - слово с закрытыми буквами, видно только первую и последнюю. Снизу пробегали номера телефонов, каких-то пейджеров, смс-адресатов. Или пейджеры отменили? Словом, надо куда-то писать и звонить.
Девушка мне сразу понравилась. Идеально обильная телом, она напомнила мне мюнхенскую официантку. Я был в Мюнхене, официантами там работают строгие дедушки, а вовсе не девушки - но она все равно была похожа на мюнхенскую официантку.
- Серебряные вы мои, золотые мои телезрители и телезрительки, - влажно шептала обильная девушка, - всего только десять букв, десять маленьких буковок, а вы все никак не можете угадать такое простенькое словечко, и ведь у вас только сорок секундочек осталось, так что звоните, звоните мне на этот миленький телефончик, ах, спешите, я жду.
Пока секунды не вышли, я принялся угадывать. Десять букв, первая «к», последняя «а». Что бы это могло быть? Как ни странно, в голову упрямо лез только один вариант - камасутра. Но, когда времени уже почти не было, я неожиданно подсчитал, что в камасутре всего девять букв. Что ж, сейчас она скажет, что за слово такое. Как же она обильна, эта лингвистка. Но, когда цифра 1 на секундомере мигнула, взамен появились еще три минуты, а в слове - открылись еще две буквы. Вторая и четвертая «а». Что случилось?
- Мы, так уж и быть, прибавили вам еще немножко, еще три минуточки, открыли еще две буковки, сладенькие вы мои, а вы уж, пожалуйста, быстро звоните мне на этот чудесненький телефончик, ах, потренькайте, тренькайте мне, - пела девушка.
И действительно, она томно поглаживала круглый розовый телефон.
