Живой Журнал. Публикации 2018 - Владимир Сергеевич Березин
(часть процитированного):
Алёшкин П.Мой Леонов // Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью — М.: Голос, 1999. С. 587.
Мандельштам Н.Воспоминания. — М.: Вагриус, 2006. С. 384.
Сарнов Б.Наш советский новояз: маленькая энциклопедия реального социализма. — М.: ЭКСМО, 2005. С. 711.
http://rara-rara.ru/menu-texts/odno_kruche_drugogo
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
11 декабря 2018
Бытописатель (2018-12-12)
Мальчик стоял у окна, рассеянно глядя на дождь.
Дождь наполнял всё пространство двора мелкой холодной пылью, не оставляя ничего — воздуху.
Холодный дождь заливал родной двор мальчика и был вечен, как этот двор.
Серые стены, лестница на крышу, высокий брандмауэр, ещё одна крыша, уставленная дымоходами, за ней другая — всё было родное и вечное.
Дворы были свои и дворы страшные. Своих было два — этот и соседний. Страшные окружали двор мальчика, ими был полон город.
Мальчик очень хорошо помнил один из них, на Большой Подъяческой, мимо которого он ходил как-то с бабушкой. Тот двор был особенно страшен и вечен, узкий и длинный, без окон, шириной в три шага, через узкую небесную щель которого на грязный асфальт сейчас, наверное, тоже опускается вода, заливая всё вокруг — мусорные ящики, ржавый автомобиль, комки бумаги…
Дворы ещё делились на те, в которых что-то растёт, и дворы, в которых не может расти ничего.
Двор мальчика был хорош тем, что в нём росли два дерева. В нём тоже пахло горелым мусором, жареной на подсолнечном масле картошкой, кошками и мочой. Пространство двора было покрыто наледью, и оттого казалось неровным.
Но это был его двор, обжитой и свой.
И он не был страшен.
Мальчик жил с бабушкой. Они понимали друг друга с полуслова, и оттого в школе мальчик прослыл молчуном.
Но бабушка умерла.
Соседняя комната, бабушкина, была уставлена коробками.
Соседка и толстая родственница из Москвы ушли куда-то, и теперь мальчик был один, а между тем, квартира жила своей размеренной жизнью.
— Люся, я случайно взяла две булки. Не нужно ли вам одну? — громко сказала соседка в кухне.
Соседка любила беседовать — о незначащих вещах.
Ещё она любила чужих гостей.
К ней самой никто не приходил, и жила она в совершенно пустой комнате, свободная от воспоминаний. Так мальчик и не узнал, чем она занималась в своей прежней жизни, и отчего всю ночь из-под её двери пробивалась узкая полоска света, исчезая лишь наутро.
Лишь однажды, в канун католического Рождества, которое бабушка строго отличала от православного, соседка зашла к ним по какой-то надобности и осталась пить чай.
Мальчик, притаившись в соседней, проходной комнате, слушал их разговор.
— Вот сейчас вспомнила, — сказала вдруг соседка. — Ровно пятьдесят лет. Какая же я старая! — это она произнесла без выражения. — Всё надо записывать…
Соседка говорила ясно и чётко, безжалостно выговаривая слова.
— Мы тогда собрались на его день рождения, и я сидела в углу, разглядывая гостей. Отец, как и все, смеялся, шутил, но внезапно я увидела именинника, стоящего в стороне. Меня тогда поразил его взгляд. Он смотрел на своих товарищей и их жен, как смотрит на свою печь повар, внимательно и цепко, проверяя, не убежало ли молоко, и не пригорела ли каша… Впрочем, вам этого не понять.
Бабушка, молчаливо кивая головой, соглашалась с ней, и мальчик, стоя у своего окна, тоже соглашался: нет, не понять.
В гости к бабушке приходил их родственник в железных очёчках.
Он говорил, сжимая длинными пальцами виски:
— И не поверите ли, всё хочется записать, всё необходимо записывать… Я не писатель, а бытописатель. Быт съедает меня… Я описываю быт — кто захочет это всё читать. Это всё слюняво, пошло, Господи!..
— Ну-ну, — говорила бабушка. — Держите себя в руках, Костя.
Родственников было мало.
Была лишь какая-то загадочная тётя Хина.
Она жила за городом, и телефона у неё не было. Кем приходилась она бабушке и, вообще, была ли ей родственницей — неизвестно. Её имя произносилось как синоним чего-то далекого, а может, и несуществующего.
— Ах, опять мы не поздравили тетю Хину! — иногда огорчалась бабушка. — Надо будет её как-нибудь навестить.
Остальные родственники жили в Москве.
Московских родственников мальчик не любил. Они наезжали летом, в июне. Высокого молодого человека, завитого, как баран, с толстыми ярко-красными губами, мальчик просто ненавидел. Он приезжал каждый раз с новой девушкой, и им стелили на диване, где всегда спал он, мальчик. Тогда мальчику приходилось ночевать в проходной комнате, всю ночь слыша приглушённые вздохи.
Когда они уезжали, бабушка открывала сервант, похожий на огромного медведя, и долго перебирала какие-то бумажки и фотографии. Потом, вздохнув, она отправлялась курить к соседке. Курила бабушка много и только «Беломор». Она вообще не следила за своим здоровьем, но мальчик не помнил, чтобы она болела.
А теперь она умерла.
— Бабушка умерла, и надо было сообщить об этом тёте Хине.
Мальчик нашёл адрес в телефонной книге, где рядом с ним был изображён загадочный рисунок из неровных квадратиков, и стал собираться в дорогу. Он надел валенки, клетчатое пальто и собачью шапку с кожаным верхом.
Мальчик шёл Михайловским садом.
Вокруг него стояли деревья на ледяном стекле. Зима сровняла газоны и дорожки, и стволы отражались в тонком слое воды, покрывшем ледяную корку. Он остановился, чтобы запомнить эту картину, поболтал ногой в валенке, желая исправить складки мокрого носка, и отправился дальше.
Метро поглотило мальчика, и в вагоне он долго стоял, уткнувшись носом в спину девушки с длинными волосами.
Волосы пахли очень приятно, и мальчику даже расхотелось выходить, но было уже пора, и он пересел в автобус. Наконец мальчик добрался до станции. Держась за поручни, он залез на платформу.
«Сейчас приедет поезд и повезёт меня к тёте Хине, — думал он. — Если её нет дома, надо будет оставить ей записку, про то, как мы жили. Бабушка умерла, и тёте Хине нужно знать, как это случилось».
Мальчик ехал в электричке.
Он пытался, на всякий случай сочинить записку, но вместо этого прислушивался к разговорам в вагоне.
Рядом с ним сидел старичок. Старичок говорил:
— Хотя у меня была любовница после смерти жены…
Другой старичок замечал первому:
— А я живу с женой уже пять лет — и ничего!
Мальчик привык к чужим разговорам. Он слушал их много,
