Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы
тысяч, подкупил Порту, крымского хана и орды на нас, и для
исполнения сего злоумышления призвал в Малороссию короля
шведского со всеми его силами и Лещинекого, поспешавшего уже
в соединении с ним с 25 000 польских войск. Но помощью Бо-
жиею козацкие и малороссийские народы вразумлены, остались
нам верными, шведского войска через разные победы и лютость
прешедшей зимы истребилось до половины, войска Лещинекого
побиты и разогнаны, султан мир с нами подтвердил и от помощ-
ных войск им отказал, хану и ордам соединяться с ними строго
воспретил; и ныне неприятельского войска против нас осталось
только 34 полка и те неполные, изнуренные, оробевшие. Остается
над сими оставшими довершить вам победу. Порадейте же, товарищи! Вера, церковь и отечество сего от вас требуют>.
В сумерки вся шведская пехота была выведена в поле.
Приказано было всем каждоминутно быть готовыми к бою. Кавалеристам
дан был приказ, чтоб у всех лошади были оседланы. Наступила
ночь темная; луна была в ущербе. Карл велел обвязать себе больную
ногу свежею повязкою, другую ногу обул в сапог и сел в носилки, держа обнаженную шпагу в руке. Его главный министр Пипер, генералы Реншильд и Левенгаупт легли на земле около королевских
носилок. Некоторые из шведов на короткое время уснули, другие не
хотели заснуть и развлекали себя разговорами, толковали, как на
этих самых полях, по их представлению, Тамерлан покорил себе
западные народы. С полуночи, когда взошла луна и стало
виднеться, шведы стали двигаться вперед различными колоннами.
Занялась заря; шведы заметили, что и в русском стане уже копошатся.
Стало всходить солнце, и шведам представилась русская
кавалерия: она уже стояла в строю, прикрытая только что выведенными
редутами, из которых три не были еще вполне оконченными.
Через два часа после солнечного восхода Реншильд приказал
сделать атаку на русские редуты. Начальство над этою пехотою
поручено было генералам - Акселю Спарре и Роосу; первый должен
был овладеть тремя редутами влево, а Роос - другими четырьмя
вправо. Первый удачно исполнил свое дело. Русская кавалерия
была смята, пехота покинула редуты. Впоследствии Петр сознавался
пленным шведским генералам, что в это мгновение в русском стане
произошел большой переполох; русские собирались уже запрягать
багажные телеги и отступать. Увидя замешательство русских, Пипер испросил у короля дозволение двинуть генерала Крейца, командовавшего левым крылом, в содействии со Спарре и вместе с ним
преследовать русских, покинувших свои редуты, и не допустить их
придти в себя после поражения; но Реншильд оскорбился: как сме-
23* 707
ют другие без его ведома вмешиваться в распоряжения, когда
король назначил его одного главнокомандующим. Прибежавши к Пи-
перу, Рёншильд, в присутствии короля, стал выговаривать
министру. Король остановил порыв своего фельдмаршала, но в угоду ему
тотчас послал приказание Крейцу оставить преследование русских
и занять лесное возвышение, находившееся на западной стороне, вне действия русских орудий.
Эта ошибка внезапно поправила дело русской армии, начинавшей уже расстраиваться. Кавалерия, порученная генералу Бо-
уэру, за раною командовавшего прежде генерала Рена, пришла в
порядок, а тем временем царь приказал Меншикову, командовавшему левым крылом русской армии, ударить на неприятеля с
десятью полками, составлявшими 10 000 воинов. Тут судьба всей
битвы повернулась иначе. Меншиков ударил на часть корпуса
Рооса, находившуюся под командою Шлиппенбаха, и нанес ему
такое поражение, что сам Шлиппенбах со всем своим штабом
был взят в плен. Генерал Роос обратился в бегство, но Меншиков
отправил за ним в погоню генерала Ренцеля: тот загнал Рооса до
шанцев, воздвигнутых шведами под самою Полтавою, и принудил
его сдаться в плен со всем отрядом.
Был девятый час утра. Между шведскими военачальниками
не было никакого ладу. Когда генералу Спарре был дан приказ
спешить на выручку Рооса, он, воротившись без успеха, говорил, что у Рооса достаточно войска, и если Роос с ним не сможет
оборониться, то пусть идет к черту. Левенгаупту король дал
приказание соединиться с Крейцем, но Реншильд, уже прежде не
ладивший с Левенгауптом, раздражился за то, что это делается
без его ведома, и начал браниться с Левенгауптом, а король
заперся в том, что сам дал Левенгаупту приказ. Отделы шведского
войска двигались с места на место, не зная сами, что делают.
Это заметил царь Петр, двинул на них все свое войско и принял
над ним сам верховное начальство.
Тогда наступило полное замешательство. Короля повезли в
носилках лошадьми; 12 драбантов и 24 гвардейца окружали его.
Карл велел вести себя в самый огонь битвы. Под его носилками
убита была лошадь; гвардейцы выпрягли из-под носилок
остальную лошадь и понесли носилки на руках. Но близ короля пало
трое драбантов, побиты были носильщики, и наконец самые
носилки раздроблены пулями. Тафельдекер Гутман кое-как связал
их уздами с павших лошадей. Пользуясь минутным перерывом
битвы, Карл выпил воды, приказал перевязать себе раненую ногу
и нести себя далее в разгар битвы, чтобы собственным примером
отваги возбуждать своих воинов. Генералы Левенгаупт, Спарре, Герд употребляли все усилия, чтобы привести в порядок войско, но все было напрасно. Вдруг под королем опять раздробило но-
708
силки, и он упал на землю. Солдаты, издали увидев эту сцену, думали, что король уже убит, и это увеличило смятение. Король, лежа на земле, думал еще как-нибудь остановить потерянных
воинов и кричал: <Шведы! шведы!..>, но его отчаянный крик терялся
в суматохе. Подбежал к королю Реншильд и, обращаясь во все
стороны, громко вопил: <Наша пехота пропала, - ребята, спасайте короля!> Затем сам Реншильд бросился в омут битвы и
тотчас был взят в плен.
Подобно кораблю, разбитому бурею, метался остаток разбитой
шведской армии, говорит шведский историк. Офицеры были
побиты или взяты в плен; солдаты без команды метались то в ту, то в другую сторону, сами не зная, что им нужно делать. Левен-
гаупт, увидя, что делается с королем, кричал: <Ради самого
Христа, не оставляйте короля в беде!> Кучка солдат подняла короля, к ним пристали конные. Драбант Брадке посадил короля на свою
лошадь. Положивши больную ногу на шею лошади, Карл отдался
другим спасать его от опасности быть убитым или полоненным.
<Что теперь делать?> - спрашивал он, встретивши Левенгаупта.
<Отступать к багажу>, - говорил Левенгаупт. Но отступление
было уже немыслимо. Происходило полное беспорядочное бегство
разбитого в пух и прах войска. Командиры кричали на
подчиненных: <Стой>, подчиненные кричали один к другому: <Стой!> -
и все бежали. Вдруг неприятельская нуля поразила лошадь, на
которую посадили Карла, и в это время настигали его русские; шведский король неизбежно попал бы в плен, но капрал Гиерта
поспешно дал ему свою лошадь. Не без труда Карл, при помощи
других, сел на нее и ускакал во всю прыть, всетаки каждую
минуту ожидая, что его или убьют выстрелом, или нагонят и
возьмут в плен. Капрал Гиерта, отдавши королю свою лошадь и
сам будучи ранен, дотащился под плетень, чтобы там умереть, но увидел его королевский конюх, который вел одну из
королевских лошадей, посадил на лошадь, и таким образом капрал Гиерта
догнал короля, скакавшего к тому месту, где находился обоз.
Если Карл в этот день показал редкий пример храбрости, отваги и неустрашимости, то не менее его доблестным оказался
и соперник его Петр. На нем была прострелена пулею шляпа, другая пуля попала в пуговицу на седле, на котором он сидел, третья ударила его в грудь, но наткнулась на длинный крест
(тельник), - и это спасло царя.
Граф Пипер, постоянно находившийся при своем государе, когда увидал, что все уже пропало, поворотил к обозу вслед за
Карлом. Пипера сопровождало несколько особ, и в числе их был
историк Карла XII, Нордберг, которого сочинение служило нам
в числе источников. Он описывает, что когда они, следуя за
бежавшим королем, переходили небольшую долину, заросшую ку-
709
старником, и уже выходили на ровное место, вдруг появились
калмыки и татары. Идти далее казалось невозможным, чтобы не
попасться в руки этим азиатским варварам, от которых европейцы
