Зачем мир воюет. Причины вражды и пути к примирению - Кристофер Блаттман
До 1933 года Веймарское правительство не предоставляло нацистской парии эфирное время на радио, Правительство занималось своей пропагандой и транслировало выгодные для себя новости. В результате немецкие города, охваченные зоной радиовещания, больше голосовали за Веймар, чем те, что не входили в эту зону. Как только Гитлер пришел к власти, он прибрал к рукам все радиовещание. С этого началась кампания индоктринации нацизма. «Радио и пресса в нашем распоряжении. Мы должны показать искусство пропаганды», – записал в своем дневнике гитлеровский министр пропаганды Йозеф Геббельс. Через пять недель, когда в Германии состоялись парламентские выборы, гитлеровская кампания принесла свои плоды. В городах, где принимали радиосигнал, за нацистов отдали на несколько процентов голосов больше, чем в тех, которые оставались вне зоны вещания. В последующие годы больше всего евреев в концлагеря выслали из регионов, более подверженных нацистской радиопропаганде. Разница была невелика: далеко не каждого немца Гитлер смог убедить принять его маниакальные взгляды. Но это был лишь один пропагандистский канал – микрокосм, состоящий из множества малых усилий и эффектов. В итоге правящая клика все же оказалась достаточно убедительной [30].
Аналогичная трагическая история произошла в Руанде в 1994 году, когда экстремисты из народа хуту уничтожили больше 70 % народа тутси, представлявшего национальное меньшинство. Это стало одним из самых страшных геноцидов в мировой истории. Чтобы он оказался возможным, популярная радиостанция выпускала передачи и координировала кампанию ненависти, призывая хуту присоединяться к побоищу. Как и в случае с гитлеровской Германией, в деревнях, где было доступно радиовещание, жертв среди тутси оказалось намного больше [31]. Не удивительно, что Геббельс назвал радио «лучшим инструментов воздействия на массы» [32].
Так страхи и гнев людей работают на цели предрасположенных к войне лидеров. Представьте местничество, к которому мы склонны, растопкой, а неподотчетного лидера – спичками. Вместе они могут вызвать пожар. Растопка при этом не просто лежит в стороне. Агрессивные намерения, в любой момент готовые воспламениться, зреют не в каждом обществе. Чтобы пожар начался, их нужно собрать, подготовить, сложить в кучу. Когда конфликт разгорается, наша склонность к отмщению, повышению статуса, агрессивность и антипатия легко могут оказаться инструментами, которые направят общество в топку крупной, кровопролитной и продолжительной войны.
Коварная территория
Зачем все это? Чтобы понять, как и почему действуют нематериальные стимулы, представьте воздушного аса типа Галланда, стремящегося уйти от огня противника. В свободном воздушном пространстве он может маневрировать, уходя из-под обстрела. Самолет может получить пробоины в крыльях и фюзеляже, но, вероятно, не будет поврежден смертельно. Случайные события типа грозы или шквалистого ветра осложняют ситуацию, но надежная машина вполне может с ними справиться.
Теперь представьте, что летчик оказался над коварной с точки зрения маневров территорией. Например, он пилотирует самолет в узком каньоне. Здесь гораздо сложнее уйти от обстрела. Повреждения самолета, которые в открытом пространстве не вызвали бы особой тревоги, теперь представляют для пилота опасность. Внезапный порыв ветра может бросить самолет в сторону на скалистую поверхность.
Такие обстоятельства, если переложить их на ситуацию конфликта, грозят сокращением диапазона переговоров. Они изменяют ландшафт, на который ориентируется общество. Тяга к славе, антипатия к врагу или идеологические мотивы бросают пилота вниз – в более опасную обстановку узкого каньона. Не отчитываясь ни перед кем, способный игнорировать опасности боя, пилот спускается все глубже. Это ограничивает пространство для маневра, оставляя лишь небольшой просвет, в который можно постараться пролететь. Однако самолет подвержен воздействию других сил, которые в нормальных условиях, вероятно, не привели бы к аварии.
Вот почему я уделяю особое внимание ситуациям, где жажда славы или местничество пересекаются с частными интересами элит, ориентированных на войну. В сочетании друг с другом эти условия дают гораздо более сильный эффект, чем по отдельности. Причины для войны накапливаются, взаимодействуют, умножая друг друга. С этой темой мы еще не раз столкнемся в книге, когда будем разбираться с корнями войны – в том числе с фактором неопределенности.
Глава 4
Неопределенность
Я ходил следом за Наполеоном Инглишем по чикагскому району Вест-Сайд. Он совершал свой ежедневный обход. Некоторые из его молодых коллег точно так же «патрулируют» социальные сети. Насилие сегодня нередко начинается с перебранки в интернете: онлайновый рикошет оскорблений и угроз может вылиться в реальную перестрелку [1]. Однако Нап предпочитает работать по старинке, пешком обходя кварталы Лондейла, останавливая машину на углах улиц или перед домами, чтобы поговорить с молодыми парнями.
Поначалу эти мелкие дилеры и завсегдатаи крылечек своих лачуг с подозрением относились к коренастому, разговорчивому пятидесятилетнему мужику с седой щетиной и такийей – вязаной шапочкой, свидетельствующей о его принадлежности к исламу. Однако со временем настойчивость и обаяние Напа берут свое: ему начинают доверять. Если кому-то из парней захочется узнать, что собой представляет этот старикан, Наполеон советует им спросить у своего отца или дяди, кто такой Пёс Нап.
Он охотно и откровенно рассказывает о своей юности. Это часть его социальной работы. Он стучится в самые опасные двери, вступает в самые яростные споры, утихомиривает противоборствующие стороны, пытаясь предотвратить череду перестрелок. Соответствующее прошлое придает Напу авторитет в его опасном миротворческом бизнесе.
Он вырос в «домах Генри Хорнера». Это государственный жилищный проект, расположенный недалеко от Лондейла. В 1950-е годы город построил комплекс 16-этажных кирпичных жилых зданий, чтобы справиться с наплывом бедных черных семей с американского Юга. Квартиры были маленькими, простенькими, с голыми серыми шлакоблочными стенами. При этом многие семьи считали этот проект большим шагом вперед по сравнению с их прошлыми трущобами.
Юный Нап был прирожденным предпринимателем. В 11 лет он начал ошиваться у ближайшего продуктового магазина. Через дорогу было много домов, в которых жили пожилые люди. Он предлагал им за несколько монет донести сумки до дома. Вскоре Нап стал заниматься уборкой квартир, менял шторы, сопровождал людей в магазины. «Я всегда был главным добытчиком в семье», – с нескрываемой гордостью вспоминал он.
Это был конец 1970-х годов. Дома Хорнера к этому моменту пришли в упадок. Сломанные лифты и перегоревшие лампочки никто не чинил. Потемневшие шлакоблочные стены покрылись граффити. В середине десятилетия банды из других частей города – Вайс Лорде, Блэк-Пи-Стоунз и Гангстер Дисайплс1 – начали «колонизировать» многоэтажки как свои территории. Для таких амбициозных подростков, как
