Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6450 ( № 7 2014)
Борьба во имя блага позволяет не только вмешиваться в международные дела суверенного государства (во имя человечества, свободы, демократии или прав человека), но также ограничивать свободы, открывать лагеря, в которых содержатся пленные, лишённые всякого юридического статуса, бомбардировать гражданское население, разрушать промышленную инфраструктуру, использовать пытки, напалм, белый фосфор, снаряды с обеднённым ураном, осколочные бомбы, противопехотные мины и т.д.
Во время публичной дискуссии, организованной на телеканале CBC в 1996 году, бывшего госсекретаря Мадлен Олбрайт спросили о необходимости введения в Ирак объединённых сил союзников, которое повлекло гибель 500 000 иракских детей («Указывалось, что в Ираке погибло полмиллиона детей. Это больше, чем в Хиросиме. Оправдана ли такая цена?»). Ответ Олбрайт был совершенно недвусмысленным: «Это был сложный выбор, но мы считаем, что да, цена была оправданной».
«Справедливая» война, как много раз отмечал Шмитт, неизбежно приводит к гражданской войне уже в силу того факта, что её можно вести без соблюдения форм jus in bello. Среди правил «войны по форме» основополагающим было различие гражданских и военных лиц, а также участников боевых действий и неучастников. Это различие автоматически стирается в справедливых войнах современного типа, когда приходят к выводу, что всё вражеское население виновно. Применение ковровых авиационных бомбардировок, отличающихся огромной разрушительной силой и в то же время анонимным и «неощутимым» характером действий самого бомбардира, – одно из логических следствий этого развития.
Нет никакого сомнения в том, что критика Карлом Шмиттом «справедливой войны» современного типа относится в первую очередь к США, поскольку подавляющее большинство войн, которые вела эта страна, были не регулярными войнами, «войнами-дуэлями», а войнами против врагов, считающихся преступниками, и их вели вплоть до полной капитуляции последних.
В XIX веке Герман Мелвилл в своём романе «Белый бушлат» заявил: «Мы, американцы, – в каком-то смысле избранный, привилегированный народ, Израиль нашего времени. Мы несём ковчег свобод всего мира. И в качестве будущего наследства Бог завещал нам обширные территории политических язычников. Весь остальной мир вскоре пойдёт по нашим стопам». Сенатор Альберт Дж. Беверидж скажет: «Не для тщетного и пустого обожания и самообожания тысячу лет приготовлял Бог англоязычные народы. Нет! Он сделал нас хозяевами и организаторами мира, дабы мы навели порядок там, где царствует хаос».
Это мировоззрение, восходящее к отцам-пилигримам и к мифу «Града на холме», сохранялось всегда. Можно было бы привести множество примеров его проявления. США, как новая Обетованная земля, считают свои ценности универсальными и, полагая, что на них возложена божественная миссия, пытаются – от чистого сердца – навязать их всему остальному миру.
Благодаря событиям 11 сентября 2001 года миф об Америке как «избранной нации», обязанной утверждать Добро по всему миру, нации, против которой силам Зла никак не устоять, поскольку родилась она под присмотром самого Провидения, был снова поднят на щит.
Это мировоззрение закрепляется уверенностью в том, что Америка – носитель всего самого лучшего в политических и социальных подходах: «Американцы не должны отрицать то, что из всех наций мира именно их – самая справедливая, лучший образец для будущего». «Если США представляют богоизбранный народ, – отмечает Кеннет М. Колман, – тогда практически невозможно представить ситуацию, в которой интересы человечества не совпадали бы напрямую с интересами Соединённых Штатов». «Существует система ценностей, от которых нельзя отступать, и это именно те ценности, которые мы отстаиваем. И если эти ценности достаточно хороши для нашего народа, столь же хороши они должны быть и для других», – ещё недавно можно было прочитать в Washington Post.
Часто подчёркивалось, что большое число американцев обычно смешивают США с миром – который, как предполагается, может стать понятным только после достаточной американизации. Исторически универсализм всегда способствовал экспансионизму и колониализму. Колониальные завоевания официально мотивировались желанием распространить в мире принципы «цивилизации» и «прогресса», причём и то, и другое отождествлялось с определённой культурой, которая выдавала себя за «универсальную». Ценности или стремления, свойственные определённой державе, отождествлялись таким образом с нравственными законами, управлявшими якобы всей вселенной: частный национальный интерес обобщался, становясь, в теории, интересом всего человечества.
Из этого мировоззрения следовало, что колонизированным колонизация на благо, а интерес тех, над кем господствуют, именно в том, чтобы над ними господствовали. При подобном подходе любой отказ от образца, считающегося лучшим из возможных, вполне естественно истолковывается как проявление глупости или порочной враждебности. И эта интерпретация сразу же приводит к распре: «Поскольку идеология добродетельной империи предполагает не только общемировое господство Америки, но и переплавку всего мира по своему образцу, – пишет Рин, – она оказывается рецептом конфликта и вечной войны».
Как раз в той мере, в какой США ощущают, что им угрожает всё от них отличное, они, по существу, стремятся к миру без врагов, без угроз, а такой мир неизбежно приравнивается к гомогенному миру. Они считают, что не могут быть по-настоящему в безопасности, пока не будет устранено всё, что от них явно отличается, то есть пока мир не будет полностью американизирован. Невозможно иначе объяснить их односторонность или тем более интервенционизм.
США решили, видимо, снять с себя обязательство соблюдать международные нормы и освободиться от правил, которые они пытаются применить к другим, в том числе и силой. Таким образом, они ставят себя в положение исключительной страны , то есть страны, которая в силу своей собственной природы обладает свободой, позволяющей не ограничивать свои действия какими-либо правовыми принципами, которые, однако, по её мнению, должны соблюдаться всеми остальными. Нет никакого сомнения, что с точки зрения США приспосабливаться должен весь остальной мир, но не они.
Полагая, как мы только что отмечали, что их граждан не могут судить никакие инстанции международного уголовного права, США в то же время утверждают, что выходцев из других стран, напротив, можно судить по американским законам.
Как мы уже указали, США без всяких колебаний указывают, кто их враг. Своего врага они определяют с решимостью и энергией, которые контрастируют с мягкотелостью и нерешительностью, столь часто проявляемыми европейцами. Враг Америки – не фактический противник, который при случае мог бы превратиться в союзника. Он смешивается с самим Злом.
В своей речи от 3 августа 1983 года Рональд Рейган уже называл СССР и страны Восточного блока «империей зла» (evil empire) . Потом советская система уступила место «глобальному терроризму», а также «государствам-хулиганам» (rogue States), если пользоваться выражением, придуманным Мадлен Олбрайт в 1994 году, но, в общем, врага постоянно разоблачают в одних и тех же выражениях. На следующий день после терактов 11 сентября Джордж Буш тут же решил представить войну с терроризмом как «борьбу Добра со Злом». Третьей стороны нет, нет позиции возможного нейтралитета. «Либо вы с нами, либо вы с террористами» – вот как заявит Джордж Буш, обращаясь к Конгрессу 20 сентября 2001 года.
Новая американская стратегия была официально объявлена в докладе, опубликованном в сентябре 2002 года. В нём уже на первых страницах утверждается, что США больше не допустят того, чтобы их враги могли нанести удар первыми: «В соответствии со здравым смыслом и правилами самообороны Америка будет реагировать на возникающие угрозы ещё до того, как они полностью осуществятся». Оправдание этой новой доктрины опирается на явно двусмысленное понятие «неминуемой угрозы». «Мы должны применить понятие неминуемой угрозы к способностям и целям наших сегодняшних противников», – читаем мы всё в том же документе. Таким образом, правилом становится атака из предосторожности, противопоставляемая любой реактивной или попросту оборонительной стратегии. Теперь уже не надо ждать, пока угроза будет выполнена, её нужно предупредить или предвосхитить, нанеся удар первыми.
Уточняется, что суверенитет стран, которые представляют «угрозу», соблюдаться не будет. «Проблемные страны» (problem States) определяются в качестве стран, «враждебных американским принципам». Снова утверждается принцип превентивной войны против «организаций и государств, враждебных свободе, демократии и иным американским интересам»: «Неприемлемо позволять нашим противникам наносить первый удар. Соединённые Штаты должны отвечать на наиболее опасные угрозы, упреждая их и обезвреживая на расстоянии, не позволяя им осуществиться». Наконец, кибернетическое пространство определяется в качестве «нового театра боевых действий».
