Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6293 ( № 38 2010)
Каждая экспозиция, несмотря на высокий уровень представленного, если можно так выразиться, по-своему несколько ущербна. На выставку «Фантазии Лабаса», как кажется, следует приходить людям, уже знакомым с творчеством художника. Она, скорее, для знатоков и специалистов, смакующих даже нереализованные замыслы. Здесь представлена некая творческая лаборатория художника – его фантастические идеи и заготовки для будущих картин. «Остовец» Лабас был всю жизнь горячим адептом технических дерзаний своего века (которым он, кстати, очень гордился). И тут перед нами в карандашном и акварельном вариантах всплывают головокружительные предчувствия будущего: фантастические существа с других планет (серия «Жители отдалённой планеты»), какие-то рогатые морские чудовища (серия «Фантазии. Наброски»), странные человекоподобные фигуры (серия «Странные существа») и прочие видения не столько технизированного сознания, сколько сознания романтико-поэтического. Будущее прозревается сквозь призму вполне человеческих представлений о красоте и безобразии, смешном и ужасном, о порыве и движении. У Лабаса, кстати, есть и вполне законченные работы этого рода.
Столь же эскизны представленные на выставке абстрактные композиции, к которым художник обращался на протяжении всей жизни. Лабас был знатоком теории цвета, преподавал эту дисциплину студентам во Вхутемасе. Но видишь, что и тут у него нет чего-то раз и навсегда найденного. Цветовые экзерсисы легки и импровизационны. Собственно лабасовское в них, пожалуй, в отсутствии тёмных и мрачных тонов: художник всю жизнь старался уйти от необоримой жизненной тяжести в сферы лёгкого, светлого и гармоничного. Он сознательно «высветлял» свой мир, и этот «светлый» Лабас предстаёт в одном из трёх залов – более привычными, как бы бытовыми акварелями. Но житейская подоплёка тут обманчива. Даже не так. Она важна, но художник одухотворяет и «осветляет» (во всех смыслах) городские будни, представляя жизнь Москвы 60–70-х годов динамичной, воздушной, радостной…
От этого как бы бытового, а на самом деле романтически окрылённого Лабаса прямой путь к экспозиции в галерее «Проун», представляющей собой некое воспоминание о триумфально прошедшей первой персональной выставке 76-летнего художника на Кузнецком Мосту. Выставка богата экспонатами – более 60 работ – графика, живопись, фотографии, макеты…
Она-то чем «ущербна»? Перед нами то тут, то там появляются авторские макеты «стенок» с малюсенькими акварельными набросками картин и акварелей. Художник тщательно продумал, где и что должно висеть. Честно говоря, очень бы хотелось увидеть его целостный замысел, некогда воплощённый на выставке 1976 года. Но нас угощают лишь «воспоминанием» о ней, где не хватает многих замечательных работ. Однако и эта отрывочная экспозиция необыкновенно хороша, продуманна, структурирована по темам и сериям.
Жизнь художника предстаёт в единстве с жизнью страны, её кульминационных точек. «Тишайший» Лабас запечатлевает катаклизмы революции и Гражданской войны (серия «Октябрь», где у него все с ружьями и все стреляют), мирную жизнь с поездками по стране (акварели серий Крым–Одесса–Батум), начало новой войны (потрясающие своей просто феерической красотой натурные акварели Москвы 1941 года), эвакуацию в Ташкент, где он снова и снова рисует сценки быта, узбеков, узкие улочки, а ещё есть портреты близких друзей, жены. И волевые лица капитанов, взирающих вдаль…
Понимаешь, что пережить свою жизнь художник мог только с карандашом или кистью в руке. Там, где другие замолкали (например, его современник и друг Александр Тышлер), Лабас продолжал рисовать, изображая ночные налёты на Москву или соседей по вагону, увозящему их в далёкую Среднюю Азию. И это ему помогало не только выжить, но и жить, сохраняя поэтический «отлёт». Сам он так писал про бомбардировки: «Мы, мужчины, поднимаемся на крышу. Я отвечаю за угол дома, рядом со мной Пётр Васильевич Митурич. Спицами прожекторы освещают небо, перекрещиваются – фантастическое зрелище…» Так вот откуда эта красота! Но какое самообладание и мужество! То, что во все эти небольшие акварели вложена «жизненная», душевная начинка, понимаешь, разглядывая и пленительные пейзажи, и экспрессивные и мягкие портреты жены – Леони Беновны, немецкой еврейки, спасшейся в России от Гитлера, найденной не сразу (это был третий брак художника), но уже навсегда.
В каталоге выставки приводятся воспоминания племянницы Ольги Лабас, описывающие, как оба супруга, уже пожилые, пришли на эту столь запоздавшую выставку: «В дверях они задержались. Повернулись друг к другу лицом. Взялись за руки, крепко, медленно поцеловали друг друга в губы. Это не был дежурный, традиционный или дружеский поцелуй, это был поцелуй Мужчины и Женщины…»
Лабас, встретивший свою Леони в Крыму в середине 30-х, испытал такой взрыв счастья, что отголоски этого состояния будут ощущаться во многих его последующих работах. В особенности, как мне кажется, в чудесных морских акварелях Рижского взморья, а Рига была городом его отрочества. Три из них представлены на выставке (серия «Дзинтари», 1977).
Море, песок, крошечные фигурки людей на пляже…
Не изучишь по книге и не преподашь студентам, изучающим теорию цвета, эту сияющую желтизну и прозрачность воздуха, песка, воды. Её можно уловить лишь в состоянии озарения и счастья. Бесконечно длящегося мгновения полноты бытия.
Один из критиков на открытии выставки на Петровке сказал, что самыми лучшими считает работы раннего Лабаса, где остро схвачено само движение времени. Мне же близок Лабас, в какой-то момент уловивший «остановившееся» бесконечное время человеческих эмоций, не подвластное войнам, насилию и разрушению.
Две прекрасные выставки заставили нас вспомнить о Лабасе, теперь бы нам о нём не забыть!
Вера ЧАЙКОВСКАЯ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Виртуоз Найджел Кеннеди
Искусство
Виртуоз Найджел Кеннеди
Виртуоз Найджел Кеннеди выступит в Доме музыки
Вряд ли кто рискнёт назвать феноменального британского скрипача Найджела Кеннеди джазовым музыкантом в традиционном смысле этого слова. Но и академические музыкальные круги не торопятся признавать его в полной мере «своим», шокированные эпатирующими интерпретациями классики. А так всё благостно начиналось! Сын виолончелиста и пианистки, Кеннеди в возрасте 10 лет попал на прослушивание к легендарному Иегуди Менухину, его игра так понравилась мэтру, что тот взялся оплачивать обучение своего протеже.
Окончив школу, юный талант перебрался в США, где продолжил обучение в Джульярдской школе музыки. Тут-то всё и случилось. Дебютная запись Скрипичного концерта Элгара в 1984 году была удачной, но ошеломляющий успех получил другой проект – диск со скандально известной версией «Времён года» Вивальди, который разошёлся тиражом более двух миллионов экземпляров и попал в Книгу рекордов Гиннесса как самая коммерчески выгодная запись классики. В 2005-м появился первый «правильный» джазовый альбом Кеннеди, который, впрочем, не покидает поле академической музыки, отдавая дань и своему увлечению хард-роком. У него множество почётных наград, в том числе за выдающийся вклад в развитие британской музыки.
23–24 октября, Светлановский зал Дома музыки
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Уголёк, пылающий огнём
Киномеханика
Уголёк, пылающий огнём
СОБЫТИЕ
«Кочегар» Алексея Балабанова встал на вахту памяти по 90-м. Ударную
Иной раз кажется, что наши современные режиссёры вовсе не прочь друг у друга сюжет, тему или хотя бы основную идею подтибрить. Потом, по зрелому размышлению, начинаешь соображать: да нет, вероятно, это они просто как думающие (по определению) и улавливающие известные флюиды, принимаются дружно соображать в едином направлении.
То вдруг практически все скопом берутся изобличать извечные, непреходящие свинцовые мерзости русской провинциальной жизни (и Балабанов с его непревзойдённым по степени обличительства, а также ряду других параметров «Грузом 200», фильмом великим и ужасным, здесь в авангарде, на острие удара).
То, как пару лет назад, начнут, словно бы по команде, снимать ленты про представителей самой гуманной профессии – врачей, волею судеб и сценаристов заброшенных в человеческое, то бишь бесчеловечное, «дикое поле» (и Балабанов с «Морфием», хотя бы и с классической иглы впрыскиваемым, тут как тут).
