Журнал Русская жизнь - Потребление (январь 2008)
Не хотела перегружать свой текст цитированием второго пункта «миссии», но, пожалуй, не удержусь: «максимальное использование потенциала русского языка как инструмента межкультурного взаимодействия, как средства познания и преобразования русскоязычного мира и человека в нем».
Эк куда их метнуло! Преобразование человека - не более не менее. Такой замах комментировать не приходится. Вообще же там, где собираются «задействовать ресурсы» родного языка - там живым уже не пахнет, несет совсем другим.
К языку сегодня разные близкие к власти (лучше сказать - к властям) структуры России относятся как к дышлу - поворачивают туда, куда сами в данный момент политически нацелены. Одна из «задач» (старайтесь не спутать с «миссией», о которой - ранее) Центра русского языка так и сформулирована: «координация усилий заинтересованных лиц и организаций в повышении статуса русского языка как инструмента культурной и образовательной политики России». Язык, как видим, - инструмент политики. Но дело-то в том, что язык такого чисто-конкретно-инструментального обращения с собой не любит. Вообще ежится, когда его статус берутся повышать.
Почему я, собственно, уцепилась за этот еще недавно мне совершенно неизвестный Центр? Да лишь потому, что это и есть, кажется, все, что сконструировано сегодня «по линии», выражаясь советским слогом, русского языка. Центр хочет осуществлять некую языковую политику (главным образом государственную). А все идущее «сверху» отношение к русскому языку и к политике насчет него сегодня исчерпывается, в сущности, капризным возгласом: «Почему это наш язык нынче за рубежом мало изучают?» На изменение вот этого задевающего самолюбие положения готовы бросить силы и средства (последние, разумеется, никакого заметного эффекта не дают и дать не могут - в силу ряда причин).
Никто не задается вопросом: а ЧТО, собственно, они (те, что там, за бугром) должны изучать? Стоит ли запрягать телегу впереди лошади? Не уместней ли сначала перевести взгляд, зорко вперившийся из-под ладони в далекие, вновь враждебные зарубежные пространства, на жизнь языка внутри российских рубежей?
Вот этим я, собственно, и занялась, начав со школьников и студентов.
III.
Посмотреть, повторю, золотую осень на Алтае не удалось - судьба распорядилась моим временем иначе: либералы настойчиво попросили меня войти в первую тройку их кандидатов в Думу. Никогда ни минуты не думая заниматься политикой, в ту осень я посчитала возможным это сделать и о своем решении нимало не сожалею. Мои новые сотоварищи поддержали, кстати, и мой замысел насчет языка.
Прилетев в Барнаул 1 ноября в 6.30 утра, в 8 с небольшим я уже входила в одну из барнаульских школ. Об этом позаботился встречавший меня давний младший сотоварищ по так называемым общественным делам - «афганец» Андрей Мосин, когда-то - командир отделения разведроты десантного полка, издавна - лидер военных ветеранов Алтайского края и Республики Алтай, а с позапрошлой осени - председатель межрегиональной общественной организации ВИНТ, каковую мы с ним учредили, едучи на машине позапрошлой уже осенью в течение месяца из Владивостока в Москву, останавливаясь и встречаясь со взрослыми и школьниками в 16 городах и еще в нескольких городках и селах. Но эта поездка - песня особая. А важно то, что никакой профессор в жизни бы не додумался до такой организации, до какой додумался бывший разведчик (не контр- и не из внешней разведки, а - боевой).
- Давайте, М. О., - мечтательно сказал Андрей Мосин, - учредим такую организацию: ветераны срочной службы плюс интеллигенция?
Ну, а необходимое сокращенное название - «ВИНТ» - придумала я. Три недели думала. Горжусь, не знаю как. Прошлой весной нашу организацию зарегистрировали.
Итак, в школе все уже было договорено. К чести директора, она, в канун начинающейся уже предвыборной кампании, не побоялась моей принадлежности к федеральной тройке партии, дружно поносимой во всех СМИ, удовлетворилась тем, что конкурс проводит организация «ВИНТ», в лице моем и Андрея Мосина. Видно, ей очень хотелось принести пользу своим детям, да и учителям, и это было сильней опасений за свой, так сказать, покой.
Я объявила заранее - сообщила еще из Москвы, - что конкурс рассчитан на учащихся 9-11-х классов. Но - приглашаю к участию в нем любого пятиклассника, шестиклассника и так далее, который более или менее уверен в своей подготовке и захочет испытать свои силы. (Таких рисковых, к моему большому удовольствию, в каждом регионе набиралось немало).
Школьников уже рассадили в пяти, по-моему, классных комнатах, по одному за столом: я предупредила, что отвечать будут письменно и довольно долго - час пятнадцать, на коленке писать не получится.
Пояснила перед раздачей листов с вопросами (их же они сдавали с ответами): «Все со столов убирайте, никуда заглядывать вам не понадобится, никаких правил вспоминать не придется. Вы будете заглядывать только в свою голову - а правильно ли это сказано по-русски? Я даже не буду обращать внимания на ваши ошибки; вернее, обращать-то обращу, не умею не замечать неграмотность, но на оценку вашей работы это не повлияет».
Какая радость засияла в устремленных на меня глазах!
IV.
Первый раздел я составляла из карточек, на которые лет 15-20 заносила то, что назвала когда-то «депутатским языком».
Все помнят момент, когда политики заговорили с телеэкрана без бумажки. Трудно поверить, но депутатами тогда были Андрей Дмитриевич Сахаров, Сергей Сергеевич Аверинцев, Вячеслав Всеволодович Иванов и много других высокообразованных или даже просто образованных, но прекрасно владеющих русской речью людей, как владел ею Василий Илларионович Селюнин, член фракции «Выбор России» в первой нашей Думе 1993 года. Но были и совсем-совсем другие, постепенно вытеснившие этих, высоколобых, и заполнившие все думские, так сказать, скамейки. Вот они-то, настырно повторяя с экрана «самый оптимальный», «наиболее оптимальный», переучили постепенно всю страну, и теперь - прислушайтесь - все уже так говорят.
Вот я и давала в первом же разделе материалов конкурса эти в разные годы зафиксированные мною выражения из серии «нарочно не придумаешь» с заданием такого рода: «Если вы найдете в этих фразах известных российских политических деятелей конца ХХ - начала ХХI века (депутатов, членов правительства и т. п.), а также передающих их речь тележурналистов ошибки - дайте свой, правильный вариант».
«Теперь нам нужно определиться вот о чем; Сталин олицетворил себя с социализмом; это будет то общество, которое достойно нашему строю; наиболее оптимальным образом». И так далее, 13 таких примеров.
А в следующем разделе давались появившиеся за те же 10-15 лет в нашей речи иноязычные слова, и надо было их «перевести на русский» (если это возможно без ущерба для смысла) и ответить еще на некоторые вопросы. И один из ста с лишком барнаульских школьников, одиннадцатиклассник, написал, что харизма - это «забойность».
Обо всем, что открылось, - впоследствии.
* ОБРАЗЫ *
Захар Прилепин
Мещанство приятное и последовательное
О внутренней канарейке
Лелею свое тихое мещанство.
Какое замечательное занятие: заявиться огромной семьей, с детьми, путающимися под ногами, в многоэтажный центр, где торгуют всем на свете. И бродить там, закупая нужное и ненужное, восклицать, целоваться, тратить, не считая, глупые и легкие деньги.
Вывалиться потом на улицу, пересчитывая детей, пакеты, свертки и коробки, усесться в большую машину, включить в ней разом печку и музыку и двинуть, спустя три минуты, домой, пока ближние твои, не в силах сдержаться, вскрывают подарки, чтоб смотреть на них восхищенно и касаться их трепетно.
А у дома нас ждет собака, и лает она так, что дрожат стекла, и пасть ее жарка и розова. Собаке радостно, она умеет смеяться, она смеется нашему приходу, и дети мои летят кувырком через нее.
В моем доме тяжелые замки. В моем доме красивые двери. В моем доме пышные кресла, к тому же на них можно качаться. В моем доме пять тысяч книг. Люстра. Бар. Я больше не бегаю за бутылкой вина и за банкой пива в ближайший ларек, у меня все есть, и поэтому я прекрасно надираюсь каждый вечер, разнообразно смешивая всевозможные напитки и безуспешно пытаясь немного напоить жену.
Но сегодня мы еще посетим кафе, мы просто обожаем посещать кафе.
Я люблю это очарованное затишье всего семейства, которое вглядывается в кипу разнообразных (взрослое, детское, винное) меню, принесенных услужливой официанткой к нам на стол. И лишь младшая дочка, не умеющая читать, сползает со стула и топ-топ, уходит к аквариуму смотреть рыбок, о чем, собственно, и сообщает: «Ыбок мотеть, - и, после паузы. - Пойду, - и еще после паузы, - Ыбок». Понял, понял, иди.
