Журнал Русская жизнь - Дача (июнь 2007)
- Эра Григорьевна, а почему вы считаете, что дачи не покупаются? Еще как покупаются и продаются, и не лучше ли так? Не спокойнее ли?
- Нет, - отвечает Эра Григорьевна,- дачи до сих пор только даются. Вот поглядите на моих съемщиков - очень возможно, что они захотят мой участок купить. И, возможно, деньги у них будут. Но это не они покупают. Это им дают ее купить. Им платят сумасшедшие деньги за бессмысленную работу только потому, что они полезны. Полезны государству. А государство будет им благодарно. Знаешь чего они делают? Они рекламщики, майонезу, пиву и телефонам креатив придумывают.
И рассказала прекрасную историю. Прошлым летом Маша и Олег ее предупредили: вы уж извините, дорогая хозяйка, но нам всю ночь не спать. У нас мозговая атака. Приехали коллеги на удивительных машинах, вынесены были под сиреневые кусты все столы из двух домов. Ноутбуки светились в ночи зелеными огнями, пылали холодным синим пламенем. Труженики спорили до утра, азартно, как молодые физики из романов молодых Стругацких, как будто уже наступили времена, когда «работать стало интереснее, чем отдыхать». Новые люди, всю ночь пили морковный сок.
А наутро, размаянные, бледные, сказали Эре Григорьевне: «Мы нашли! Мы придумали слоган!» Я, конечно, его забыла. Ну, что-то вроде «А еще он с крышечкой!» или «Они уже делают бум-бум. А вы?»
Мне между тем интересно, а что молодым и новым нужно от «стародачного» места? Какую, действительно, философию дачной жизни они хотели бы эксплуатировать? Веранда, поэзия, покой? Ох, вряд ли.
Что нужно нашей Молодой Семье - дорожающая дачная земля, время, проведенное за городом, атмосфера, витающая над участком?
- Я за чужую ностальгию платить не собираюсь, - говорит красавец Олег. - Мне нужно только, чтобы было чисто, светло и ребенок рос за городом. Здесь нас почти все устраивает. Только вот направление немодное.
- Олег, - спросила я, - а почему вам так важно направление? Ну, восточное, не Рублевка, конечно. Магазины так себе, зато цены божеские. Но ведь дача - личное пространство. Закроешь калитку, вокруг чисто, светло, все устраивает. Так не все ли равно, какое там, за соснами, направление?
- Нет, не все равно, - ответил Олег. - Не могу пока даже себе толком объяснить - почему. Это на уровне ощущений. Закрываю калитку и чувствую себя в западне. Дверь закрыта, и ничего нового уже не случится. Так же бывает, когда зайдешь поужинать в немодное кафе. Точно знаешь, что за свои деньги получишь только еду, которую заказал, и того собеседника, с которым пришел. Не откроется дверь, не зайдут на огонек «свои», не расскажут чего-нибудь новенького, не случится интересный скандал. На нужных направлениях и в модных местах информация в воздухе носится. Кстати, насчет цен в местных магазинах. Здесь они как раз человеческие, это на Рублевке божеские. Креатив?
Как не креатив. Он, родименький. Кстати, феномен престижного направления мучает не только Олега. Популярный урбанист Козицкий смотрит на ту же тему с географической точки зрения. «Многие считают, что элитные направления образуются спонтанно, - пишет он. - Несколько знаменитых поселков, стоящих близко друг от друга, группа известных людей, поселившихся в одном месте, притяжение богатства и известности, новые богачи, стремящиеся пристроиться поближе, - и вот уже готова дорога счастья. Нет, дело не в этом. И не в том, что на востоке во многих городах концентрируются рабочие районы, а на западе - элегантные, и поэтому элегантное направление как бы начинает свое течение от западной части города».
Самые лучшие дачи, по Козицкому, строятся вдоль дороги мечты, дороги - «коммуникационной трубы». В провинциальных городах в подавляющем большинстве случаев местные рублевки располагаются вдоль трассы, идущей от Москвы и к Москве. Ну, а в столице - вдоль пути в Европу. Древнее отношение к дороге как источнику информации. «Я, например, - пишет Козицкий, - физически не могу жить возле «глухой» дороги, как физически не могу работать за компьютером, который не подключен к интернету. Компьютер кажется мне мертвым, страшным. Он не привязан к информационному потоку! Так же и дорога. Селиться возле уходящей в дебри страны дороги - не значит ли лишать себя волнения, ожидания новых людей и новых идей?»
Значит, не только Олегу тесно и страшно в непрестижном месте. Значит, и эти идеи носятся в воздухе.
- Олег, Маша, - спрашиваю я, - а имеется у вас идеал дачной жизни? Я уже поняла, где вы хотели бы иметь дачу. А как хотели бы на ней жить?
- Гостей принимать, - отвечает мне Маша (высокая, бледная, уверенная в себе Маша; исключительный, по слухам, работник), - как можно больше гостей.
- И чтобы гости близко жили, - не унимается Олег, - ведь с чего начинались дачи? С возможности летом продолжать зимнюю светскую жизнь. А в словаре какое значение имеет это слово?
- В словаре, - радуюсь я возможности показать осведомленность такой элегантной паре, - вот какое значение: «земельный надел, приписанный к предприятию, заводу; прилагаемый к иному крупному владению».
- Ну, правильно, - радуется Олег. - Вот у нас в городе есть крупное владение: работа, друзья, жизнь. И дача должна прилагаться к этому владению, продолжать его. А у нас получается: зимой одна жизнь, летом - другая. Мне говорят: стародачное место, вокруг новые дорогие дома, интеллигенты, иди с кем-нибудь познакомься. А я не хочу с кем-нибудь. Я хочу своих интеллигентов, а это чужие. Они другого поколения, не в мейнстриме работают, читают или любят не совсем то, что мы! Я хочу общаться с людьми своего круга, а это будет насильственный ближний круг. Нет, пожалуй, на даче действительно нужно вырасти, чтобы любить в ней все. Или уж тогда покупать дачу своей мечты - в нужном месте, с друзьями вместе.
Тут Маша и Олег переглядываются. Они смотрят друг другу в глаза без улыбок, очень серьезно. Наблюдателю неловко - ведь понятно, что происходит. «Ну что, выдюжишь? - беззвучно спрашивают супруги друг у друга. - Получится у тебя? Тот ли ты все-таки человек, чтобы с тобой замахиваться на самое святое, на дачу мечты? Учти, трудно будет!» И наконец улыбаются - все будет хорошо, у нас получится!
Улыбаются, и летний день, застывший было во взволнованном ожидании, вновь начинает крутиться. Няня вынимает из бассейна Филиппка в бриллиантовых брызгах, Даша выводит из дома блистающий велосипед, Маргарита Михайловна встает с крыльца, Эра Григорьевна машет мне рукой на дорожку. Пора и честь знать!
Щелкает калитка - и нет больше дороги на прекрасную, сиреневую, никем почти не любимую дачу. А когда полюбит ее Филиппок, она у него отнимется.
Ирина Лукьянова
Острый Крым
Творческий отпуск на берегах Тавриды
Однажды Шаляпин захотел купить скалу. Хармсовское начало, но так и было. Он приехал в Cуук-Cу, что под Гурзуфом, - тогда там был санаторий, основанный инженером Березиным. Березин в начале века женился на совсем молодой девушке из простых Ольге Соловьевой, а потом умер, и она оказалась владелицей преуспевающего курорта. К ней зачастили художники, поэты, артисты, тем более что в Гурзуфе на даче Коровина собиралось столь же яркое артистическое общество. Интеллигенция, в особенности творческая, предпочитала Крым Кавказу - почему, попробуем разобраться ниже.
И вот, значит, приехал Шаляпин с дочерью и захотел купить скалу - огромную, с Пушкинским гротом, куда Пушкин якобы любил заплывать в бытность свою в Гурзуфе, в домике Раевских. «Я здесь построю замок искусств, - сказал Шаляпин, - и у вас будут петь лучшие молодые артисты Европы. Будем здесь бесплатно обучать талантливую молодежь. Эк звучит-то!». И спел «Ноченьку».
Соловьева сказала, что скала не продается. Вообще ничего нельзя покупать в ее владениях, потому что ей ничего не принадлежит. Вот подарить она может, а продать - ни за что. Шаляпин возмутился, сказал, что таких огромных подарков не берет, а вот купить - пожалуйста, деньги есть. Поспорили и ни к чему не пришли. В конце концов, Соловьева сдалась: давайте рубль, сказала она, и скала ваша.
Так Шаляпин ее купил, отметив покупку ночной рыбалкой у Аюдага. Всю ночь он пел под крымскими звездами, под аккомпанемент волн, и Соловьева плакала от счастья. Там же пел молодой итальянский тенор Карло Феретти, парень без образования, из рабочих, приехавший в Крым на первые свои гастроли. В Артеке вам непременно покажут место того пикника - на мысу Аюдага, у курносой медвежьей морды. Дело было в шестнадцатом году, и построить свой замок искусств Федор Иванович так и не успел, разве что скала получила название Шаляпинской.
Я пересказал эту историю в артековском варианте, у дочери Шаляпина все изложено точней, но легенда на то и легенда, чтобы обрастать подробностями. Мне ее рассказали тоже под звездами, под сильным ветром, прямо на скале, куда мы залезли ночью в обход всех установлений, перевалившись через невысокую ограду, отделяющую пионеров от нежелательных приключений. Вожатые отвели меня на Шаляпинку. При Соловьевой там успели выдолбить удобные ступеньки, чтобы Шаляпин мог взойти на вершину и спеть оттуда. И тогда я понял истинное предназначение Крыма - там, на этой самой скале: он должен, конечно, быть меккой для художников всего мира. И, по крайней мере, три таких проекта там уже функционировали: упомянутая дача Коровина, неосуществившаяся - но спланированная - академия Шаляпина и знаменитый волошинский Коктебель. Плюс смены в Артеке - для творческих детей. Плюс севастопольский детский фестиваль искусств «Золотая рыбка». Плюс немереное количество домов творчества вокруг Ялты и санаторий «Актер» в Гурзуфе. Пусть Крым служит обителью художников, ибо местное раздолбайство, весьма умеренный комфорт, скромные цены и вполне дикая до сих пор природа делают его идеальным местом для сочинительства, живописи и театрального хэппенинга. Не знаю, нужно ли для этого предпринять какие-то усилия на государственном уровне или художники и так сюда поедут, - но поверьте, лучшего места они себе не найдут. А больше тут ничто не приживется.
