Джон Браун - Семь элементов, которые изменили мир

«Численность населения настолько превосходит возможность Земли производить продукты питания, что преждевременная гибель должна в той или иной форме настигнуть человеческую расу… Гигантский неизбежный голод подкрадывается незаметно, и одним могучим ударом он приведет численность населения в соответствие с запасами продовольствия в мире» [101]. Томас Мальтус, написавший эти слова в 1798 г., предсказывал будущие голод, болезни и войны. Он смотрел на эти несчастья как на необходимые и естественные реакции на экспоненциальный рост населения, опережавший линейный рост запасов продовольствия. Он верил, что эти реакции ограничат численность населения возможностями производства продуктов питания – то есть человечество попадет в так называемую мальтузианскую ловушку. Но Мальтус не сумел предвидеть промышленной революции.

Мальтус был одним из первых в длинной череде известных прогнозистов, которые предсказывали гибель человечеству, но ошибались, потому что не могли понять способность технологических инноваций изменять мир.

В 1972 г. международный «мозговой центр», Римский клуб, опубликовал доклад под символическим названием «Пределы роста» [102]. Не предполагая никаких технологических или политических изменений, он рассматривал опасность быстрого роста населения в мире с ограниченными ресурсами и прогнозировал, помимо прочего, серьезный дефицит продовольствия к началу нынешнего тысячелетия. Этот своего рода «Мальтус наших дней» не сумел предвидеть последствий Зеленой революции, позволившей удвоить производство пшеницы за последние сорок лет [103]. Сегодня потребление продуктов питания на душу населения на 20 % выше, чем в 1972 г. Марион Кинг Хабберт и другие нефтяные пессимисты, включая членов Римского клуба, так же до сих пор делали неверные прогнозы. Когда спрос превышает известный уровень предложения, цены растут, и появляются технологии для освоения новых или более полного использования существующих запасов нефти. В 1980 г. разведанные запасы нефти оценивались в 650 000 000 000 баррелей. С того времени было добыто более 700 000 000 000 баррелей, и сейчас запасы оцениваются минимум в 1 500 000 000 000 баррелей.

Мировых пессимистов и предсказателей конца света одолевает страх перед глобальным изменением климата. Они, в духе Мальтуса, предрекают голод, болезни и мировые войны. Есть ли основания верить им, раз в прошлом они столько раз оказывались неправы? Есть лишь две причины чуть больше доверять новому поколению пессимистов – это наличие убедительных научных доказательств антропогенного влияния на изменение климата и видимая неспособность человечества взяться за решение этой проблемы. Среди ученых сложилось единодушное мнение, что деятельность человека приводит к повышению температуры на планете, а это может иметь самые серьезные последствия для всех людей и окружающей среды [104]. Потребление энергии и эмиссия парниковых газов продолжают расти, а перспективы глобального соглашения о контроле над ними туманны. Мы оказываемся биологически неспособны сотрудничать друг с другом для противостояния реальной угрозе.

Впервые я осознал реальную опасность изменения климата в 1992 г. на Саммите Земли в Рио-де-Жанейро [105]. Более 100 глав государств собрались на этом форуме, чтобы обсудить, помимо прочего, возможные меры противодействия глобальному потеплению. Проблема была не нова, но впервые попала в общую повестку дня.

Характер дискуссии в Рио никак не согласовывался с успехами нефтяной индустрии и British Petroleum. Однако очевидно, что изменение климата не та проблема, от которой можно отмахнуться. Мне хотелось узнать о ней побольше, выяснить, может ли BP решить задачу «квадратуры круга». Ведь надо сделать нечто значительное для снижения риска.

После Рио я встречался со многими учеными и экспертами, чтобы лучше понять суть проблемы. В конце концов нашелся человек, который помог мне больше, чем все остальные. Джон Хаугхтон был председателем Межправительственного экспертного совета по вопросам изменения климата (IPCC) [106]. Он говорил на языке теории вероятности и убеждал меня: мы больше не можем пассивно взирать на стремительный рост глобальной эмиссии парниковых газов.

Изменение климата часто представляется как простой, линейный процесс проявления причинно-следственной связи: увеличение потребления энергии приводит к увеличению концентрации двуокиси углерода в атмосфере. Это вызывает рост температуры вблизи поверхности Земли, а он имеет катастрофические последствия для окружающей среды. Но, как я понял из бесед с Джоном Хаугхтоном, имеется несколько возможных исходов на каждом этапе причинно-следственной зависимости, и предсказать каждый можно с довольно большой погрешностью.

Моделирование такой сложной системы, как атмосфера и климат Земли, основанное на предположениях о еще более сложных системах человеческой деятельности, неизбежно порождает высокую степень неопределенности. Еще труднее оценить конечное влияние изменения климата на окружающую среду, человеческую жизнь и экономику. IPCC называет это «каскадом неопределенности»; мы не знаем в точности, как изменится климат или какими окажутся последствия изменения [107].

Это не оправдывает бездействия: неопределенность не равна неведению. Трудно узнать, каким будет мир через 100 лет, но мы можем дать оценки, осознать неопределенность и действовать соответствующе. Мы продолжаем улучшать понимание и снижать неопределенность. Карл Поппер недаром описал науку как находящуюся в переходном состоянии [108]. В этом состоит центральный принцип: все открытия могут и должны подвергаться сомнению. Наши знания о связях между человеческой деятельностью, состоянием атмосферы и окружающей среды должны постоянно оспариваться и подвергаться критике.

Научные аргументы в поддержку антропогенных причин изменения климата весьма убедительны. Еще 15 лет тому назад представление об изменении климата выглядело как идея, требующая серьезного научного обсуждения. Вот почему 19 мая 1997 г. я выступил с официальным заявлением, что BP собирается предпринять действия, направленные на борьбу с изменением климата [109]. Стоя под ослепительными лучами калифорнийского солнца в Амфитеатре Фроста в Стэнфордском университете, я объяснял: для BP настало время «перейти от анализа к поиску решений и действиям» [110]. В тот день мы нарушили единство рядов в нефтяной индустрии.

Следующие десять лет вопрос об изменении климата становился все более актуальным. Несколько ведущих мировых политиков стремились поставить его на повестку дня всего человечества. Президент США Билл Клинтон и вице-президент Эл Гор прокладывали путь к Киотскому протоколу – первому и пока единственному международному соглашению по ограничению выбросов в атмосферу парниковых газов. Протокол – важное начинание, но он страдает рядом фатальных недостатков. Прежде всего, он не касался развивающихся стран, включая Китай и Индию, и никогда не был ратифицирован США и Австралией. Но Гор продолжил борьбу и был удостоен Нобелевской премии за «усилия по получению и распространению более глубоких знаний о влиянии человека на изменение климата», которые нашли наиболее яркое воплощение в документальном фильме «Неудобная правда» [111].

В Калифорнии губернатор штата Арнольд Шварценеггер возглавил одну из самых амбициозных в мире программ по противодействию изменению климата. В 2006 г. мне довелось встретиться с ним в Сакраменто. Он хотел узнать мое мнение о законопроекте, направленном на снижение выбросов парниковых газов в штате на 25 % от уровня 1990 г. к 2020 г. и на 80 % – к 2050 г. Хотя цели были амбициозны, Шварценеггер демонстрировал: на изменение климата правительство штата отвечает конкретными действиями, а не пустыми дискуссиями в формате ток-шоу.

В Великобритании Тони Блэр выбрал изменение климата главной темой саммита G8, происходившего в 2005 г. в шотландском Глениглсе. Я уверен, что это наивысшее проявление политического интереса к изменению климата на международном уровне. Блэр убеждал руководителей восьми крупнейших экономик мира в наличии серьезных рисков того, что изменения климата отразятся на нашем общем будущем, но ему не удалось достичь соглашения, на основе которого могли бы быть предприняты реальные действия. Несмотря на озабоченность общественности и решимость мировых лидеров, никаких практических усилий в глобальном масштабе не сделано. Все снова свелось к привычной политической риторике.

С тех пор шансы заключить эффективное соглашение по изменению климата снижались с каждым прошедшим годом и с каждой очередной Конференцией ООН по проблемам климата. Очередная такая конференция, 22-я по счету, состоялась в декабре 2011 г. в Дурбане (ЮАР). Хотя было дано немало обещаний работать в ближайшие годы над достижением юридически обязывающего соглашения, никаких реальных результатов не достигнуто [112]. Главы государств больше озабочены разрастанием кризиса в зоне евро. И вновь вопрос о противодействии изменению климата отложен в долгий ящик.