Никола Тесла - Статьи
Три ротора, примененные в первом индукционном двигателе Николы Теслы
В 1880 году я отправился в Прагу, в Богемию, чтобы, исполняя желание моего отца, закончить обучение в университете. Атмосфера этого старого интересного города благоприятствовала изобретательству. Голодных художников было в изобилии, и повсюду находилось интеллигентное общество. Здесь я впервые совершил определенный шаг вперед, отделив коллектор от машин и поместив их на находящиеся на расстоянии оси. Каждый день представлял себе способы осуществления этого проекта, результата не было, но было ощущение, что я близок к решению. В следующем году произошла внезапная перемена в моих взглядах на жизнь. Я понял, что мои родители слишком многим жертвуют ради меня, и решил облегчить их ношу. Волна американских телефонов докатилась до Европейского континента, и в Будапеште предполагалось смонтировать телефонную сеть. Представилась идеальная возможность, и я сел в поезд, идущий в этот город. По иронии судьбы начал службу в должности чертежника. Я терпеть не мог черчение; для меня это явилось наихудшей из неприятностей. К счастью, она длилась недолго, и я получил должность, к которой стремился, — главного электрика телефонной компании. Мои обязанности позволяли мне вступать в контакт со многими молодыми людьми, которые были мне интересны. Одним из них стал г-н Сцигети, замечательный образец человеколюбия. Большая голова с ужасной шишкой с одной стороны и болезненный цвет лица делали его определенно некрасивым, но начиная от шеи его тело могло бы послужить моделью для статуи Аполлона. Он обладал феноменальной силой. В то время я изнурял себя напряженной работой и непрерывными размышлениями. Он внушил мне мысль о необходимости систематических физических упражнений, и его предложение тренировать меня было принято с готовностью. Мы упражнялись ежедневно, и я быстро набирался сил. Мой дух также заметно укрепился, и когда мысли обращались к предмету, поглощавшему всё мое внимание, я с удивлением отмечал уверенность в успехе. Сохранилось воспоминание об одном случае, когда мы прекрасно проводили время в городском парке: я декламировал стихи, которые страстно любил. В том возрасте, зная наизусть целые книги, я мог читать их слово в слово. Одной из них был «Фауст». День клонился к вечеру, солнце садилось, и это напомнило мне отрывок:
Оно заходит там, скрываяся вдали,И пробуждает жизнь иного края…О, дайте крылья мне, чтоб улететь с землиИ мчаться вслед за ним, в пути не уставая!Прекрасная мечта! Но день уже погас.Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, —Нельзя нам воспарить телесными крылами![2]
Когда я, погруженный в мысли, произнес последние слова, восхищаясь выразительной силой поэта, решение [проблемы] пришло подобно вспышке молнии. Я мгновенно увидел всё сразу и начертил тростью на песке схемы, позднее изложенные более полно в моих основных патентах в мае 1888 года и которые в тот момент Сцигети прекрасно понял.
Мне чрезвычайно трудно представить читателю этот случай в его истинном свете и значении, поскольку он в высшей степени экстраординарен. Когда возникает идея, она, как правило, груба и несовершенна. Рождение, рост и развитие есть нормальные, естественные фазы. С моим изобретением всё случилось иначе. Я увидел его полностью разработанным и исполненным в тот самый момент, когда осознал его. Кроме того, теория, какой бы вероятной она ни казалась, должна обычно подтверждаться опытом. С той, что сформулировал я, произошло не так. Ее ежедневно демонстрировала каждая динамо-машина, а мотор служил безусловным доказательством своей надежности. Это производило на меня неописуемое впечатление. Мои мысленные представления оказались равноценны реальности. Я осуществил то, что задумал и представлял себе, и достиг благосостояния и славы. Но для меня важнее всего этого стало откровение, что я — изобретатель. Это было именно то, чем мне хотелось заниматься. Моим идеалом являлся Архимед. Я восхищался творениями художников, но, по моему мнению, это были лишь пустые формы и кажущееся подобие. Изобретатель же, как я считал, дает миру осязаемые произведения, которые живут и работают.
К тому времени телефонизацию завершили, и весной 1882 года я получил предложение выехать в Париж, которое с энтузиазмом принял. Там познакомился с несколькими американцами, с которыми подружился, и рассказал о своем изобретении; один из них, г-н Д. Каннингхэм, предложил организовать совместно компанию. Это было возможно осуществить, если бы мои обязанности не позвали меня в Страсбург, в Эльзас. Именно в этом городе я построил свой первый двигатель. Привез с собой из Парижа некоторые материалы. Железный диск с подшипниками мне сделали в механической мастерской, что рядом с железнодорожной станцией, где я монтировал освещение и силовую установку. Это была сырая система, но она позволила мне испытать наивысшее удовлетворение, когда я впервые увидел вращение, созданное действием переменного тока без применения коллектора. Летом 1883 года дважды повторил опыт вместе со своим ассистентом. Общение с американцами направило мои мысли в практическое русло, и я попытался завести капитал, но мои старания не имели успеха, и в итоге я решил уехать в Америку, куда прибыл летом 1884 года. В соответствии с предварительным соглашением поступил на машиностроительный завод Эдисона, где взялся за проектирование динамо-машин и моторов. В течение девяти месяцев постоянно работал с 10 утра до 5 утра следующего дня. Всё это время во мне росло беспокойство по поводу моего изобретения, и я склонялся к мысли предъявить его Эдисону. В этой связи до сих пор вспоминаю странный случай. Однажды, во второй половине 1884 года, г-н Бачелор, управляющий заводом, пригласил меня в Кони-Айленд, где мы встретили Эдисона в компании с его бывшей женой. Момент, которого я ждал, был благоприятным, и я собирался заговорить, когда ужасного вида бродяга схватил Эдисона и потащил его прочь, препятствуя исполнению моего намерения. В начале 1885 года ко мне обратились с предложением разработать систему освещения с использованием дуговых ламп и создать компанию под моим именем. Я подписал контракт, через полтора года был свободен, и имел возможность посвятить себя практической разработке моего открытия. Я нашел финансовую поддержку, и в апреле 1887 года с этой целью была создана компания, а что за этим последовало, хорошо известно.
Необходимо сказать несколько слов относительно разного рода претензий на приоритет, которые появились после выдачи мне патентов в 1888 году и разбирались затем в многочисленных судебных тяжбах. Соискателей на эту честь оказалось трое: Феррарис, Шелленбергер и Кабанеллас. Все трое были убиты горем. Оппоненты моих патентов энергично поддерживали претензии Феррариса, но любой, кто внимательно прочтет его небольшой технический проспект на итальянском языке, вышедший весной 1888 года, и сравнит его с записью в моем патенте, который я подал за семь месяцев до этого, и с моим докладом, прочитанным в Американском электротехническом институте, без труда сделает вывод. Безотносительно к тому, что публикации профессора Феррариса появились позже моих, они касались только моего электродвигателя с распределенной фазой, и когда он подал заявку на патент, приоритет был отдан мне. Он никогда не предлагал никаких существенных практических деталей, которые входят в мою систему, а что касается двигателя с распределенной фазой, он упорно придерживался мнения, что мотор не представляет никакой ценности. И Феррарис, и Шелленбергер открыли вращение случайно, работая с трансформатором Голларда и Гиббза, и затруднялись с объяснением явления. Ни один из них не предъявил двигателя с вращающимся полем, подобно моему, не были и их теории сходны с моей. Что до Кабанелласа, то единственным поводом для его иска является непорядочная и несовершенная техническая записка. Некоторые сверхусердные друзья интерпретировали патент Соединённых Штатов, выданный Брэдли, как документ об одновременности. Но для таких претензий нет никаких оснований. Первоначально в заявке описывался только генератор с двумя контурами, который предназначался единственно для увеличения мощности. В этой идее мало новизны, поскольку в то время уже было создано несколько таких машин. Говорить, что такие машины появились раньше моего многофазного трансформатора, совершенно неоправданно. Они могли служить в качестве одного из элементов моей системы трансформации, но являлись не чем иным, как динамо-машинами с двумя контурами, построенными в других целях и в полном неведении о существовании новых замечательных явлений, обнаруженных благодаря моему открытию.
«Scientific American», 5 июня, 1915 г.
3
