Всё страньше и страньше. Как теория относительности, рок-н-ролл и научная фантастика определили XX век - Джон Хиггс
Этот же момент мы видим в стихотворении У. Б. Йейтса «Второе пришествие» (1919). Йейтс, поэт и мистик, рожденный в Дублине, ценил и любил кельтскую романтику. Стихотворение вдохновлено его верой в надвигающийся конец христианской эпохи, которую сменит нечто неопределенное, стихийное и неудержимое. «Всё рушится, основа расшаталась, / Мир захлестнули волны беззаконья; / Кровавый ширится прилив и топит / Стыдливости священные обряды; / У добрых сила правоты иссякла, / А злые будто бы остервенились», – пишет Йейтс. И заключает: «И что за чудище, дождавшись часа, / Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме»[34].
В 1899 году остролицый австрийский невролог, отец психоанализа Зигмунд Фрейд опубликовал работу под называнием «Толкование сновидений». Эта книга познакомила мир с самым главным увлечением Фрейда: областью бессознательного.
Так же как Эйнштейн не «открыл» относительность, а нашел способ ее объяснить, и Фрейд не открывал область бессознательного. Мысль о том, что существует какая-то часть нашего сознания, о которой мы не отдаем себе отчета, хотя она влияет на наше поведение, прослеживается в литературе XIX века, например у Достоевского или в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» (1886) Роберта Льюиса Стивенсона. Фрейд только лишь нашел, что сознание спящего человека может быть ключом к постижению скрытых глубин его личности. «Сновидения, – писал он, – это королевская дорога[35] в бессознательное».
До Фрейда врачи чаще всего не знали, как помочь пациентам с неврозами. Этот термин означал самые разные формы нездорового поведения, от истерии до депрессии, которые не вписывались в социально приемлемые схемы, но не предполагали маний, галлюцинаций или иных признаков того, что тогдашняя медицина считала душевной болезнью. Неврозы озадачивали врачей, потому что нельзя было увидеть их причину. Медицина могла, в сущности, только лечить симптомы.
Для Фрейда это было неприемлемо. Он верил в причинно-следственные связи и исходил из убеждения, что неврозы чем-то вызываются, даже если ни врач, ни пациент не знают, чем именно. Если осознаваемая нами ментальная деятельность есть только часть того, что происходит в нашем рассудке, тогда причины неврозов, заключил Фрейд, должны корениться в бессознательной части разума. Революционное утверждение. Экономисты и моралисты привыкли считать, что человек – рациональное существо, которое знает, что оно думает, и вполне отвечает за свои поступки.
Вообразите айсберг. Он будет представлять модель личности, какой Фрейд мыслил ее сначала, и надводная верхушка здесь соответствует сознательной части разума. Тут находится все, о чем мы думаем или помним в данный момент. Часть айсберга чуть выше и чуть ниже уровня моря – это то, что Фрейд называл предсознанием. Там содержатся мысли, о которых мы не помним в данный момент, но сможем без труда их вызвать, если будет нужно. В предсознание помещаются такие данные, как день вашего рождения, адрес электронной почты или дорога до работы.
Некоторые области предсознания достижимы легче, другие – труднее, но и эти воспоминания и навыки не потеряны. При определенных обстоятельствах они являются нам, например при случайной встрече со старым другом, напомнившей вам о весьма стыдном случае, который вы благополучно забыли – но не навсегда. И особенно эффективный ключ к воспоминаниям, погребенным в бессознательном, – это запах.
Бо́льшая часть айсберга находится под водой, и этот огромный массив символизирует бессознательное. Это царство мыслей, о которых мы не просто не знаем – не можем узнать. Именно там, решил Фрейд, и должны корениться причины неврозов. Он посвятил много времени разработке методик, так или иначе помогающих вытаскивать на свет сознания вещи из этой сумеречной зоны. Помимо анализа сновидений Фрейд предложил метод свободных ассоциаций, когда пациенту в располагающей обстановке предлагается говорить все, что приходит в голову.
Следующую модель личности Фрейд разработал к 1923 году, и она помогла ему показать, как формируются неврозы. Он разделил сознание на три области, которым дал названия Эго, Супер-эго и Ид, или Оно. Ид – гедонист, который ищет наслаждений и жаждет новых ощущений. Эта область сознания увлекается, она подвержена зависимостям и по определению бессознательна. Супер-эго, напротив, строго и сурово. Оно читает морали, неукоснительно чтит законы и социальные условности окружающей культуры и стремится ограничивать или подавлять желания Ид.
Роль посредника между ними выполняет, в терминологии Фрейда, Эго, грубо соотносимое с сознательной частью разума. В ряде отношений название Эго неточно, поскольку обычно это слово ассоциируют с раздутым и капризным самолюбием. Фрейдово Эго пытается с позиции практика и реалиста примирить Супер-эго с влечениями Ид и предлагает оправдания, удовлетворяющие Супер-эго, когда потворствует этим влечениям. Эго, будто маятник, колеблется между Ид и Супер-эго, следуя изменениям ситуации.
Жесткая иерархическая культура выступает на стороне Супер-эго – той части разума, которая старается угодить господину или хозяину. Побуждения Ид в таких социумах табуируются, поскольку очевидно идут наперекор отлаженному общественному устройству. В начале XX века мир империй рассыпался и психологическая зависимость народа от императоров ослабла. В этот момент у людей появились другие мотивации помимо соблюдения общественных норм. По Кроули, так совершался переход от патриархальной эпохи Осириса к озорной эпохе Гора, а слушатели «Весны священной» выплеснули свое потрясение от этого. В итоге у множества людей Эго качнулось прочь от Супер-эго и оказалось лицом к лицу с надолго заброшенным Ид.
Под сильным влиянием Фрейда формировался сюрреализм – течение в модернистской живописи. Сюрреалисты собирались использовать и исследовать огромный массив бессознательного, который Фрейд для них открыл. Свет на их полотнах обычно резкий, прозрачный, слегка тревожный и часто напоминает флер сновидений. Странные, невозможные образы выписываются с фотографической точностью, будто художник тем самым наделяет сны плотью.
Сальвадор Дали и Луис Бунюэль познакомились юными студентами в 1922 году в Мадриде. Дали был художником, увлекался кубизмом и активно интересовался иррациональным. Бунюэль практиковал гипноз, с энтузиазмом изучал работу мозга, но главной его страстью было кино. В 1921 году его очаровали съемки немого фильма «Усталая смерть» Фрица Ланга, и с тех пор он считал кино мощнейшим инструментом развития сюрреалистских идей. Самый акт пребывания в темной комнате и отождествления себя с танцующими на стене серебристыми фантомами погружает зрителя в странное состояние между бодрствованием и сном. Свой первый немой фильм Дали и Бунюэль сняли на деньги, подаренные Луису матерью.
Обсуждая идеи для картины, Дали и Бунюэль отбросили все, что основано на воспоминаниях, и все, что недвусмысленно связано с другими кинообразами. Как
