Газета Завтра Газета - Газета Завтра 21 (1018 2013)
Но вернёмся в 1922-й год. Час икс для американского общества. Пир накануне чумы Великой Депрессии, бросившей страну в хаос. Джей Гэтсби, на первый взгляд, олицетворяющий собой саму суть эпохи, постепенно оказывается её главным антагонистом. В мире стремительно взрастающих в небосвод небоскрёбов, гула осиного гнезда Уолл-стрит и разнузданных вечеринок, предлагающих забыть ужасы Первой мировой, он единственный, кто не гонится за той самой американской мечтой. В роскоши, которой Гэтсби добился нечестным путём - а все великие состояния, как нас уверяли Ильф и Петров, нажиты именно так, - герой остаётся по-настоящему невинным, так как не жажда наживы занимает его сердце.
Из всей американской литературы, созданной на земле, нет более точного и пронзительного романа о любви и надежде. Среди пустых, прожигающих свою жизнь никчемных людишек именно Гэтсби скрывает за фешенебельным фасадом чудес живое человеческое сердце. Фицджеральд чувствовал, что такой тип американца уничтожается новой Америкой как класс. Поставив во главу всего идею потребления, страна быстро избавлялась от аристократичных романтиков - столь же прекрасный образец белого мужчины и его медленный мучительный крах был мастерски описан в следующем фицджеральдовском романе "Ночь нежна". И незаконченный из-за смерти писателя "Последний магнат" был о том же. Когда впоследствии в литературу пришло поколение битников, оно застало на месте вожделенной Америки свежевзрощенные руины духа. Алкоголь, как средство смириться с поражением, для потерянного поколения был единственным способом хоть на секунду увидеть призраки прошлого. Уже в 60-е Джон Стейнбек поставил жирную точку в драме белой расы, базирующейся на других идеалах, написав последний великий американский роман "Зима тревоги нашей". Затем пришли хиппи, и всё закончилось.
Хотел ли Лурманн в 2013-м году сделать акцент именно на этом? Желание сотворить шоу для глаз в обязательном 3D, и в то же время сохранить печатную букву романа, безусловно, имеет под собой холодный коммерческий расчёт. Есть он и в выборе актёров. Но если с Леонардо Ди Каприо, в принципе, всё понятно, то наличие в кадре болливудского классика Амитабха Баччана в роли еврея Вольфсхайма - х?од, мягко говоря, нестандартный. В целом новый "Гэтсби" представляет собой яркое театрализованное представление, где на искусственном фоне яркими вспышками живут настоящие человеческие характеры. Ощущение подмостков усиливает мощный саундтрек - компиляция джазовых хитов 20-х годов и их современных интерпретаций, в которых находится место и рэпу, и хип-хопу. Возможно, именно такой приём и необходим современному зрителю для того, чтобы ставшая уже нарицательной "эпоха великого Гэтсби" обрела в наши дни новую плоть и кровь. А не осталась лодкой, плывущей исключительно по волнам памяти любителей старинной литературы.
Мне бы в небо
Анастасия Белокурова
23 мая 2013 0
Культура Общество
Умер Алексей Балабанов
Он был режиссёром, вызывавшим при жизни упрёки в казалось бы совершенно противоположных вещах. От оголтелого русского национализма ("Брат" и "Брат-2") до откровенной склонности к сознательным русофобским провокациям ("Груз 200", "Кочегар"). От заигрывания со столичными критиками, видевшими в нем единственный оплот российского кино, персону номер один на подмостках местечкового театра абсурда отечественного кинопроизводства, до антисемита, плюющего на фестивальные законы и мнения коллег. Кем бы он ни был в действительности - пророком или манипулятором, ориентировавшимся в первую очередь на пример своего известного датского коллеги - неважно. Балабанов, пожалуй, один из немногих избранных творцов новой России, чей разговор был в первую очередь с Богом, а не со зрителем. Что он и доказал, оставшись навеки лежать в снегах у колокольни счастья в своем последнем фильме "Я тоже хочу", сказавшем о его творчестве больше, чем всё его богатое кинонаследие очень разных и, порой, крайне неровных лент.
Среди современных режиссёров нашего кино у него не было собеседников. Любая тема балабановского фильма - удачного или откровенно провального - всегда выбиралась в иную вертикаль. Артхаусные творцы, обласканные международными премиями, предпочитали - и до сих пор не могут остановиться в этом процессе - монотонно вскрывать нарывы бесконечных "Окраин", где бессмысленных героев не только невозможно было полюбить, но и хоть сколько-нибудь им посочувствовать. Данный подход не был войной, - он предпочитает смаковать поражение. Балабанов, напротив, словно выдирал с хрустом куски жизни у болезненного тела гигантской империи, которая уже давно не сопротивляется тлену. Даже в "Жмурках" - комедии о прошлом, в гомерически абсурдной кровавой мясорубке, жизнь пыталась торжествовать. В "Морфии" круг ада, изрядно потрепав героя, в качестве единственного спасения предлагал ему утешиться синематографом - плотью и кровью балабановского творческого кредо, поскольку он был истинным, настоящим режиссёром.
С методом его работы можно было спорить, можно было не доверять его искренности, подвергать осмеянию. Настоящий разговор по душам нередко проходит острой гранью между любопытством и раздражением. Балабанов не всегда попадал в резонанс с временным мировоззрением автора, но всегда был, как никто другой, интересен. Смерть поставила всё на свои места. Ибо против неё нет ни яда, ни противоядия - двум столпам критической алхимии.
В последнее время Балабанову уже не требовалось говорить много. То, что в "Кочегаре" казалось намеренным растяжением экранного времени и раздражало изрядно, как и в "Я тоже хочу", также страдающим именно этим, стало пугающе ясно: для того, чтобы сказать слово, не требуется писать целый рассказ. Для сравнения - чтобы рассказать зрителю о любви отца и дочери Никите Михалкову потребовались огромный бюджет, многоуровневая история и исторический абсурдизм. Чтобы показать крыс в одёжках нацистов, режиссёру Андрону Кончаловскому понадобился ещё больший бюджет и 3D в придачу. То, чем занимается модный режиссёр Звягинцев, и говорить неприлично. Все эти люди делают кино. Отбивают бюджеты. Собирают бабло. Последний фильм Балабанова показывали в маленьком зале кинотеатра "Фитиль". После него было страшно. И очень хотелось любить. Теперь на территории настоящего искреннего разговора обо всех нас остался только режиссёр Дмитрий Астрахан. Человек, которого никогда не оценит критический бомонд, давно списавший его с поля битвы в самую низшую лигу.
Когда умерла Людмила Гурченко, кинокритик Алексей Васильев написал следующее: "Наверняка со временем это чувство сменится иным, и знаю, что кому-то это покажется кощунством, но я хочу быть честен: то, что я испытываю в эти дни, - это обида. Так обижен на Гурченко, что ни видеть ее, ни слышать не могу и не хочу. Как-то это не похоже на нее: взять и вот так вот бросить, уйти, ничего не сказав, не объяснив, никого вместо себя не оставив?". Балабанов как раз ушёл, все объяснив, но обида и чувство пустоты, которую, только теперь ясно уже не сможет заполнить никто, видимо, останется с автором этой статьи навсегда.
Апостроф
Георгий Судовцев
23 мая 2013 0
Политика Экономика
Сергей ГУБАНОВ. Державный прорыв. - М.: Книжный мир, 2012, 224 с., 1500 экз.
Конечно, по сравнению с концепцией глобальных технологических укладов (ГТУ) Глазьева-Хираоко, теоретические построения автора этой книги, профессора МГУ и главного редактора журнала "Экономист", которые в первом приближении могут быть выражены формулой "неоиндустриализация + вертикальная интеграция", выглядят менее объёмными и прогностическими, но это, скорее всего, проблема избранного "масштаба" карты, а не её достоверности.
"Развал Советского Союза стал втройне горестной жертвой: во-первых, вырванной с помощью массированной пропаганды лжи и обмана; во-вторых, подстроенной благодаря массовому саботажу оптовой и розничной торговли в соответствии с чилийским образцом 1973 г.; в-третьих, совершенно напрасной... Жизнь убеждает в том, что социальные достижения и ценности Советского Союза олицетворяют не прошлое, а будущее всей человеческой цивилизации, что именно к этим достижениям, идя от кризиса к кризису, продвигается каждая из индустриально развитых держав".
Уже в этих нескольких фразах содержится весьма жесткая и адекватная социально-экономическая модель "перестройки" и "рыночных реформ" в нашей стране, подчеркивающая их рукотворный и искусственный характер. Главный парадокс новейшей отечественной истории: "Если Советский Союз был так хорош, почему же он погиб, а если "новая" Россия так плоха, почему же она существует?" - решается Сергеем Губановым через признание того факта, что он стал жертвой совместных действий внешних врагов-конкурентов и внутренней "пятой колонны".
