Газета Завтра Газета - Газета Завтра 507 (32 2003)
Ralf Дел столько, что первого быть не может. Это и борьба с преступностью, и границы, и нелегальная миграция, повышение рождаемости. Все дела первые. Только вы, похоже, забыли, чем партия тов. Ленина от остальных отличалась. Остальные о "первых делах" думали, а Ленин о главном — как к власти придти…
Материалы подготовил Денис ТУКМАКОВ
ВТОРАЯ СМЕРТЬ
12 августа 2003 0
33(508)
Date: 13-08-2003
Author: Юлия ИВАНОВА
ВТОРАЯ СМЕРТЬ
Публикация моя о Царствии Небесном (см. "Завтра", 2003, №26) вызвала множество откликов читателей. Общий лейтмотив приблизительно таков: "Очень интересно, примерно и я так думаю. Возникает вопрос о тех, кто не оправдал великое доверие и в ад попадёт, как с ними дальше? Неужели вечно им там мучиться?"
"Остановившееся, как стоп-кадр, отчаянное "Вот и всё". Эта застывшая мысль и была отныне самой Иоанной. Навеки заевшая пластинка, конец фильма, где она сыграла свою жизнь. Вот что такое ад. Ни раскалённых сковородок, ни небытия. Лишь бессмертная кромешная мысль, что уже никогда ничего не будет. И где-то есть вечное и прекрасное "Всё", от которого она навеки отлучена" (роман "Дремучие двери").
Примерно так я представляю себе адские муки — куда страшнее физических. Согласно Евангельскому "Откровению", есть смерть первая и смерть вторая. Первая — разлучение с телом, которое превращается в прах, а душа "не оправдавшего доверия" попадает в ад. С этого момента человек уже лишён воли распоряжаться своей судьбой, его время кончилось. Иначе и быть не может — насильное присоединение к Царству Небесному тех, кто свободным выбором отверг божественный Замысел о мире Любви, было бы даже на современном языке "нарушением прав человека". Полагаю, что здесь важна даже не вера в Бога ("И бесы веруют и трепещут"), а осознанное неприятие человеком Царства Творца.
"Смерть вторая" — отрицательный приговор Страшного Суда. До него у человека ещё есть шанс помилования по ходатайству Церкви и заступничеству Спасителя, по молитвам любящих родных, друзей и просто современников, свидетельствующих, что усопший на самом деле не был таким уж монстром, каковым хотел казаться (иногда даже самому себе). Для Бога важно именно это "на самом деле". Отсюда мудрость: "О покойниках или ничего, или только хорошее". Ведь "какой мерой мерите"…
Продолжают также "работать" на оправдание после смерти первой добрые плоды наших прошлых трудов. Пароходы, строчки и другие долгие дела. А дурные — на осуждение.
"И судим был каждый по делам своим. Побеждающий наследует всё, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном", "И смерть, и ад повержены в озеро огненное. И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное; это — смерть вторая".
Думается, что "гореть" будет опять же не плоть — бессмертные преображённые тела получат лишь избранники. Речь идёт об адском огне души, её замкнутой на себя воинствующей "самости" (эгоизма). Взять бы да стереть "брак" — Бог не садист. Но душа-то бессмертна. Значит, вечные муки?
Но не всё так уж безысходно, если исходить из предположения, что Создатель сотворил Вселенную не ради одной нашей земли. Что с её присоединением к идеальному Царству кончится лишь земная история, но не Божественная, которая была, есть и будет. Что в Истории бесконечное количество форм жизни и миров, в том числе и неорганизованных, падших, лежащих во зле... Тогда для преображения тамошних хаоса и тьмы снова потребуются не только верные "воины Света", но и альтернатива им, без которой немыслима Свобода. То есть и князь тьмы со своим воинством (для искушений-испытаний), и смерть (для ограничения зла), и ад, и души "не оправдавших доверия" — (рабы зла с шансом исправиться в новых мирах). Своего рода реинкарнация. Что если "огненное озеро во тьме внешней" — нечто вроде компьютерной "корзины", где ждут своего часа до поры до времени невостребованные, но необходимые Творцу "файлы"? Ведь творчество, как и Любовь — сама суть Создателя совершенного Царства, поэтому стремится Он к его бесконечному расширению, преодолению хаоса и зла "тьмы внешней". К бесконечности качественной, в отличие от "дурной количественной" бесконечности космоса. В которой материя, пространство и "историческое время" сотворены лишь как инструменты для Божественного творчества, подобно холсту, кистям и краскам.
Однако в таком случае Творцу необходим и перманентный выход из собственной самодостаточности, из "идеально-блаженной полноты бытия" во "тьму внешнюю". Необходим Крест, без которого невозможно ВОПЛОТИТЬ совершенный замысел, материализовав его во внешнем , "лежащим во зле" мире. Оптимистическая трагедия — такова судьба каждого жизнеутверждающего проекта, начиная с жертвы Отца Небесного, пославшего "нашего ради спасения" на крестные муки добровольца-Сына, Который есть путь, истина и жизнь. И в этом завещанном нам подвиге творческого самоотречения, в спасительном Кресте — вечное и мучительное блаженство самого Бога, спасающего своё творение. Его "Свершилось!". Путь в Царство, как и возвращение в него — лишь через Крест. Но "Иго Моё благо, а бремя Моё легко".
Во тьме ада
Юрий Кузнецов
12 августа 2003 0
С известным русским поэтом беседует Владимир Бондаренко
Юрий Кузнецов шествует по аду, сопровождаемый Христом... Какова мощь этого поэтического замысла? Да и не только поэтического — исторического, мыслительного, социального и даже политического? Его поэма "Сошествие в Ад" чётко делится на три части. Первая и третья — это подобие некоего апокрифа о встрече поэта с Христом, пример понимания поэтом христианских истин и его постижения веры православной, хотя и здесь, особенно в концовке поэмы чувствуется эсхатологическое ощущение поэтом надвигающегося конца света. Погружение кита в бездну — это, скорее всего, погружение нашей грешной земли , всего человечества в небытие. Поэт как бы предчувствует всеобщий, приближающийся, ускоряемый нашими же общими грехами, ад. " Что там трещит? Гром ли в небе? Кузнечик ли в поле? Это трещала развязка поэмы, не боле. — Кит погружается! — молвил Христос. — Свят, свят, свят! — молвили ангелы, — ад погружается в Ад! "
Вторая, срединная часть поэмы, основная её часть, само шествие по аду в сопровождении Христа — это ещё и пересмотр поэтом всей мировой и русской истории. Его оценка исторических событий, мировых идеологий, деяний и наших живых современников, и дальних предков, и литературных и мифологических героев античности, средневековья, вплоть до наших дней. Оценка как бы с былинной, фольклорной, православной точки зрения. Но всё-таки оценка автора. А значит — самого Юрия Кузнецова. Огромнейшая ответственность поэта, равная мощи самого замысла поэмы. Не так-то просто отправить в ад и Храм Иисуса Спасителя, и всю Чечню целиком, и дюжину русских и мировых классиков, от Шекспира и Данте до Тютчева, Гоголя и Булгакова. Подбор мировых персонажей не случаен и глубоко продуман, это люди, так или иначе определявшие или менявшие ход русской и мировой истории, от Сталина до Ивана Грозного, от Эразма Роттердамского до Норберта Винера. Есть Сизиф и Фауст. Есть даже выпавшая не вовремя из рук трубка Тараса Бульбы... Конечно же, в аду и Ельцин с Чубайсом, и сорок два подписанта расстрельного черного письма в "Известиях" в октябре 1993 года...
Ад — это западня, но поэт даёт возможность выбраться и из подобной зловещей западни. Грешника могут и отмолить живущие на земле. Может забрать с собой в рай Христос. Как в картине "Страшный суд" Ганса Мемлинга, чаша весов у каждого грешника своя. Что перевесит, добро или зло — определяется иногда ходом самой истории.
Встретили Сталина. Он поглядел на меня,
Словно совиная ночь среди белого дня.
Молча окстился когда-то державной рукою,
Ныне дрожавшей, как утренний пар над рекою.
Всё-таки Бог его огненным оком призрел:
Раньше по плечи, теперь он по пояс горел.
Что-то его беспокоило. Отблеск кровавый
Пал на него от пожара великой державы.
Вот бы где порадоваться, призадуматься или встревожиться, даже рассвирепеть историкам, критикам, богословам, мыслителям, да и просто журналистам, ожидающим любого громкого события… Где же вы все, любители русской поэзии? Представляю, сколько бы было разговоров об этой поэме где-нибудь в восьмидесятые годы. Впрочем, и сегодня время от времени проносятся литературные бури. То вокруг Проханова или Лимонова, то вокруг какой-нибудь "Кыси" Татьяны Толстой. А как навязывают нынче каждую строчку гораздо более спокойного и меланхоличного Иосифа Бродского? Меня поразило полнейшее молчание вокруг опубликованной в "Нашем современнике" (2002, №12) поэмы Юрия Кузнецова "Сошествие в Ад". Молчали и патриоты, и демократы, и левые, и правые. Будто каждый день пачками их любимых героев — Павлика Морозова и комиссаров, или же белогвардейских генералов, или же меченого Сахарова, "лунь водородного века", ведущие национальные поэты осыпают проклятьями и отправляют навеки в бездну. Что ни говори, а Юрия Кузнецова читать будут и через много лет, поколение за поколением. Думаю, докапываться до причин появления этой поэмы и именно этих исторических персонажей будут, и диссертации защищать будут, открывая слой за слоем в достаточно сложной мифотворческой поэме. А сверстники, живые свидетели , очевидно, решили отмолчаться. Ни криков возмущения в ведущих органах печати, ни попыток вдумчивого разбора, ни восторга от подобного сурового прищура поэта, за которым есть своя, пусть и близкая к апокалипсической, правда о человеческом крушении.
