Газета Завтра Газета - Газета Завтра 858 (17 2010)
Но есть во всём происходящем и особенная изюминка. Впервые за долгое время Михаил Ефремов предстаёт на экране не в привычном образе алкоголика, но усталым серьёзным врачом. В этом отношении, безусловно, проделана большая работа. Боюсь, что фильм запомнится нам исключительно этим.
Рекомендуем выбрать гостиницы санкт петербурга цены 15 ниже всяких границ.
1
Марина Алексинская ИМПЕРИЯ И ДУХ
Большой театр дал премьеру — спектакль "Ромео и Джульетта". Юрий Николаевич Григорович представил зрителю возобновленную версию своего балета. Я не могу избавиться от ощущения, что Большой театр дал не просто премьеру балета, а 18 апреля, в день генеральной репетиции, в пространстве Новой сцены Большого театра произошло движение времени, истории, смыслов.
Балет "Ромео и Джульетта" — ключевой балет ХХ века. И если "Лебединое озеро" — беспроигрышная карта Большого театра, то "Ромео и Джульетта" — его символ и знак. Премьера балета в постановке Леонида Лавровского состоялась зимой 1940 года в Ленинградском театре имени Кирова. "Ромео и Джульетта" поднял на новую ступень выразительность хореографии и потребовал высочайший уровень актерского мастерства. В 1946 году Лавровский перенес свой балет на сцену Большого театра. А через десять лет "Ромео и Джульетта" Лавровского произвел неслыханный, ставший легендой, фурор в лондонском Ковент-Гардене. "Железный занавес" сложился, влияние "Ромео и Джульетты" на западный балет оказался огромным. Ведущие балетмейстеры мира взялись за оригинальные версии, при этом никто не забывал отца-основателя. Кеннет Мак Миллан утопил балет в обилии бытовых подробностей, у Джона Крэнко у гроба Джульетты появились души Меркуцио и Тибальда… Менялось время. Менялись стили. В 1979 году Юрий Григорович дал свою версию балета "Ромео и Джульетта" в Большом. Спектакль держался в репертуаре театра шестнадцать лет и был показан в семнадцати странах мира. Так исторически сложилось, что "Ромео и Джульетта" открыл эру Большого балета, он же и закрыл эту эру.
Был этот пьянящий воздух 1991 года! Он просто не мог не вскружить головы, не поманить артистов Большого театра гонорарами Рудольфа Нуреева или Марии Каллас. Нужно было немного. Сбросить советскую систему уравниловки, отсечь лапу государства от гонораров, перейти на контрактную систему и упразднить балеты Григоровича. Едва поступила команда сверху, как критики и журналисты крысиной атакой пошли на маэстро. Балеты Григоровича ругательски ругали, державный стиль балетов давно, как выяснилось, костью застрял в горле Большого. Григорович сыграл с огнем. Он вывел мегазнаменитых, но уже перешагнувших пенсионный рубеж, артистов за штат театра. Плисецкая ответила книгой "Я — Майя Плисецкая". Она разоблачила "гадость и чудовищный абсурд" — советскую жизнь, и её порождение — мини-сталина Григоровича, под сапожищем которого страдал и дрожал подневольный балетный люд. Образовалось два лагеря. Плисецкая — жертва режима, и Григорович — его креатура. Ближе к 1995 году Большой театр выехал на гастроли в Лондон. В Москву приходили заметки-молнии о крахе гастролей. Больше всего досталось "Ромео и Джульетте". Лондон взглянул на хореографию балета, как на платье из бабушкиного сундука, чего и ждали: Григорович неадекватен времени. Кто только не бросил тогда камень в Григоровича! И балеты — советская пропаганда, и хореография — нафталин, и сам — узурпатор! Все припомнили. И "Лебединое озеро" в дни ГКЧП припомнили тоже.
Григорович ушел. Вдогонку из репертуара Большого выбросили его балеты.
Миллион на счете в банке Швейцарии так никому из артистов не упал, да и не до жира уже было! Взамен счастливая Москва увидела и западную современную хореографию, и гонимый советский андеграунд. И я увидела тоже. Джон Ноймайер в балете "Сон в летнюю в ночь" продемонстрировал вывернутую наизнанку пластику, моду на отсутствие декораций, да и растворился в утреннем тумане. Борис Эйфман вверг в состояние тяжелого похмелья балетами "о гомосексуалисте Чайковском" и "нимфоманке Екатерине II". Приезжал в Москву и Морис Бежар. Но почему-то билет на балет MutationX я отдала кому-то в парадных Большого.
Лондон не замедлил с уроком. Известный режиссер Деклан Донеллан прибыл в Большой, он показал "Ромео и Джульетту" как надо. Посреди голой сцены стояла огромная белая кровать ногами к зрителю и в изголовье красный крест. Хрестоматийный бег Джульетты за ядом через всю сцену был резко остановлен. Джульетта бежала на месте, как бы по беговой дорожке, по-спортивному размахивая руками. В финале спектакля танцевали все! Ромео и Джульетта к тому времени почили благополучно, а кордебалет пустился в пляс. Рядом со мной сидела мама с дочкой. И девочка, лет шести, не удержалась. "Мама, — спросила она, — танцуют от радости, что Джульетта умерла?" Спектакль получил "Золотую маску".
Григорович на все это время как будто исчез. Слухами земля полнилась. Думали, Григоровича скинули с коня, пронзив копьем самое сердце. Думали, расправились наконец с ненавистной его властью. А он просто ушел в другие степи. Никто не услышал ни вздоха страдания. Никто не почувствовал на себе ни тени презрения. Никто не увидел взгляда, полного жаждой отмщения. Он появился на публике, в телеэкране, лишь однажды, в день своего 80-летия. И стало понятно, что в его степях всё тот же ветер колышет листья весенних тюльпанов, всё те же орлы режут крыльями небо. Тогда на землю проливаются всё те же звуки, и воображение рисует всё те же образы.
И Григорович вернулся. И вернул на сцену Большого театра балет "Ромео и Джульетта" в своей редакции. Уже в ожидании премьеры в кулуарах Большого носился приподнято-тревожный дух.
Открылся занавес. Пестрое карнавальное веселье вспыхнуло прологом печали, а может быть, одной из самых ее пронзительных нот. Площадь Вероны, итальянский палаццо, убежище пастора Лоренцо в декорациях Симона Вирсаладзе сменяли друг друга, оставляя в бордово-чёрно-золотых тонах привкус былого благородства. Да и чёрный тон всё больше походил на патину, что покрывает бронзу времени. Зритель увидел симфонию красок костюмов и стройность танца кордебалета. В разреженном воздухе музыки Прокофьева рисовались картины: вот пафос аристократов Монтекки и Капулетти, вот пылкость влюбленного Ромео (Руслан Скворцов), вот патрицианская гордость Тибальда (Юрий Баранов), а вот нежность юной Джульетты (Екатерина Крысанова)… И зритель ахнул! Не понаслышке узнал, что есть — балет Григоровича. Хореографическое полотно, пронизанное золотой нитью рафинированной пластики, усыпанное алмазной крошкой тонкого психологизма. Вспыхивают и угасают в нем как сапфировые звезды — реминисценции революционных реформ Фокина, авангардных поисков Лопухова, твердой поступи драмбалета Лавровского, и как будто набегами волн материальное растворяется в иллюзорном, иллюзия обретает боттичелевскую плоть.
"Балет "Ромео и Джульетта" идет во многих театрах мира, — сказал Григорович перед генеральной репетицией, — потому что не может не привлекать музыка великого Прокофьева и произведение великого Шекспира. И это самая удивительная история любви, которая потрясает, и о которой рассказывают и в драме и, конечно, с балетной сцены. Я старался здесь сохранить все хорошее, что было сделано в предыдущих моих постановках. Словом, сделать так, чтобы спектакль был интересен для современной публики".
В 1979 году Григорович поставил "Ромео и Джульетту" на величайшую балерину романтизма, свою жену и музу Наталию Бессмертнову. Сегодня балерины, подобной Бессмертновой, у нас нет. Нет изысканной декоративно-ломанной пластики, нет сильфидной прозрачности, нет одухотворенности высокой трагедии.
Но сегодня есть хореография, подобная архитектуре, выверенной и устойчивой, как замки Петипа. Есть балет Григоровича "Ромео и Джульетта". И зерно, однажды упавшее в его саду, способно произрасти диковинным цветком.
…Не так давно ведущий радиостанции «Свобода» в разговоре о русском балете задался вопросом: Кто такой Григорович? Что сделал он такого, что мы его до сих пор вспоминаем? Что хорошего он сделал?
Краткая справка. Григорович Юрий Николаевич — балетмейстер. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий. Награжден орденами "За заслуги перед Отечеством" III и II степени, орденом Ленина. В 1964 году Григорович возглавил балет Большого театра. В то же время в театр пришла плеяда артистов: Нина Тимофеева, Наталия Бессмертнова, Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Михаил Лавровский, Марис Лиепа. Они были, как персонажи Серебряного века, почти ровесники и почти гениальны. Спектаклями: "Легенда о любви", «Спартак», "Иван Грозный", "Ромео и Джульетта", "Золотой век" они вывели наш балет вслед за «Восходом» на космические орбиты. Можно было шутить, что "в области балета мы впереди планеты всей", но советский балет совершал триумфальные мировые турне, закрепляя лидерство русской классической школы балета. Эстетическая мощь балетов Григоровича обладала таким поражающим действием, что балет стал инструментом внешней политики. Григорович был главным балетмейстером Большого театра до 1995 года. Через пятнадцать лет, в 2010 году Григорович вернул на сцену Большого "Ромео и Джульетту", ключевой балет ХХ века. И стало без слов, как это принято в балете, ясно, кто олицетворяет собой эпоху Bolshoi Ballet, эпоху гордости, триумфа и восторга. Она так и называется: "золотой век Григоровича".
