Эксперт Эксперт - Эксперт № 33 (2013)
Модная нишевая парфюмерная марка Le Labo представила два новых аромата — Lys 41 и Ylang 49. Причем именно так — парой, и создатели Le Labo Фабрис Пено и Эдуард Роски назвали их несовершенными близнецами. Автор Lys 41 — Дафни Баги (она создала для Le Labo Rose 31, Bergamote 22 и Neroli 36), автор Ylang 49 — Фрэнк Волкл (создатель Santal 33, Musc 25 и Baie Rose 26), и общего у них то, что они цветочные, яркие и сильные. Lys 41 построен вокруг белых цветов — лилии, туберозы, жасмина. В базе — дерево, ваниль и мускус. Тубероза — в любых количествах — сама по себе очень запоминающаяся, а в сочетании с такими сильными ароматами, как лилия и жасмин, просто незабываема. Ylang 49 — это цветочный шипр, где к иланг-илангу добавлена гардения Pua Noa Noa с Таити. Шлейф составляют классические для шипра дубовый мох, ветивер, сандал и бензоин. И немного пачулей. Гардения по силе и оригинальности аромата не уступает туберозе, так же как Ylang 49 по яркости не уступает Lys 41. Именно поэтому каждый из них требует очень индивидуального подхода, потому что на коже каждого конкретного человека они будут вести себя очень по-разному. Посмотреть, как это сработает для вас, можно будет уже в сентябре в корнере Le Labo в ЦУМе.
Совсем недавно компания Montblanc отпраздновала 100-летний юбилей. В честь этого события была представлена новая линия Heritage Collection 1912. Прежде всего речь идет о двухступенчатом винтовом механизме, который одновременно контролирует выдвижное перо и поршневое устройство для заправки чернил — чтобы все заработало, нужно всего лишь потянуть за корпус ручки. Образцом для дизайна стала одна из первых перьевых ручек Simplo Safety Filler, появившаяся в начале XX века. Корпус и колпачок сделаны из черной смолы, на кончике колпачка — традиционная звезда Montblanc, накрытая куполом из прозрачной смолы, а на нем — лак цвета «королевская жемчужина». Перо — из золота 585-й пробы с родиевым напылением, в его основании проделано треугольное отверстие, и это впервые и только в Heritage Collection 1912.
Замечательную марку Privé придумал и создал Лоран Дюффур, знаменитый парижский парикмахер, начинавший работать еще в легендарном салоне Claude Maxime. В 1970-е он переехал в Лос-Анджелес, а в 1995 году открыл там собственный салон Privé — отсюда, собственно, и название марки. Затем такой же салон появился в гранд-отеле SoHo в Нью-Йорке. Вскоре Дюффур знакомится с известным лос-анджелесским пластическим хирургом Стэнли Фрайлеком, и вместе они открывают популярный спа-салон ONA. Называть имена его знаменитых клиентов просто нет смысла, это чуть ли не весь Голливуд. Из всего перечисленного понятен не только масштаб личности Лорана Дюффура и его место в бизнесе, но и уровень его средств для волос.
Полное название линии — Privé formule aux herbes, и она действительно буквально напичкана растительными экстрактами (розовые лепестки, белый имбирь, орхидея, бамбук, модный сейчас антиоксидант ягоды асаи и многое другое) и современными технологиями. В линии 26 средств на все случаи жизни: для мытья волос, восстановления, укладки и проч. Все это, разумеется, создано в соответствии с этическими и экологическими принципами производства косметики. Найти Privé можно в магазинах и корнерах Cosmotheca.
Августовское банкротство
Максим Соколов
Максим Соколов
Окончательно репутация российского августа как месяца катастроф сложилась уже в нынешнем тысячелетии, при В. В. Путине, но нарабатывать роковую репутацию август начал еще в XX веке. Собственно, хватило бы и одного Августа Четырнадцатого, когда случился такой обвал истории, последствия которого не избыты и по сей день. Но отсчет роковых месяцев обыкновенно ведут даже не с августа 1991 г., хотя гибель СССР — катаклизм очень большой силы, а с августа 1998-го, когда курс рубля рухнул втрое с надлежащими последствиями для денежно-финансовой системы и для экономики и политики вообще.
Хозяйственного катаклизма такой силы в новейшей русской истории не было допрежь и не было с тех пор, хотя прошло уже пятнадцать лет. Причем не только такой силы, но и такой катастрофичности — в смысле мгновенности обвала. «Все та ж высокая, безоблачная твердь, // Все так же грудь твоя легко и сладко дышит, // Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет, // Все тот же запах роз, и это все есть Дефолт». Когда разом остановились все платежи, путешественники на чужбине остались без денег, банкиры объявили вкладчикам: «Накося, выкуси», вчерашние скоробогачи продавали за бесценок свои джипы и лимузины, будучи не в силах их обслуживать. Люди (говорю о своем задорном цехе), еще весной 1998-го горделиво заявлявшие, что на жалованье меньше 5000 у. е. они не согласны, осенью были премного довольны, если им удавалось найти работу за 300 у. е. в месяц. Весь федеральный бюджет на 1999 г. составлял лепту вдовицы — 20 млрд у. е.
Никогда не забуду, как трасса М9 Москва—Рига, уже и к 1998 г. стонавшая от потока тяжелых фур, идущих из латвийских портов, вдруг в одночасье обезлюдела. Исчез торговый кредит, а с ним и фуры. Ездить стало легко и приятно, но радости это не доставляло — скорее было чувство большой неуютности.
После первого шока встал вопрос «как же мы дошли до жизни такой?», а равно «кто будет платить за разбитые горшки?» Задним-то числом видно, что дойти до такой жизни было делом немудреным. На неблагоприятную внешнюю конъюнктуру — нефть падала до 8 (восьми) долларов за баррель, свой вклад внес и азиатский кризис 1997 г. — наложилась чрезвычайная внутриполитическая слабость правительства. Оно было зажато между семибанкирщиной, аппетиты которой значительно превышали дальновидность и даже простую осторожность, «наша сила, наша воля, наша власть» совершенно зашкаливало, и левой Думой — самой левой и самой несговорчивой из всех Дум с 1993 г., готовность которой назло правительству отморозить себе уши зашкаливала также. Харизматичность президента была в далеком прошлом, его спасала лишь общая расслабленность, неизбежно наступающая после революционных потрясений, да остаточная боязнь коммунистов, которые в 90-е были совсем не столь ручными, как сегодня. Оставалось лишь ведение дел по принципу Тришкина кафтана, причем принцип был избран в самом злокачественном варианте пирамиды ГКО — другого, впрочем, и не предлагали. Наконец, экономическое миросозерцание правительственной команды — и сейчас-то крайне либеральное — тогда было либеральным сугубо и трегубо, отступления от единственно правильного учения были недопустимы. Исключения делались лишь ради злобы дня — «нам бы только ночь простоять, да день продержаться», — но никакой ревизии основ не допускалось.
Расплата за разбитые горшки и произошла, и не произошла. С одной стороны, во все последующие правительства не допускались лица, стоявшие у руля и доведшие дело до дефолта. Кабинет министров оказался закрыт для них навсегда, хотя попервоначалу это не было понятно никому, в том числе самим изгнанникам. Пилюля, впрочем, оказалась минимально горькой, ибо за пределами собственно кабинета министров, но вполне в окрестностях кабинета нашлось немало вполне завидных мест — различные РАО, приправительственные институты, Дума, наконец, — куда и пристроились деятели дефолта. Если случалось, что потом они, подобно А. Р. Коху или Б. Е. Немцову, совсем сошли с круга, то это было уже сильно потом и уже не в качестве платы за 1998 год. Оплачивались их более поздние заслуги. Тот же, кто не отличался совсем вздорным нравом, все благополучно уцелели.
Менее повезло некоторым членам семибанкирщины. Впрочем, 300-процентная норма прибыли всегда сопровождается риском сжечь паруса. К тому же и паруса сожгли не все, а только особо настырные, которые почувствовали себе нашкодившими котами лишь на краткое время и вскорости опять взялись за прежнее «наша сила, наша воля, наша власть». Их более осторожные товарищи не пострадали.
Самое же главное последствие — спасительное или губительное, тут мнения расходятся — в том, что с тех пор и до сего дня, хоть пятнадцать лет уже прошло, срок немалый, экономические власти пребывают в состоянии постоянного страха. Запуганное сословие, или кого в лесу медведь (дефолт) драл, тот и сучка боится. В принципе известная доля осторожности при ведении хозяйства еще никому не мешала и только приносила пользу, и если урок 1998 г. оказался усвоен, то вроде бы и хорошо. Но проблема в том, что dosis facit venenum, доза делает яд. Известная доля осторожности — это одно, парализующий страх, воплощением которого является кудринское (теперь силуановское) бюджетобесие. Благоразумие велит выбрать золотую середину между «Блюдите, как опасно ходите» и «Боящийся несовершен в любви». Как блюстители опасного хождения экономические власти достигли крайних высот, но боящийся несовершен не только в любви, но и в экономическом развитии.
