Газета Завтра Газета - Газета Завтра 430 (7 2002)
2
3 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 34 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
35
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Борис Абрамов ЭТО ЛИШЬ ЦВЕТОЧКИ...
Приведу пример из лиЧного опыта общения с кавказцами. Это касается цветочного бизнеса, которым в Москве в основном занимаются азербайджанцы. Они еще в 1986-1987 г.г. в жесткой конкурентной борьбе победили украинских и прибалтийских кооператоров и в настоящее время безраздельно господствуют на всех торговых точках столицы.
Это объясняется баснословными доходами от продажи цветов, которые практически сопоставимы с доходами от торговли оружием. Так, один миллион рублей, вложенный в цветы, уже через неделю дает доход в три миллиона. Эксперты считают, что годовой доход цветочных королей столицы исчисляется миллиардами. И все это идет мимо государственного кармана! А нам все время талдычат, что в стране нет денег. Так вот же они, лежат на поверхности, нужно только нагнуться и взять их.
Сами кавказцы цветами не торгуют. Это занятие они давно перепоручили русским девушкам и приезжим украинкам, и только "крышуют" этот бизнес, защищая торговок цветами от рэкета и разгоняя владельцев подмосковных шести соток, рискнувших продать десяток букетиков, чтобы пополнить свой скудный семейных бюджет. А отсюда и неприязнь москвичей к выходцам с горного Кавказа.
В этом отношении весьма показателен случай, свидетелем которого я стал в канун 55-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Обычно, каждый год перед Днем Победы, я посещаю Люблинское кладбище, на котором захоронены мои родители, привожу в порядок их могилки и кладу живые цветы.
По пути на кладбище обязательно заезжаю на рынок у Теплого Стана и покупаю цветы. Так было и в этот раз. Цветов — море, но цены на них запредельные. Снижать их хотя бы на рубль продавщицы категорически отказываются — таково требование хозяев товара.
Но тут, прямо около выхода из метро, я заметил небольшую группу людей, толпящихся около русского мужчины, торговавшего ранними тюльпанами. Торговля шла бойко, цены на цветы чисто символические. Да это и понятно, ведь завтра величайший праздник, который никакие "демократические" преобразования не смогли вытравить из сознания русского люда. Когда подошла моя очередь, в ведерке у мужчины оставалось не больше двух десятков тюльпанов.
И в этот момент, словно из-под земли, появился кавказец, одетый в традиционно кожаную куртку черного цвета. С бранью и угрозами он сразу набросился на торговца тюльпанами.
— Сколько раз тэбя нужно прэдупреждать? — забрызгал он слюной. — А ну, быстро уматывай отсюда!
Мужчина засуетился, глаза его виновато забегали.
— Да у меня всего несколько цветочков осталось, — заюлил мужчина. — Вот сейчас их продам и уйду...
— Вон отсюда! — загремел голос кавказца. — Это моя территория!
Но тут он встретился взглядом со мной и как-то разом сник. Толпа возбужденно загудела, послышались гневные выкрики.
— Совсем затюкали русского человека! Проходу от вас нет! В светлый праздник три шкуры с москвичей дерете!..
За всем этим настороженно наблюдал милиционер, готовый в любую минуту вступиться за кавказца. Но тот быстро исчез в толпе. И правильно сделал. Почуял "горный орел", что жареным запахло.
[guestbook _new_gstb] На главную 1
2
3 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 36 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
37
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Владимир Бондаренко РУССКОСТЬ И РУССКОЯЗЫЧНОСТЬ
Предлагаю тему для открытой дискуссии: русскость и русскоязычность в литературе. Эту тему обходят как запретную, заразную, неполиткорректную именно по отношению к русской литературе. И в академическом литературоведении, и в живой литературной критике существует четкое разделение, к примеру, между английской и англоязычной литературами. Англоязычный автор, проживающий в Африке или где-нибудь на тихоокеанских островах, время от времени бывающий и в самой Англии, никогда не обидится, если его не назовут английским писателем, он и сам себя таковым не считает. Различаются и премии: национальные английские и за произведения, написанные на английском языке. Впрочем, в англоязычном мире нынче уже существует немало национальных по духу литератур. Скажем, ирландская литература, которая никогда не причислит себя к английской. Есть, между прочим, и американская литература, которая не только к английской, но и к англоязычной себя не относит. Мы, мол, сами по себе. То есть существует национальная английская литература, и существует некая космополитическая по духу англоязычная литература. Скажем, англоязычный Иосиф Бродский или Салман Рушди, прописанный в некоем космополитическом пространстве. Но уже сложились национальные, народные культуры и литературы, использующие английский язык в силу исторических причин. Не буду сейчас влезать в тему, которой посвящены тысячи книг.
В ареале французского языка тоже есть французская национальная литература, космополитическая литература на французском языке и национальная литература тех или иных народов, использующая французский язык. Тут нам дискутировать не о чем.
И вот наше искомое. Как аксиома: существует современная национальная русская литература, естественно, написанная на русском языке. Не будем делить даже ее на направления. Она есть.
Существует и становится уже международной, мировой космополитическая литература, написанная на русском языке, но сама она быть частью национальной русской литературы не желает.
И так же, как в случае с англоязычной литературой, существуют у нас уже и национальные литературы, использующие русский язык. Как пишущий на английском поэт с экзотических островов никак не собирается считать себя англичанином, так и Чингиз Айтматов, Олжас Сулейменов или Василь Быков вряд ли считают себя русскими писателями. С ними все ясно, их национальный менталитет выражается ими на привычном для них русском языке. Вспомним дневники Тараса Шевченко, написанные на русском. Думаю, и в нашем литературоведении, и в нашей живой критике русскость и русскоязычность с академической дотошностью отделили бы друг от друга, защитили бы десять диссертаций, выпили бы два бочонка вина и оставили бы его скучным текстологам. Но здесь, увы, вмешивается тот самый, запретный, заклятый, неполиткорректный еврейский вопрос. И все сразу же усложняется. Казалось бы, предельно ясно, что пишущие по-русски Давид Маркиш и Дина Рубина — это еврейские национальные писатели, хотя и русскоязычные, не пожелавшие переходить на иврит или идиш. И таких в Израиле много. Они сами считают себя израильскими национальными еврейскими писателями. Но чем они отличаются от авторов "Знамени" или "Октября", пишущих на еврейские же темы, но русскоязычными себя не считающих? Где происходит водораздел, и кто его определит? Для меня, например, Борис Пастернак — русский поэт еврейской национальности. То же самое скажу о Мандельштаме, о полукровке Ходасевиче и так далее. Кстати, и хорошо мне известный Иосиф Бродский тоже до поры до времени был скорее русским поэтом, позже он стал русскоязычным космополитическим поэтом, но еврейским поэтом он так и не стал до конца жизни.
Понимают ли эту проблему русскости и русскоязычности в самой еврейской среде? Думаю, ее представители могли бы сами выступить со своими мыслями в предлагаемой мною дискуссии.
Четко сегодня не определено и понятие "русскость", отнюдь не сводящееся к этнической великорусской принадлежности. Если русскость — это не голос крови, не этническая формула, тогда это некое имперское, вечно строящееся, видоизменяющееся понятие, определяющее набор духовных констант. "Тот, кто любит Россию, тот и русский", — просто сформулировал мой друг Илья Глазунов. Но я знаю многих иноплеменников, горячо любящих Россию (кстати, и сам Илья писал о таких), хотя русскими они себя не считают. Русскость литературы — это ее национальный характер, это национальные герои, действующие сообразно своему характеру. Но это и тот русский дух, которым может быть в итоге захвачен и датчанин Даль, и поляк Рокоссовский, и немец Фонвизин. В увлекательнейшей книжке "Русские плюс…" Лев Аннинский цитирует прекрасного писателя и историка второй эмиграции Николая Ульянова: "Печать русского духа, русской культуры слишком глубоко оттиснута на каждом ее деятеле, на каждом произведении, чтобы можно было стереть ее или заменить другой печатью". Пусть нынче сепаратисты ищут в великой русской культуре творцов хоть с малой толикой своей крови. Не изымут они ни Пушкина, ни Фета, ни Жуковского, ни Левитана. Русское — это ведь не просто этнически великорусское, но с каким-то наднациональным всечеловеческим смыслом имперское строение души. Кончилось это русское в Бродском — кончился и русский поэт Бродский. Беда в том, что русское может кончиться и в самом этническом русском. И он может, к примеру, перейти на другой язык. А на русском языке будут по-прежнему писать иные русскоязычные литературы. Может ли исчезнуть русская литература и остаться русскоязычная? Может ли русскость существовать не на русском языке? Наш передовой политолог как-то написал: "Впереди у нас — возникновение новых народов на данной территории СССР. Какой из них станет называться русским — это, скажу я вам, открытый вопрос. Русскими будут те, кто захочет себя так называть и отстоит среди других это имя…"
