Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)
Вновь введенный в тот же день, 16 июля 1941 г., для слежки за военачальниками всех рангов институт военных комиссаров и политруков представляет собой дополнительное доказательство того, насколько ненадежным считалось политико-моральное состояние Красной Армии. И войска НКВД не составляли при этом исключения, о чем свидетельствует пример 23-й мотострелковой дивизии оперативных частей НКВД. 12 июля 1941 г. замполит командира и начальник отделения политической пропаганды 23-й мотострелковой дивизии НКВД, полковой комиссар Водяха счел нужным в приказе № 02/0084 обратить внимание подчиненных частей и подразделений на случаи «непонимания сущности Отечественной войны народов Советского Союза против немецких фашистов». Невзирая на развернутую «вождем народов» товарищем Сталиным 3 июля 1941 г. по радио военную программу «деятельности советского народа и его славной Красной Армии», согласно Водяхе, имелись «лица в рядах наших бойцов и даже командного состава, которые проявляют сомнения в нашей победе, выражают пораженческие настроения и восхваляют мнимую мощь армии фашистской Германии, рассказывая небылицы о хорошем снабжении немецкой армии и даже выражая сомнения в правдивости нашей печати». Дескать, такие разговоры означают «враждебное, вреднейшее воздействие и пособничество врагу». Теперь распространителям таких «лживых слухов» пригрозили, что их, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР, опубликованным 6 июля 1941 г. и подписанным Калининым, привлекут к ответственности и отдадут под суд.
Позволительно спросить, как вообще должно было обстоять дело в Красной Армии с постоянно заклинаемым «горячим советским патриотизмом» и с «массовым героизмом», даже просто с понятием чести, если Верховному Главнокомандующему приходилось самым суровым тоном «предупреждать» своих командующих и Военные советы фронтов и армий, командующих военными округами, командиров корпусов, дивизий, полков и батальонов, весь офицерский состав советской армии, включая командиров рот, эскадронов и батарей, что «любое проявление трусости и дезорганизации» будет «пресекаться железной рукой» и будут приниматься «строжайшие меры, невзирая на лица». Во всяком случае, в германском Вермахте даже на заключительной стадии войны не было подобного недоверия, такого рода постыдных мер. «Обращаю внимание, — провозглашал, например, Сталин угрожающим тоном всем советским офицерам вплоть до полковых командиров, — что впредь все, кто нарушают присягу, забывают о долге перед Родиной, порочат доброе имя солдата Красной Армии, проявляют трусость, панику, самовольно покидают боевые позиции и без боя отдают оружие врагу, будут беспощадно, невзирая на лица, наказываться со всей строгостью по законам военного времени.» Одновременно он велел арестовать большую группу советских генералов. 28 июля 1941 г. командный состав Красной Армии приказом № 250 народного комиссара обороны был поставлен в известность о расстреле генералов Павлова, Климовских, Григорьева и Коробкова. Было создано впечатление, будто имевший место фарс Военной коллегии Верховного суда СССР являлся нормальным судебным процессом. 28 октября 1941 г. были расстреляны генерал-полковник Штерн и генерал-лейтенант авиации Смушкевич, в феврале 1942 г. — генерал-лейтенант авиации Пумпур, генерал-майор авиации Шахт и другие генералы.
Все принятые до сих пор меры являлись лишь своего рода прелюдией к приказу Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 г., который подписали Сталин в качестве председателя Государственного Комитета Обороны, Молотов, как его заместитель, маршалы Советского Союза Буденный, Ворошилов, Тимошенко, Шапошников, а также генерал армии Жуков и который был зачитан всем солдатам Красной Армии. Если еще требуется доказательство, что постоянно превозносимый «советский патриотизм» и «массовый героизм» советских солдат был не чем иным, как пропагандистской фразой, то оно содержится в этом основополагающем сталинском приказе, которому трудно найти аналог в военной истории. Как уже было 16 июля 1941 г., так и теперь вновь признавалось, «что в рядах Красной Армии… находятся неустойчивые, малодушные, трусливые элементы, причем их можно найти не только среди красноармейцев, но и в командовании». Кстати, тот факт, что «трусливые элементы» оказались в центре внимания столь основополагающего приказа, свидетельствует, что они не могли быть второстепенным явлением. А в чем состояла трусость? В том, что в советских войсках было распространено как раз настроение не сражаться «до последнего патрона, до последней капли крови», а либо побежать вперед и сдаться немцам, либо покинуть позицию и пуститься в бегство в тыл. Сталинский приказ № 270 пригрозил драконовскими мерами, чтобы преградить оба пути к бегству.
Отпугивающими примерами вновь послужили три генерала: погибший на деле 4 августа 1941 г. у Старинки от прямого попадания снаряда командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, из солдатской смерти которого извлекли выгоду таким способом, попавший в плен тяжело раненым командующий 12-й армией генерал-майор Понеделин, а также командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов. Их обвинили в том, что они трусливо сдались в плен «немецким фашистам», тем самым совершили преступление дезертирства и нарушили военную присягу. Однако обвинение касалось не только одних этих генералов, но и членов Военных советов армий, командиров, политработников, даже служащих особых отделов, командиров полков и батальонов и практически каждого солдата Красной Армии, который не позволил убить себя на передовой за «товарища Сталина». «Трусов и дезертиров надо уничтожать», — повторил Сталин, и теперь он приказал считать «командиров и политруков», бегущих от врага или сдающихся ему, «злостными дезертирами, клятвопреступниками и изменниками родины» и «уничтожать на месте». Так, генералы Понеделин и Кириллов после плена и пятилетнего следствия были уже 25 августа 1950 г. приговорены к смерти Военной коллегией Верховного суда СССР и расстреляны. «Командиров и красноармейцев», которые предпочли сдаться в плен вместо того, чтобы сражаться и умереть, надлежало уничтожать «всеми средствами на земле и с воздуха». В соответствии с этим советская авиация атаковала и бомбила переполненные лагеря для военнопленных, например, под Орлом и Новгород-Северским. То, что для советского руководства не существует военнопленных, а имеются лишь изменники родины, стало в Красной Армии общеизвестно не позднее финской зимней войны, а о недостойной практике судебной ответственности всех членов семьи знал каждый советский человек. Всем военнослужащим Красной Армии теперь еще раз недвусмысленно пригрозили, что семьи сдавшихся офицеров и политработников будут арестовываться, а семьи сдавшихся красноармейцев лишат «государственных пособий и помощи». Но практика чаще всего выглядела куда хуже.
Типичным для Сталина и характерным для отношений в Красной Армии было то, что он не воззвал к постоянно заклинаемому «советскому патриотизму», а, напротив, счел распространение страха и ужаса подходящим средством, чтобы побудить красноармейцев сражаться за их «социалистическое отечество». Это проявилось и во время кризиса 1942 года, когда, невзирая на систему террора, и без того доведенную к этому периоду до совершенства, Сталин еще раз прямо обратился к советским солдатам всех рангов в угрожающем тоне. После того, как в июле 1942 г. на южном участке наметилась угроза прорыва немецких наступающих соединений вглубь страны и в немецких документах уже пошла речь о «паническом» и «диком бегстве» советских войск, Сталин в качестве народного комиссара обороны 28 июля 1942 г. издал приказ № 227, практически — еще одно ужесточение приказа № 270 от 16 августа 1941 г. Недвусмысленными словами напоминалось теперь о требовании ликвидировать на месте или передавать для осуждения военному трибуналу «изменников родины», сдающихся врагу или предающихся бегству от него, «паникеров и трусов». В Рабоче-Крестьянской Красной Армии, якобы, исполненной «горячим советским патриотизмом» и «массовым героизмом», не только военнослужащие низших офицерских рангов, как командиры взводов и рот, или даже командиры батальонов и полков, но и точно так же все генералы, командиры дивизий и корпусов, а также командующие армиями и их Военные советы, военные комиссары и политруки, не говоря уже о солдатской массе, считались в принципе способными к «измене родине», и им угрожали суровым возмездием. Кроме того, Сталин приказал сформировать «смотря по обстановке» штрафные батальоны по 800 человек для всех неустойчивых «средних и старших командиров» и «соответствующих политработников» и штрафные роты для всех пораженчески настроенных младших командиров и рядовых, чтобы дать им возможность «искупить кровью свои преступления перед Родиной». Для военнослужащих этих штрафных подразделений, беспощадно использовавшихся на особенно трудных участках фронта, это практически означало, что они считались амнистрированными лишь в случае тяжелого ранения, а при легком ранении, после излечения их тотчас вновь гнали под огонь. Хорошо вооруженные заградительные отряды позади сражающихся войск получили приказ открывать огонь по отступающим частям или солдатам и «расстреливать на месте паникеров и трусов».
