Газета День Литературы - Газета День Литературы # 139 (2008 3)

но с ней в картонном домике

нe жил.

А невеста в постель слегла,

на простынки на шелестящие,

по Петрушке слезы лила,

и не картонные, настоящие…

У меня залётка был

По имени Петя.

Он не жuл со мною, нe жил,

Но любил меня и нежил.

К царевичу Жар-птица

прилетала ночью в сад,

где на деревьях

золотые яблочки висят.

Жар-птица эти яблочки

срывала, воровала

и в золочёной клетке

ими стол себе сервировала.

Сверкали перья у Жар-птицы

золотым огнем,

и становилась ночь при ней

не ночью — светлым днём.

Глаза сверкали у Жар-птицы

ярче люстр хрустальных,

И было много там

таких оттеночков

грустальных.

Жар-птицу подстерёг царевич

да за хвост поймал,

В своей засаде сидя,

весь кустарник поломал.

"Ура! Ура! Поймал Жар-птицу эту

и теперь я,

конечно, мог бы ощипать бы ей

и хвост, и перья,

И мог бы из неё сварить

себе такой бульон,

вкусней и лучше,

чем с "Галиной Бланкой",

был бы он.

Но пусть летит она

в животный мир Дроздова…" —

подумал он и ей сказал:

"Лети и будь здорова!"

И превратилась тут же

в красну девицу она,

в сравнении с которой

Мисс Европам грош цена.

И он гулял с Жар-птицей

по оврагам, буеракам,

А утром в загсе сочетался с ней

законным браком.

Чьи-то слышатся в ночи,

во пoле, вo поле

Стереофонические вопли.

Испускает вопли птица.

Хочет птица воплотиться

В сказочно-красивый образ.

Нужен ей эмоций выброс.

Данные у птицы этой классные,

Крылья — огневые, ярко-красные,

И для образа Жар-птицы

в самом деле

Лучше этой птицы — нет модели.

Я со сказочным царевичем не сплю

И к нему не приближаюсь,

Только думаю о нём.

Если я к нему приближусь,

Я его своим огнём

Ослеплю и спалю.

Я со сказочным царевичем не сплю

И к нему не приближаюсь,

Только думаю о нём.

Я к нему и не приближусь,

И его своим огнем

Не спалю, не спалю…

Я живу в красивой клетке,

словно в гетто,

Мне уже давно привычным

стало это.

Я порхаю в клетке,

от себя тоску гоня.

Слишком много у меня огня.

Жар-птица из сказки в сказку

летала-перелетала

(И никто не знает, сколько

этой Жар-птице было лет),

По каким-то неведомым дорогам

она плутала

И к Стравинскому прилетела,

пришла в балет.

И взмахнула Жар-птица

своими крыльями золотыми

И закружилась по сцене

в Гранд-Опера

Над подмостками,

светом прожекторным залитыми,

И царевичу бросила знак

внимания в виде пера.

И затмила Жар-птица собою

райских птиц и сазанов…

(Ты, Жар-птица,

любую публику покоришь).

И стала Жар-птица

Королевою бала

"Русских сезонов",

И ей аплодировал

весь культурный Париж.

А жизнь Жар-птицы

в наше время — не простая,

И путь её в реальный мир —

коварен он.

К себе Жар-птицу

затянула птичья стая,

Вся состоящая из галок и ворон.

Жар-птица, связь свою утратив

с русской сказкой,

Забыв туда свои дороги и ходы,

Покрасив перья золотые

серой краской,

С вороньей стаей

бродит в поисках еды.

Она присутствует

при драках и попойках

Бомжей голодных,

коих палкой не разнять.

Она объедки

собирает на помойках,

И в ней Жар-птицы прежней

не узнать.

Поварa,

на фольклорную живность точившие зуб,

Из Жар-птицы и Курочки Рябы

сварили суп,

Золотую Рыбку

поджарили на сковородке

И подали гостям в ресторане

к столу и к водке.

Получили от них благодарность

и деньги за это,

Про меню ресторана

писала "Экпресс-газета".

Поварa, овладев

кулинарным искусством

и опытом,

Стали брать на базаре

такие "продукты" оптом

И кормить

и других посетителей ими ж,

И подняли престиж ресторана

и имидж.

Владимир Бондаренко ПРИРОДНОЕ ВОЛХОВАНИЕ. К 70-летию Валентина Устинова

Если кому из любителей поэзии надоела теснота филологической поэзии, надоели бесконечные словесные игры и хочется выйти на простор, столь привычный для русской души и русской поэзии, обращайтесь к поэзии Валентина Устинова.

В ней вы найдёте и молитвенность исповедующегося человека, и весёлое озорство игры, и наслаждение от земной мастеровитой работы, и откровенность земной любви.

Червонное небо! Тугая вода

В ночь на Иван Купала

Струями рек, родников пруда,

Млечным Путём в проливных звездах

Тебя и меня обвивала.

И ты — озорная, родная опять,

Прикрыв наготу росою —

Сквозь колдовство и пригляд опят,

Меж крыльев папоротников и голубят

Выходишь к реке босою.

И не поверишь, что вечно озорному, задиристому, песенному Валентину Устинову, стариннейшему моему другу, уже исполнилось 70 лет. А стихи-то пишутся совсем не мудровато-старческие, а будто только-только выбрался на простор русской поэзии, и будто вновь мы с ним в родном Петрозаводске, где Валентин заведовал отделом поэзии в журнале "Север" под присмотром нашего общего старшего наставника Дмитрия Яковлевича Гусарова… И распиваем хмельное винцо на старинном кладбище, читаем стихи и мечтаем о будущем. Впрочем, Валентин и сейчас не лишен мечтаний, новых замыслов, не лишен энергии общего русского дела. Может быть, в жизни своей он и подчиняется жестким московским принципам, но в поэзии, в стихах своих такой же, как и раньше, вольный новгородец, ушкуйник, древний волхв.

Поэзия Валентина Устинова — поэзия зрелого лета. Когда начинают тяжелеть зёрна в колосе, когда плоды набирают сладость, когда земля ощущает предродовые схватки нового урожая. Таких поэтов мало в современной русской литературе. Больше поэтов осени, поэтов весны. Это не в упрёк ни им, ни Устинову. Любое время прекрасно.

Уточнение поэтической направленности помогает мне легче понять стихи Валентина Устинова.

Я таким молодым никогда ещё не был.

Поднимусь на заре и в любимом краю

из горячего жара рассветного неба,