Газета Дуэль - 2008_37 (585)
Давайте учиться читать их публицистику!
Из авторского текста я решил вычистить наиболее эмоциональные места, оставив без изменения повествовательную канву и «сырые» факты.
Речь пойдёт о "преступлении и наказании": о том, как молодая Валерия Ильинична разбросала антиправительственные листовки во Дворце Съездов на тогдашнем празднике Конституции 5 декабря и что за этим последовало.
В начале книги Новодворская признаётся:
"Только сейчас, десятилетия спустя, я поняла, что я из одного теста с Павкой Корчагиным, как я от него ни отрекайся. Все-таки КПСС, вопреки своим собственным интересам, удалось воспитать из меня настоящего коммуниста, хоть и с антикоммунистическим уклоном…"
Тут мне совершенно нечего возразить. Валерия Ильинична подтвердила то, что я всегда подозревал. Все эти диссиденты, повинуясь своему Основному Инстинкту — слепой, ничем не сдерживаемой, разрушающей окружающую жизнь ненависти, — превратились в тех, кого проклинали и ненавидели: в коммунистов-большевиков, чекистов 20-х и 30-х годов, отождествились со своими врагами: "ты и я одной крови". А связующая кровь оказалась не их, народной.
Это отождествление означает, что конца их борьбе не будет: ведь они борются с собой. Пока они не разрушат, не уничтожат самих себя, они не успокоятся. Цена этой победы — миллионы невинных душ.
О том, как идея разброса прокламаций в театре пришла ей в голову, Новодворская напишет:
"Идея с театром родилась у меня в тот вечер, когда в Театре оперетты из какой-то ложи или с балкона к нам в партер упала программка.
Весь мой угол поднял головы, глаза у некоторых жадно заблестели, а один зритель даже сказал вполголоса: "А если бы это было что-то другое?" Я поняла, что люди чего-то такого ждут…"
Тут явно проступают черты зацикленности на одной идеe: под "чем-то другим" автоматически понимается не бинокль, скажем, что уж куда более логично предположить, а антиправительственное воззвание.
Сказано (задумано) — сделано:
"…Решение было принято в октябре 1969 года, день был выбран: 5 декабря, День Конституции. Наибольший эффект обещал Дворец съездов, там огромный зал и в праздничный день дадут что-нибудь идейное (дали оперу "Октябрь"). Оставалось придумать текст. Для одних листовок он был написан в прозе (преступления партии, прелести демократии, задачи Сопротивления, необходимость вооруженной борьбы с коммунизмом, который есть фашизм, приглашение вступать в группы Сопротивления). Подписана эта прелесть была "Московская группа Сопротивления"… Уверенность в победе над советским "общественным и государственным" строем там была выражена.
Вторая листовка была в стихах.
Спасибо, партия, тебеЗа все, что сделала и делаешь,За нашу нынешнюю ненавистьСпасибо, партия, тебе!..
Спасибо, партия, тебеЗа тяжесть обретенной истиныИ за боев грядущих выстрелыСпасибо, партия, тебе!"
Тут важно отметить: человек публично призывает к свержению политического строя и смене руководства, т. е. к народному бунту. И это в то время, когда страна находилась в состоянии войны (то, что это была "холодная война" не важно; целью её являлось то же самое, что и при "горячей войне")…
"…Я… и в аресте, и в пытках, и в казни видела свой долг. Mои любимые экзистенциальные и античные герои умирали в одиночку…"
Это те самые жертвенные чувства, которые вели на Голгофу нечаевскую и народовольческую молодёжь, не сумевшую найти для себя других путей самовыражения. Нетерпение, стоившее нам 13 миллионов жизней тогда и до сих пор не подсчитанного числа в 90-х и сегодня. Инфантильная уверенность, что ты чище и лучше других, умнее всех, что лишь тебе известно как и куда надо идти всему народу, замешанная на желании отличиться, стать легендой и символом — вот то, что толкало их "на бой кровавый, святый и правый".
А вокруг них шла обычная жизнь, страна развивалась, как могла прихорашивалась, люди ходили в театры, а не в политику:
"…В те дни буфет Дворца съездов являл собой зрелище упоительное и недорогое (взбитые сливки, шоколадные конфеты, блины с икрой, семга, балык, мороженое, пирожные). Но я от волнения не могла есть (потом я два года буду вспоминать несъеденные дома пирожные и непосещенный буфет Дворца)…"
Потом, в 80-х и 90-х, с победой желанной Новодворской свободы и демократии, весь народ будет вспоминать несъеденные пирожные, невыпитое вино, сравнительно недорогое мясо, колбасу, сыр…
А тогда:
"…Я быстро дошла до соседнего прохода и швырнула свою пачку в 100 листовок в партер…Весь партер одновременно вздохнул: "Ах!" — и это было как рокот моря. Я взглянула вниз: все читали мою листовку. Какое блаженство! Я повернулась к бельэтажу, устроила маленький митинг и раздала остальные листовки…"
Заметим, это только читается в 10 секунд. Разбросать листовки, насладиться зрелищем, провести митинг — тут надо уж как минимум минут пять, а скорее гораздо больше. Никто молодую Валерию арестовывать не спешит. Наоборот:
"…Старенькая, видавшая виды служительница театра шептала мне: "Уходите скорей!"…"
Уйти? Но ведь юная мстительница жаждет пусть терновых, но венков славы. Каково же её разочарование, когда вместо венков получaет она "бубенчики славы", как на шляпе юродивого. Её «подвиг» оценён даже не в хрустящий зелёный доллар, а в копейку!..
"…Mне нужен был процесс, и я наконец дождалась. Штатный гэбист, проводивший с семьей уик-энд, явился в бельэтаж и спросил, не я ли распространяю листовки. Я горячо подтвердила, что именно я. Он вцепился в меня так, как будто я собиралась бежать, вывел из зала в фойе и стал просить у зрителей помочь меня задержать, хотя свободно мог сделать это один. От него все отмахивались, дожевывая свои конфеты и блины. Один юноша даже сказал, услышав от чекиста про листовки: "Спасибо, что сказали. Пойду возьму, если осталось". Наконец нашелся какой-то полковник, взявший меня за другую руку…"
Всё так обыденно… Мир вокруг живёт своей жизнью…
Посмотрите, как ведут себя люди. Похожи ли они на сломленных, загнанных, не имеющих голоса, живущих в постоянном страхе дрожaщих тварей, какими их пытаются изобразить нынешние либералы? Похожи ли они на «совков» из демократических сказок?
А «гэбист»? Напоминает ли он вам гестаповца? Так ли он всесилен, как его пытаются нам показать сегодня? Даже ОМОНа под рукой нет — не создали ещё. Хамов ни в сортирах не замочить, ни мордами в пол уложить…
"…Нашлись еще какие-то гэбешные оперативники (похоже, в такие праздники они обязаны дежурить на таких спектаклях) и пошли в зал просить листовки. Вернули им 40 штук, 5 нашли разорванными. Пошли за остальными, вернулись: "Они не отдают!" Мой триумф был полный: 80 штук зрители сохранили, несмотря ни на что (а тогда это было весьма опасно, могли и обыскать весь зал)…"
Вот оно, знаменитое всесилие КГБ!!!
"Ожидая компетентные органы, я агитировала злых оперативников и равнодушных администраторов…"
Руки не вывернули, рот не заткнули, пулю в лоб не пустили. Позволили вести агитацию… Воистину КГБ было страшной организацией!
"…Революционного рвения никто не проявлял, кроме одной группы ветеранов войны… которые рвались в дверь, орали, что им испортили праздник, что они за этот строй воевали, и просили дать им меня, чтобы они могли убить меня собственными руками.
Парочка прорвалась и стала засучивать рукава. Я встала с дивана и гордо шагнула навстречу, хамя ветеранам, как только это возможно (рабы, холопы, клевреты, опричники и т. д.). Оперативники развели нас, как на ринге, выталкивая ветеранов с воркованием: "Ну что вы волнуетесь, есть же компетентные органы, они приедут и займутся…" Но органы что-то не ехали до 23 часов… хотя от Лубянки до Дворца съездов было рукой подать…"
Как обидно! Новодворской казалось, что она в секунду станет знаменитым политическим преступником, а никто не обращает на неё внимания. Сами не повесили, не расстреляли, другим разорвать её не дали, на свидание с ней не спешат… Изверги!
"И вот наконец появились трое, прилично, но скромно одетые, и представились администратору."
То, что одеты они были скромно, не во фраки ("Double O Seven" you are not!), — как это, видимо, задело её самолюбие!!! Кто запомнил бы такую деталь? А вот Новодворская пронесла её через всю свою жизнь…
"…ушли в соседний кабинет изучать листовки… На меня они едва взглянули…"
Очередная обида! "Я, отчаянная террористка, перед вами, а вы даже не посмотрели в мою сторону!"
"Полчаса они изучали листовки… Они вышли и очень вежливо предложили мне поехать с ними: "Мы здесь рядом, недалеко". Мне до сих пор кажется, что если бы я испугалась хотя бы в этот момент, они бы меня с собой не взяли…"
Как это не похоже на "кровавую гэбню" из перестроечных рассказов!