Дэниел Клейн - Хайдеггер и гиппопотам входят в райские врата. Жизнь, смерть и жизнь после смерти через призму философии и шутки

Аргх… вигос… фип…

Вы опять за свое, Дэрил? Или вы хотите сказать, что прочитали Гёте и полагаете, что самоубийство – это проявление измученной души художественной натуры? Бог свидетель, публикация «Страданий молодого Вертера» Гёте вызвала волну романтических самоубийств по всей Европе. Такой романтизм конца XVIII в. как раз для вас.

Ннннигум… флирп…

Вы еще с нами, Дэрил? Хотелось бы, чтобы вы говорили громко и отчетливо. Понять вас сложнее, чем Демосфена[63].

О-о, как мы догадываемся, вы говорите, что мы не представляем себе вашего положения и сложившихся обстоятельств, которые привели вас к такой жизненной ситуации, когда только и остается, что сунуть пистолет в рот. Извините нас!

Серьезно, Дэрил, у вас что, неизлечимое заболевание, вызывающее и физическую боль, и душевные муки? Поэтому вы хотите покончить со всем этим?

Если так, вам будет приятно узнать, что вы в хорошей философской компании. Древние стоики учили, что цель жизни – «процветание», или «жизнь в согласии с природой». Так что, если вы больше не преуспеваете, вполне естественно покончить с собой. Как сказал Цицерон, «долгом того, кто обладает в большей мере тем, что соответствует природе, является сохранение жизни, в ком же преобладает или, возможно, возобладает в будущем противоположное, для такого человека долг – уйти из жизни»[64]{26}.

Кто знал, что д-р Кеворкян – стоик? Д-р К. (или, как его называют, доктор Смерть) поднимает более сложный вопрос: приемлемо ли помочь кому-то другому совершить самоубийство? Забудем о юридической стороне дела и посмотрим на это с точки зрения морали; помощь в совершении суицида – это высший акт любви, или это сродни убийству? А может быть, как сказали бы специалисты по ситуационной этике, «все зависит от ситуации»?

Стоик Сенека даже использует слова, которые переняли современные защитники права на смерть, – «качество жизни». Сенека писал: «Мудрый живет, не сколько должен, а сколько может… он думает о том, как жить, а не сколько прожить. А если встретится ему много отнимающих покой тягот, он отпускает себя на волю…»[65]{27}

Современный философ Билл Мар выразил это более лаконично, хотя и с некоторым акцентом на теологию: «Я верю, что д-р Кеворкян близок к чему-то важному. Думаю, он великий человек. Потому что самоубийство – это наш способ сказать Богу: “Ты не можешь меня выгнать. Я ухожу сам”».

«До того, как мы поможем вам совершить суицид, давайте попробуем попринимать аспирин».

Я сожалею только об одном – что у меня нет второй жизни, чтобы отдать ее за свою страну.

За коллекцию лаков для ногтей с алмазной крошкой от Джоан Риверс не жалко и умереть.

А за что вы отдали бы жизнь?

Да-да, мы с вами говорим, Дэрил. Мы взываем к вашим трансцендентальным ценностям. И чтобы помочь вам разобраться с этим вопросом, предлагаем познакомиться с мнениями окружающих:

По данным одного опроса{28}, в котором можно было выбирать несколько ответов на один вопрос, 68 % респондентов ответили, что пожертвовали бы жизнью ради своих детей; на втором месте были те 48 %, голоса которых разделились между вариантами «за жену/мужа» и за то, «чтобы спасти мир». Другие ответы были следующие: «за свободу познания и образования всех людей на Земле» (40 %), «за свободу и демократию» (36 %), «за отсутствие цензуры в СМИ» (32 %).

Что такое, Дэрил? Вы не можете представить себе ситуацию выбора между свободой познания и образования всех людей на Земле – и собственной жизнью?

Ну, хорошо, скажем, есть грузовой самолет, перевозящий 50 000 томов полных собраний Гарвардской классики[67], который должен был лететь в Конго, а вы, находясь в хвостовом отсеке с книгами, вдруг видите, что пилот падает замертво на приборы управления… и… и… Ух, Дэрил, как нам достучаться до вас?

Поскольку в этом опросе участвовали только 25 респондентов и каждый выбрал в среднем 2,7 ответа, за что они могли бы отдать жизнь, мы можем назвать эту конкретную группу «людьми с высокой готовностью к смерти». До сих пор в истории очень немногие мужчины и женщины были готовы умереть, но не предать идеалы.

Можно доказывать, что большинство солдат, за исключением смертников-бомбистов и пилотов-камикадзе, не столько выбирали смерть, сколько были готовы рисковать жизнью за свою страну. Это вызывает восхищение, но служение долгу тут не на первом месте. Однако Сократу, судя по Платоновой «Апологии (Сократа)», предложили оправдательный вердикт, если он прекратит портить молодежь Афин философией, но он отказался, хотя знал, что в таком случае его ожидает смерть. А Жанна д’Арк? Вероятно, ее смерть была добровольной в том смысле, что она не могла не осознавать ее неизбежность, когда начинала свой путь, переодевшись воином.

Некоторые философы задавались вопросом о том, насколько оправданно жертвовать чьей-то жизнью ради идеала или другого человека, но в целом это мало кого волновало. К примеру, Бертран Рассел сказал: «Я никогда не отдам жизнь за свои убеждения, потому что могу ошибаться». Французский философ, гомосексуал Мишель Фуко заявил: «Умереть за любовь мальчиков – что может быть прекрасней?» А Эпикур (древнегреческий философ, а не кулинарный веб-сайт) подходил к этому вопросу более основательно: он говорил, что умный человек иногда желает умереть за друга. Это достаточно неожиданное проявление чувств у философа, убежденного в том, что все наши поступки продиктованы желанием получить наибольшее наслаждение. Частично такое суждение можно объяснить тем, что на самом деле Эпикур не считал смерть большой бедой. «Для нас смерти нет, – писал он. – Пока мы здесь, смерти нет, когда смерть здесь, нас уже нет». Не волнуйтесь и будьте счастливы.

Сегодняшнее задание: подготовьте рассказ в сто или меньше слов о том, за что бы вы отдали жизнь (NB: в связи с ограниченностью ассортимента коллекция лаков для ногтей с алмазной крошкой от Джоан Риверс не рассматривается).

Нанги… сник… фрап…

Что-что, Дэрил? Вы говорите, дело не в этом – у вас все в порядке со здоровьем?

Хорошо, тогда понятно: у вас депрессия. Все пошло не так. Акции падают, сын ухаживает за вашей сестрой, а жена посещает секту свободной любви. Вы просто хотите распрощаться с хаосом, в который превратилась ваша жизнь. Мы чувствуем вашу боль, Дэрил.

Но пока мы не перешли к моральной стороне суицида, которую, возможно, вы не хотите рассматривать, вот байка по поводу некоторых практических аспектов. Возможно, вы что-то упустили:

Один растяпа подозревал, что жена ему изменяет. Как-то раз он позвонил домой, а она ответила, едва переводя дыхание. Сделав вид, что его это не волнует, он без предупреждения приехал домой. Войдя в дом, он прокрался по лестнице в спальню, ударом кулака открыл дверь и застал жену в объятиях соседа.

Растяпа разразился тирадой – с визгом, воплями и плачем. В конце концов он достал пистолет, приставил его к своей голове и сказал:

– Я не переживу этого, я убью себя.

Его жена и сосед только посмеялись.

И тогда растяпа сказал:

– Не смейтесь, вы – на очереди!

На чем мы остановились? Ах, да, как мы сказали, выбор за вами – если, конечно, вас не волнует, что ваш последний поступок будет расценен как аморальный величайшими мыслителями, когда-либо жившими на Земле. Итак, подождите минутку и послушайте.

Блаженный Августин доказывал, что самоубийство нарушает заповедь «не убий», поскольку любовь к себе – золотой стандарт любви в Писании: возлюби ближнего как самого себя. Поэтому заповедь «не убий» очевидным образом включает и запрет убийства самого себя. Августин считал, что концепция стоиков о «процветании» – стезя слишком добродетельная. Он говорил: мы должны прислушиваться к словам апостола Павла и в покое и надежде ожидать невыразимого счастья в загробном мире.

Святой Фома Аквинский был убежден в том, что самоубийство противоречит естественному закону, закону себялюбия; и добавил еще два соображения, которые и сегодня звучат в наших спорах о суициде: во-первых, самоубийство наносит урон сообществу – мы имеем в виду похоронные затраты; во-вторых, «только Богу принадлежит право вынести приговор к смерти или к жизни». Более поздние или взывающие к естественному закону вариации этой мысли так или иначе нашли отражение в государственных законах, запрещающих суицид.

В свою очередь, британский философ эпохи Просвещения Дэвид Юм относился к аргументу об «уроне сообществу» с секулярной точки зрения и находил его неубедительным. Он утверждал, что рано или поздно каждый из нас перестанет представлять ценность для сообщества или даже станет обузой. «…Предположите, что не в моих силах более служить интересам общества; предположите, что я ему в тягость; предположите, что моя жизнь мешает каким-нибудь лицам принести обществу гораздо большую пользу. В таких случаях мой отказ от жизни должен быть не только безвинным, но и похвальным»[68]{29}. Аргументы такого рода делают Юма особенно непопулярным среди престарелых жителей Сан-Сити[69].