Дмитрий Соколов-Митрич - Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?!

Игнатьев пробует аппаратуру. Ей уже почти тридцать лет. По советским стандартам, ее нужно было списывать еще двенадцать лет назад. Но пока работает. У них с Анатолием Федоровичем одно чувство долга на двоих.

– Для своего времени это была очень хорошая установка, – вспоминает киномеханик. – С тех пор как она здесь появилась, зрители перестали мне кричать: «Сапожник!» Она позволяет показывать фильм бесперебойно. Видите, здесь не один кинопроектор, а два. Когда пленка кончается на одном, я включаю второй – и фильм продолжается. А тем временем заряжаю следующей бобиной первую установку. Один фильм – это, как правило, пять бобин. За тридцать лет здесь почти ничего не изменилось. Только звуковая дорожка раньше была серебряная, а теперь какая-то другая. Пришлось устройство для считывания новое покупать.

Анатолий Федорович выключает установки и садится на стул. До сеанса еще полтора часа. Все это время он просто сидит и о чем-то думает.

Кассир. «Девчата»

Нина Быканова – маленького роста, немного суетливая приятная женщина. В ее поведении чувствуется какая-то надорвавшаяся доброта. Те, кто ее знают давно, говорят, что в молодости энергия в ней била через край. Ее любимый фильм – «Девчата», вот только как зовут главную героиню, на которую она когда-то была похожа, Нина Даниловна уже не может вспомнить.

– Это сейчас я кассир, потому что других ставок не осталось. – Быканова быстро надевает очки с одной дужкой и поворачивается ко мне боком, чтобы этого изъяна не было видно. – А когда-то я была методистом репертуарного планирования. В кино пришла еще в те времена, когда телевидения не было и поход в кинотеатр для людей был праздником. Здесь люди встречались, общались, влюблялись. Сюда на встречи со зрителями приезжали актеры первой величины – Рыбников, Пуговкин. Мы по три сеанса в день давали, и каждый раз народу был полный зал. Даже очереди в кассу стояли. Последняя очередь, которую я помню, была на «Интердевочку».

– А как вам нынешнее репертуарное планирование?

– В девяностых годах показывать было нечего. Брали что-то из областных архивов, кое-как составляли репертуар. Но сегодня, слава богу, эти времена прошли. Все новинки, которые появляются в Самаре, уже через неделю-две – у нас. На рынке областного кинопроката работают две компании, но одна требует фиксированную сумму, а другая – процент от выручки. Мы, конечно, работаем с той, которая берет процент.

– Народ крепко подсел на западную продукцию?

– Это опять же было в девяностых. Сейчас снова стало пользоваться популярностью наше кино. «Жара» хорошо прошла. «Любовь-морковь», «В ожидании чуда», «Дневной дозор», «Девятая рота» особенно. Из зарубежных фильмов в последний год только «Шрэк» собрал приличную аудиторию. Правда, «Пираты Карибского моря» до нас еще не дошли. Вот только я сама все это новое кино как-то не очень уважаю. Слишком оно грубое. Когда показывают боевики, я прямо места себе не нахожу. Они меня даже через стену угнетают. Мечусь по коридору туда-сюда – как будто там, в зале, детей фашисты пытают, а я ничего поделать не могу.

В окошке кассы появляется рука со сторублевкой. Кассир дает три билета по тридцать рублей. Лист фанеры, в котором вырезано окошко, проломлен и заштопан мелкими винтиками. «Всякое бывает», – вздыхает Быканова.

– А чего у вас такие билеты дешевые? Поднимать цены не пробовали?

– Больше платить никто не будет. Вот если полностью переделать здание, установить современное оборудование – тогда можно было бы и сто пятьдесят рублей брать. Ведь отсюда многие ездят смотреть кино в Самару. Оно им выходит вместе с дорогой рублей в пятьсот, а то и больше. Но, чтобы нам стать современным кинотеатром, нужны огромные вложения. Тут недавно бумага из областного Министерства культуры приходила. У них появилась идея переоборудовать «Юбилейный» в киноконцертный зал нового поколения. Попросили выслать предложения. Идея хорошая, мы предложения выслали. Только что толку? Они предлагают это сделать на условиях долевого финансирования: половину область, половину район. А откуда в районе такие деньги?

Нина Даниловна дает первый звонок. Второй. Третий. Сборы сегодня составили семьсот двадцать рублей. «Нас не догонишь» – это какой-то мудреный фильм про то, как две зэчки сбегают вместе с охранником колонии и захватывают в заложники американца русского происхождения. Нина Даниловна в зал не идет. Она мечется по холлу. Она смотрит, чтобы никто не разбил стекло. На улице – День молодежи. Бордюркин сидит на скамейке и глядит, как на сцене выступает танцевальная группа девушек в костюмах в крупный горошек. Когда фильм закончится, одна из них расскажет нам страшную тайну. Сегодня утром директор кинотеатра Евгений Григорьевич раздавал молодежи свои личные деньги, чтобы они купили билеты и пришли в кино. Потому что журналисты приезжают.

Профессиональные соображения

Интересуйтесь искусством и пытайтесь понять, как оно действует. В сущности, все творческие люди – одно и то же. Они не художники, писатели, поэты, музыканты, копирайтеры, журналисты, они – композиторы. Законы превращения хаоса в композицию – одни и те же. Я очень хорошо себе представляю, как структура репортажа может быть той же самой, что и структура песни «Якоря» группы «АукцЫон». Когда человек занимается творчеством, внутри у него работают одни и те же молоточки. Это потом их движения преобразуются в разные формы – звуки, краски, слова, факты. Научиться работе с этими формами – дело техники. Главное – чтобы работали молоточки.

Уважайте фоторяд.

Вашим текстом репортаж видит, слышит и думает. А фотографиями он дышит.

Человек, которому не дают дышать, не хочет ни видеть, ни слышать, ни думать.

В хорошем репортаже иллюстрации должны занимать не менее трети площади. А иногда – и две трети. Это то самое масло, которым нашу кашу не испортишь. Особенно если она остывшая и с комочками.

Так что имейте мужество не страдать текстовым шовинизмом. Репортаж – это не только ваша работа. Репортаж – работа двух людей, и какая из них важнее – большой вопрос.

С фотографом работать вообще гораздо лучше, чем без него.

Во-первых, это веселее.

Во-вторых, если надо уболтать человека что-нибудь вам рассказать, вдвоем люди всегда выглядят убедительней. Вдвоем можно играть в «доброго» и «злого» следователей, в двух «добрых» следователей, в двух «злых», в земляка, в единомышленника; можно придумать еще много других увлекательных игр, правила которых сочиняются прямо на ходу. Например, однажды мы с фотографом Алексеем Майшевым в присутствии героя, который не испытывал никакого желания с нами разговаривать, затеяли ожесточенную дискуссию. И после этого человек расслабился и проникся к нам доверием. Наверное, подумал, что вот – раз ребята даже друг с другом ругаются, значит, нет у них против меня никакого предварительного сговора.

В-третьих, людям почему-то свойственно интересоваться фотоаппаратурой. Особенно в последнее время. Это лишняя возможность для установления контакта.

Ну а в-четвертых, рядом с фотографом у тебя чаще всего хорошее настроение. Потому что фотографу всегда хуже, чем тебе. Потому что у него тяжелая аппаратура, а у тебя – нет.

Правда, на обратном пути роли меняются. Он уже все отснял, а тебе еще страдать над текстом.

Не привязывайтесь к тематике. Это опасно.

Репортер должен быть не специалистом в той или иной теме, а мастером восприятия. Для этого нужно быть максимально свободным от каких бы то ни было тематических полянок. Садясь на тему, вы обрекаете себя на зависимость от источников информации. Если вы криминальный репортер, вы по-любому на крючке у пресс-службы УВД. Если вы репортер светский – вы раб тусовки. Если вы на передовой всякой чрезвычайщины, то без МЧС вы как без рук. Стоит только вам чем-нибудь расстроить всех этих замечательных людей, и они легко вам устроят маленькую информационную смерть.

Хороший репортер – это вечный кочевник. Наиболее выгодная позиция – быть везде и нигде. Сегодня ты на Саяно-Шушенской ГЭС, завтра занимаешься расследованием в Кондопоге, послезавтра пишешь про демографию в ХМАО. Работая каждый раз в новом месте и в новой теме, ты ни от кого не зависишь, ты сам себе хозяин, и нет никого между тобой и твоим словом.

Оборотная сторона этой свободы – одиночество. У хорошего репортера, как правило, очень плохо получается дружить и налаживать связи. Потому что за дружбу и связи приходится платить информационной зависимостью. Бывают приятные исключения, но очень редко. Это такая репортерская печаль, но ничего не поделаешь – приходится печалиться.

Если вам не нравится писать репортажи – не расстраивайтесь. Это даже хорошо. Это значит, что вы не графоман. Я тоже терпеть не могу писать репортажи. Нормальному человеку процесс писания репортажей нравиться в принципе не может, потому что репортаж – это не дешевая словогонка, а высокотехнологичный, груженый информацией, смыслом и эмоциями текст. При этом он ограничен в объеме, а писать мало намного труднее, чем писать много. Качественная писанина требует сильнейшей концентрации сил и внимания. Любит ли тяжелоатлет свою штангу? Вряд ли.