Левый фашизм: очерки истории и теории (СИ) - Нигматулин Марат "Московский школьник"
Социальная база меньшевиков и эсеров [322].
В настоящее время в широких слоях российского общества растет интерес к изучению Октябрьской революции, что связано отчасти с наблюдаемым сейчас внутренним его кризисом; представители различных политических сил, как правых, так и левых, все более сейчас обращаются к дореволюционному опыту своих предшественников [323] [324].
В контексте растущего интереса общества как к самой Октябрьской революции, так и, охватывая более широкую перспективу, к опыту работы политических организаций дореволюционного и революционного периода вообще, представляет определенную важность детальное исследование партии социалистов-революционеров и их ближайших союзников [325] – меньшевиков.
Поскольку мы знаем, что никакая партия не может полноценно существовать, действовать и оказывать влияние на политику без массовой поддержки ее работы со стороны определенных слоев населения, то мы полагаем наиболее важным исследование именно социальной базы эсеров и меньшевиков.
В данном вопросе намного легче на первый взгляд говорить о социальной базе социалистов-революционеров, ибо они, в отличии от меньшевиков, намного более четко формулировали и определяли это самостоятельно [326]. Тут, однако, следует процитировать профессора А. А. Галкина, который пишет: «Маскировка классового содержания политики особенно важна для таких партий в условиях кризиса защищаемого ими строя, когда им приходится не время от времени, а постоянно прибегать к чужому флагу и краденным лозунгам. Немалое значение имеет и то, что классовая раздробленность, мозаичность капиталистического общества вынуждает многие политические партии <...> искать опору не в одном, а в нескольких классах, что также исключает открытое признание классового содержания проводимой ими политической линии. Но на субъективную оценку классового содержания своей политики партией или ее руководством нельзя полагаться и в том случае, когда речь идет об организации, в большей или меньшей степени отражающей взгляды и интересы трудящихся масс. Во-первых, далеко не всегда сами массы достаточно четко сознают действительное социальное содержание политической линии, которая, как им кажется, отвечает их интересам, и тем более ее отдаленные социально-экономические последствия. Во-вторых, в случае если речь идет не о марксистской партии, – такой ясности, как правило, нет и у политического руководства. В-третьих, иногда, особенно в недостаточно развитом в социальном и экономическом отношении обществе, даже политика, на первый взгляд отвечающая интересам трудящихся классов, может при определенных условиях оказаться на руку классам эксплуататорским.» [327].
Несмотря на то, что А. А. Галкин писал соответствующие строки по несколько иному поводу, относятся они ко всем буржуазным партиям вообще, к мелкобуржуазным – в особенности; партия эсеров неоднократно декларировала в своих официальных документах и партийной печати, что будто бы она ориентируется на «трудовое крестьянство» или же на «трудовой народ» [328], хотя мы обязаны подвергнуть сомнению это утверждения и вскрыть истинные механизмы поддержки социалистов-революционеров. Хотя эсеры и утверждали, что будто бы они выступали от имени всего крестьянства, давно известно, что к тем временам, когда была организована партия социалистов-революционеров, уже давно не существовало никакого единого крестьянского сословия, что было подтверждено исследованиями еще конца XIX-начала XX века [329].
Крестьянство на рубеже веков стремительно расслаивалось, а в его среде выделялись разнообразные группы, из которых наиболее часто выделяют следующие: бедняки, середняки и кулаки. Беднейшее крестьянство, будучи забитым тяжкой работой на чужой земле, ибо оно обыкновенно не имело своей либо вообще, либо же имело ее крайне мало, было и впрямь недовольным и даже настроенным несколько революционно, в то время как кулачество придерживалось в политике черносотенных монархических взглядов [330]. Говоря о работе меньшевиков и эсеров с рабочими заводов крупных городов, мы также должны отметить полное их поражение в этом вопросе, которое хорошо можно продемонстрировать по их влиянию на профсоюзы крупных городов; летом 1914 года 16 из 20 профсоюзов в Петербурге находились под контролем большевиков, в Москве же большевики управляли всеми тринадцатью профсоюзами [331].
С наступлением войны отмечается все более заметное отклонение вправо со стороны эсеров и меньшевиков, которые с 27 сентября 1915 года официально образовали блок, хотя фактически он был сформирован еще до этого [332]. Постепенно националистическая линия в риторике эсеров и меньшевиков занимает центральное место, постепенно вытесняя линию революционную, в результате чего общественность заговорила о т.н. «социал-шовинизме» [333].
Надо отметить, что склонность эсеров к национализму имела не временный, а постоянный характер, о чем говорит факт того, что значительную часть участников т.н. «белого движения», особенно того, что было в Сибири под руководством Колчака, составили именно эсеры [334]. Позднее, уже будучи в эмиграции, некоторые бывшие члены партии социалистов-революционеров активно сотрудничали с нацистами в Германии, отдельные из которых даже вступали в SS и ехали на Восточный фронт [335] [336].
С нашей точки зрения последний факт обусловлен тем, что как партия социалистов-революционеров в начале XX века, так и НСДАП в более поздние годы, являлись партиями мелкобуржуазными, т.е. проводившими политику, отвечающую интересам мелкой буржуазии, а потому бывшие члены одной такой партии присоединились к другой подобной.
