Газета День Литературы - Газета День Литературы # 87 (2004 11)

ЯЗЫК ОТЦОВ (отрывок)

Да, торжествует глупый новояз.

Еще чуть-чуть — и он расправит плечи,

И будут люди толковать про нас,

Что говорить нам незачем и нечем.

Давай, мели, Емеля-басурман!

Что не молоть, пока твоя неделя...

Нам незачем за словом лезть в карман:

Оно у нас снаружи и при деле.

Оно способно стать и кулаком

И кукишем, повернутым к Европе.

Мы всякий полный shop сведем тайком

к "шо б я так жил", а после — к "полной жопе".

И, растеряв последнее лицо,

Shop снова станет "лавкой". Круг замкнется.

И всё вернется. Да, в конце концов,

Всё это обязательно вернется:

Никитин, Фет, Есенин и Рубцов...

За это, право, стоит побороться!

Вальдемар ВЕБЕР ГЛЯДЯ ИЗ АУСБУРГА

В мае сего года российского политического деятеля и экономиста Альфреда Рейнгольдовича Коха назначили главой предвыборного штаба СПС. Что такое СПС, я какое-то представление имею. Кто такой Альфред Кох, честно говоря, знаю плохо. Предполагаю, что немец, так как в очередной свой приезд в Москву услышал от моих литературных знакомых, раньше аполитичных, а теперь до посинения погруженных в политические бои: "Твой Кох, знаешь, что вытворяет?". Почему он мой и что он там вытворяет, я выяснить так и не потрудился. Мало ли что какие-то мне лично незнакомые немцы там в России вытворяют — Кохи, Россели и Грефы. Слышал, что они существуют, лишь удивлялся, ишь, как высоко забрались, вот ведь и среди нашего брата образованные завелись, подросли, значит, за тридцать последних лет с тех пор, как не стало для них запрета учиться. Словом, слышал я про них, да и только, но знал о них не больше, чем про Гусинских и Явлинских. Погружаться в непроходимый российский политический ландшафт, напоминавший бесконечно длинный коридор московской или ленинградской коммуналки с ее склоками, у меня, литератора, не было никакого желания.

Но вот читаю в "Газете" комментарий поэта-ежедневника, поэта-правдоруба Игоря Иртеньева:

Видно, правда, дело плохо

У Союза правых сил,

Если он Альфреда Коха

Штат возглавить пригласил.

Пусть Немцов и Хакамада

Отдохнут чуток пока,

Тут нужны зондеркоманда

И железная рука.

Где поставили Альфреда,

Резко вверх дела идут.

Где Альфред — всегда победа,

Где Альфред — все аллес гут.

Разбегайтесь же, медведи,

На глазах теряя вес.

Вновь в седле железный леди.

Штурмбанфюрер СПС.

Ну, думаю, круто берет сатирик. Неужели никто не отреагирует?

И вдруг в "Известиях" реакция — реплика от имени редакции. Как выяснилось позднее, единственная во всех российских СМИ (сплетничают даже, что редакцию эту будто бы сам Кох то ли подкупил, то ли заставил, то есть настолько всем этот стишок в России по душе пришелся, настолько он, мол, в точку попал, что протестовать против него можно было разве что польстившись на деньги или под страхом смерти):

"Предположим на секунду,— пишут "Известия", — что Альфред Кох имел счастье или, напротив, несчастье родиться евреем. И в какой-нибудь народно-патриотической газете появился стишок, вышучивающий его еврейство. Например, такой:

СПС придали весу

Олигархи-подлецы.

Очень трудно СПСу

Обойтися без мацы.

Там, где Хамыч, там и Симыч,

Где евреи — жди засад;

Где Борис — всегда Ефимыч,

Где Альфред — всегда моссад.

Опасайтесь, коммунисты,

"Монтес аури"* сынов,

Крепко на руку нечисты,

Вас оставят без штанов".

Вот бы поднялся визг да вой в среде либеральной интеллигенции, вот бы досталось от нее расисту, антисемиту, нацисту-фашисту и человеконенавистнику Игорю Моисеевичу Рабиновичу, печатающемуся под псевдонимом Иртеньев.

"Известия" отмечают, что позднесоветская либеральная интеллигенция, сатирическим голосом которой считает себя Иртеньев, всегда жила и живет поныне по двойным стандартам. Что про одних можно, то про других — Боже упаси. Все нации равны, но есть равнее. А кроме всего прочего есть еще и совсем особые категории наций. Например, нации-агнцы и нации-волки. Нации-жертвы и нации-палачи.

Предвижу, что реакцией на эти мои слова будет усмешка, что, мол, не хватило Веберу юмора. Немец, что с него возьмешь.

Заранее скажу: повидал я на своем веку этих криворотых усмешек немало. Подобные упреки в недостатке юмора чаще всего исходят от считающих, что юмор есть у них одних, что им одним дано обладать им чуть ли не свыше. Можно и в лицо плюнуть, а потом удивиться реакции "пострадавшего": "Ты что, обиделся что ли? Да я же в шутку!"

Так и делает Иртеньев: печатает в той же "Газете", походя, лягаясь, шутовскую реплику на реплику: мол, я "зря облил партайгенносе незаслуженной хулой", ведь "сам являясь иноверцем, тяжкий крест (иноверец с крестом? — курсив мой В.В.) всю жизнь несу" и "могу поклясться Кантом", что "любить готов всем сердцем немца-перца-колбасу". Вот только, мол, жаль, что у некоторых не хватает его, этого самого... Жаль, что у них с этим не ахти. Приезжали бы почаще к нам в Одессу.

« "Монтес аури" ("Золотые горы") — российская фирма, руководимая Альфредом Кохом.

Лев КОТЮКОВ Я ВЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

***

Какая Родина большая!

Но край родной, как не родной.

И мается душа больная

Неискупимою виной.

Какая Родина большая!

Никто себя не повторит.

Летит дорога столбовая —

И время страшное летит.

Галдит во тьме воронья стая,

А мир грядущий глух и нем.

Какая Родина большая,

Как будто нет её совсем…

***

Я сам себя давно не слышу,

Лечу в ничто, как вечный снег.

И в серебре весенних вишен

Таится зверь, как человек.

И всё безумней год от года

В тяжёлых снах седая кровь, —

Моя последняя свобода,

Моя последняя любовь.

Счастливым словом сердце грею,

Несчастным словом душу рву.

Не замечаю, что старею,

Не замечаю, что живу.

Но ты ещё мой голос слышишь

И ждёшь меня, как первый снег.

И я в дыму весенних вишен

Ещё томлюсь, как человек.

***

Гора прощается с горой,

Волна встречается с волной,

И свет иной встаёт стеной,

Где вечность — чёрною дырой,

Где забывает образ свой

Душа над бездной ледяной,

Над звёздным пеплом и золой,

За белой далью неземной.

Но ты со мной

И я с тобой

Здесь в этой жизни, как в иной,

В незримых снах небытия,

Здесь в этой жизни

Ты и я!

Твоя любовь — любовь моя.

Следы босые на воде,

И нет небытия нигде.

ПОБЕДА

Замирает музыка печальная,

Музыка любимая твоя.

И вот-вот последнее молчание

Обратится сном небытия.

Но пока ничто тебе неведомо,

Ты ещё живёшь в ладу с Судьбой.

Ты ещё живёшь одной победою,

Страшною победой над собой.

***