Газета День Литературы - Газета День Литературы # 135 (2007 11)
Мы с Юрием Кузнецовым составили антологию "Русские поэты о Сталине". Несколько лет тому назад я, мой сын Сергей Куняев и Кузнецов решили собрать всё, что написано о Сталине серьёзными, значительными поэтами. В результате появилась антология на 600 страниц, книга, какой не было. Она делится на четыре раздела. Первый раздел "Свидетели революции": Пастернак, Мандельштам, Асеев, Клюев, Шенгели, Бедный, Антокольский, Вертинский, Бенедикт Лившиц, Маршак, Сельвинский и т.д. Второй раздел "Солдаты и зэки": Заболоцкий, Даниил Андреев, Исаковский, Луговской, Павел Васильев, Светлов, Мартынов, Михалков, Липкин, Грибачев и т.д. Третий раздел "Шестидесятники": Окуджава, Левитанский, Коржавин, Рождественский, Чичибабин, Алешковский, Вознесенский, Евтушенко, Даниэль, Соколов, Куняев, Иосиф Бродский, Юрий Кузнецов и т.д. И четвёртый раздел "Когда эпоха обесславлена". Он представлен поэтами, которые родились после смерти Сталина.
Интересная получается картина, если сравнивать просталинские и антисталинские стихи по периодам. В первом разделе – пятьдесят на пятьдесят. И во втором – половина на половину, одни проклинают, другие славят. И все – талантливо. Это всё признанные поэты. В третьем разделе – 70% антисталинские стихи и 30% – просталинские. И в четвёртом разделе: 70% – "за", и 30% – "против".
Уже ради этой статистики стоило сделать такую антологию. Но что происходит дальше. Когда мы с Кузнецовым предложили в одно из издательств эту антологию, то нам было сказано, что мы должны получить разрешение на публикацию от авторов или их родственников, если поэт мёртв. И вот звоним, например, наследнику Твардовского. Разговор с дочерью. Она говорит: "Я запрещаю печатать всё". Вопрос: "Почему?" Ответ: "Все стихи о Сталине Твардовский писал против своей воли". Когда мы получили несколько таких ответов, то поняли: есть тенденция переписать историю, сделать её другой, не допускать объективной картины.
Неужели крупнейшие таланты нашей эпохи были совершенными идиотами или трусами. Ах, Ахматова писала свои стихи, чтобы спасти своего сына или себя? Да пшик всё это, откроем, скажем, стихотворение мая 1945 года, когда Лев Гумилёв не сидел, и никакого постановления о журналах не было. Это стихотворение звучит так:
Нам есть, чем гордиться,
и есть, что беречь:
И хартия прав, и родимая речь,
И мир, охраняемый нами,
И доблесть народа, и доблесть того,
Кто нам и родней и дороже всего,
Кто наше победное знамя.
А вот сидевший в тюрьме Даниил Андреев, смотрите, что пишет:
Пусть демон великодержавия
Чудовищен, безмерен, грозен;
Пусть миллионы русских оземь
Швырнуть ему не жаль.
Но Ты, –
Ты от разгрома и бесславья
Ужель не дашь благословенья
На горестное принесенье
Тех жертв – для русской правоты.
И вот когда всё это вкупе собирается, такой учебник истории получается из нашей антологии, который ни одному историку не написать. Когда у Ахматовой есть и "Реквием" – и прославление, стихи, которые она написала, когда смотрела "Взятие Берлина". Восторженные стихи, там нет имени Сталина, но он там, как и в фильме, главный герой, между прочим.
Так неужели все эти наши великие таланты и умы: Заболоцкий, Ахматова, Мандельштам, Пастернак, Даниил Андреев, – были такими жертвами пропаганды, идиотами? И как можно говорить сегодня, что всё это они написали против своей воли? Русская история попала в жесточайшие клещи идеологов прав человека, и они делают всё, чтобы эту историю изуродовать до неузнаваемости.
Ю.П. Станислав Юрьевич, вы более 18 лет главный редактор "Нашего современника". Что Вам удалось сделать за это время, что вы привнесли в деятельность журнала? Что, быть может, не удалось сделать, и что вы планируете еще сделать?
Ст.К. Сегодня денационализация культуры идёт жуткими темпами, и вот то, что нам удалось удержать хотя бы маленький сектор, свободный от этой сознательной денационализации, на что брошено громадное количество сил, денег, воли всего Западного мира, – это важнейшее дело. Может быть, поэтому наш журнал сейчас имеет самую большую подписку. Значит, инстинктивно читатель понимает: здесь есть русская национальная жизнь. В чистом виде русская мысль, русское сознание, русское понимание истории в литературе живы и, в первую очередь, в журнале "Наш современник". Нам удалось объединить писателей 60-80-х годов и тех, кто пришёл в литературу во время перестройки…
В журнале продолжают традиции Вадима Кожинова наши замечательные публицисты: Ксения Мяло, Наталья Нарочницкая, Борис Ключников, Сергей Кара-Мурза, Александр Казинцев. Это всё русское национальное достояние. Да, нам удалось спасти часть русской национальной культуры, и это самое главное.
Ю.П. И что планируете сделать?
Ст.К. Россия, по словам Валентина Распутина, переварила идеологию революционного коммунизма. Сегодня же нужно преодолеть еще более опасный соблазн – соблазн общества потребления. В России не получится общества потребления, у нас другая история, об этом говорил ещё Пушкин… Вот переварить эти новые либерально-демократические соблазны, которые туманят головы русских людей, и выработать приемлемую генетическую национальную психологию жизни – вот как я определяю нашу задачу сегодня.
Ю.П. Когда я читаю патриотические журналы и газеты, у меня создается впечатление, что в то время, когда "иных времен татары и монголы" полонили Россию, остатки русского народа, его культурные представители: писатели, критики и т.д., – ведут между собою борьбу с большей энергией, чем с противниками. Когда закончится эта междоусобная брань, если закончится вообще, и что стоит за ней?
Ст.К. Знаете, Юра, здесь разные причины и разные стимулы. Мои разборки, например, надеюсь, всегда были серьёзными, не пустяковыми. Вот сейчас у меня выходит книга "Мои печальные победы". Она, в сущности, посвящена этому. Вадим Валерианович Кожинов не раз высказывал мысль: бессмысленно обвинять во всем евреев, потому что большинство из них никогда не чувствовали себя русскими людьми. И для нас гораздо важнее наладить порядок в умах нас самих. Соблазнов здесь очень много. В книге "Мои печальные победы" я публикую мою переписку с Татьяной Михайловной Глушковой, потому что на финишной прямой своей жизни она весь свой талант, темперамент бросила на то, чтобы развенчать "Наш современник", который как бы недостаточно бережно и внимательно относился к тому, что она пишет. Это не так. Мы её печатали достаточно часто, но не столь часто, как она хотела. И не всегда то, что она писала, нас устраивало, потому что Глушкова была человеком раздора, русского раздора…
Ю.П. Может быть, бабьего?..
Ст.К. Ну хорошо, только с русской присадкой. Когда она захотела свести счеты с Вадимом Кожиновым не где-нибудь, а на страницах "Нашего современника", я ей отказал, потому что это была бы катастрофа для журнала, ибо Вадим со своими историческими исследованиями был основной фигурой, камнем в фундаменте нового "Нашего современника". И после моего отказа Глушковой последовала целая серия статей о том, что Кожинов, Шафаревич, Куняев – "адвокаты измены". Без объяснений с Татьяной Михайловной нельзя было обойтись, так как у неё свои поклонники, она талантливый человек. Но, тем не менее, у Глушковой были изъяны душевного свойства, поэтому с ней необходимо было объясниться.
Или возьмём мои отношения с Глазуновым. Они были почти дружескими в 70-80-е годы. Мы дарили друг другу книги. Я у него бывал, но все рухнуло, когда во времена объявленной свободы у Глазунова вдруг вырвалась наружу почти не скрываемая ненависть к русскому простонародью, которую он обосновал своим дворянским происхождением. В ХХ веке это не только смешно, но и глупо.
Кого Глазунов только ни написал в последние двадцать лет, начиная с Собчака и заканчивая каким-нибудь Котёлкиным, который раньше работал в Росвооружении, а сейчас пропал. Илья Сергеевич стал в полном смысле придворным живописцем. Ну ей Богу, это не достойно крупного русского художника – вот так подстраиваться под время и плевать в лицо русскому униженному простонародью с высоты якобы дворянского происхождения. Да ещё его любовь к тому образу мыслей, которые изложены в книге "Майн Кампф"… Я обязан был об этом написать. Как обязан был, допустим, защитить Кожинова от Валентина Сорокина или той же Татьяны Глушковой, от того же Глазунова. То есть я в таких случаях не нападаю, а защищаю последние незыблемые линии нашей обороны. Нельзя, чтобы последние камни из-под русского национального самосознания вышибли эти всплески сумасшедшей чёрной энергии.
