Газета День Литературы - Газета День Литературы # 85 (2004 9)
А. Блок, которого В.Розанов беспощадно и чаще несправедливо критиковал, в этом отношении был более свободен от стереотипов в суждениях о "грязи" разных народов: "Общий тип итальянца — бессмысленное и добродушное лицо обезьянки, пронзительно свистящие губы, руки, засунутые в карманы всегда расстёгнутых штанов. Итальянский город почти всегда есть неопрятный ватерклозет ... "; " ... И неотъемлемое качество французов ... -невыносимая грязь, прежде всего — физическая, а потом и душевная"; "И потому — у кого смеет повернуться язык, чтобы сказать хулу на Гесю или подобную ей несчастную жидовку, которая, сидит в грязной комнате ... , живя с грязным жидом ... ".
У В.Кожинова национальная "болезнь" самооплёвывания проявляется не так наглядно, масштабно, часто, как у В.Розанова, но всё же проявляется. Например, убедительно показав чрезмерно отрицательную роль евреев в революции и в дальнейших "погромах", Вадим Валерианович, на наш взгляд, не точно расставляет окончательные акценты, как бы нейтрализуя ранее сказанное следующим образом: "поскольку большевики-евреи были "чужаками" в русской жизни, их ответственность и их вина должны быть признаны, безусловно, менее тяжкими, нежели ответственность и вина тех русских людей, которые действовали рука об руку с ними". Однако кровно русские — духовно не русские большевики были такими же "чужаками", как и евреи, поэтому речь должна идти о равной ответственности кровно разных "чужаков".
В разряд "чужаков" у В.Розанова попадает и русская интеллигенция, которая стоит в одном ряду с "юркими жидками", создающими общественное мнение в столицах, управляющими издательским процессом и являющимися "соглядатаями" при шабесгоях. Так, рассуждая о том, почему писатели, типа Одоевского, забыты, а читаются, пропагандируются Цебрикова, Вербицкая, Бокль, Розанов замечает: "Это все русские приват-доценты наделали да библиографы вроде Горнфельда и Рубакина". Он обвиняет их в том, что переменился образ русского человека, что "профессоришки" и "учёные жиды" воспитывают ненависть к России и русским, воспитывают нигилистов, революционеров и прочих обезбоженных уродов.
Как последнюю, крайнюю меру спасения России В.Розанов 1 июля 1915 года предлагает следующую: "Пока не передавят интеллигенцию — России нельзя жить. Её надо просто передавить. Убить" Когда же двухэтапная катастрофа произошла, Василий Васильевич в 1918 году в статье "С вершины тысячелетней пирамиды" назвал интеллигенцию главным виновником гибели русского царства. В конце концов интеллигенция выполнила ту роль, которая ей отводилась по сценарию "исторического еврейства", сформулированному ещё в "Мимолётном": "Передушить русских русскими же "руками".
Принципиально иначе характеризует интеллигенцию В.Кожинов. В статье "Между государством и народом" он утверждает, что политический подход в данном случае наиболее уместен, ибо интеллигенция являет собой средоточие, концентрированное выражение политики. Интеллигенция, по Кожинову, — "посредница" между государством и народом", и наиболее объективно о ней судили Ап.Григорьев и В.Розанов. Характеризуя взгляды последнего, Вадим Валерианович делает это неточно, по сути, приписывая свои воззрения мыслителю.
Думается, В.Розанов выступал не только и столько против идеологической монополии В.Белинского и Н.Добролюбова, как утверждает В.Кожинов. К тому же двух высказываний Василия Васильевича для иллюстрации его взглядов по данному вопросу недостаточно, ибо взгляды эти претерпели принципиальные изменения в "поздний" период творчества.
Долгое время В.Розанов не мог преодолеть комплекс Белинского. Он, как и позже В.Кожинов, создал свой миф о "первой русской критике", приписывал Белинскому то, чего у него не было или, если и было, то не в такой степени, либо в ином качестве. Например, в статье "Три момента в развитии русской критики" первый определяется как эстетический и целиком связывается с именем Белинского, дятельность которого оценивается преимущественно положительно, в сущности так: "С величайшей чуткостью к красоте, какой обладал Белинский, с чуткостью к ней именно в единичном, индивидуальном, быть может, нераздельна некоторая слабость в теоретических обобщениях — и это было причиной, почему до конца жизни он не установил никакого общего мерила для прекрасного ... ".
Трудно согласиться с такой оценкой Белинского, ибо его вклад — отнюдь не положительный — в развитие русской критике состоял в том, что он заложил основы вульгарно-социологического подхода к литературе. Напомним, что Белинский оценивает человека, образы "Евгения Онегина" и любые персонажи вообще, исходя из следующего теоретического постулата: "Зло скрывается не в человеке, но в обществе..." Отсюда и то, что критик лишает личность качеств субъекта — творца себя, общества, истории. Отсюда и те многочисленные нелепости, мимо которых проходит В. Розанов. Поясним сказанное на примере. В статье "Сочинения Александра Пушкина" В.Белинсий называет Татьяну Ларину "нравственным эмбрионом" за её женскую добродетель, за её верность мужу, что вызвало возмущение и точную оценку Достоевского: "Это она-то эмбрион, это после письма-то её к Онегину! ... Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он её муж, и измена её покроет его позором, стыдом и убьёт его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого?"
В суждениях Белинского о Татьяне Лариной нет ничего случайно-наносного, они — проекция вполне общих представлений о прекрасном — женском и человеческом. "Мерило" этих представлений, вопреки утверждению В.Розанова, у Белинского, конечно, было. В подтверждение и в продолжение темы "нравственного эмбриона" приведем ряд высказываний, не требующих комментариев: "Лучшее, что есть в жизни, — это пир во время чумы и террор, ибо в них есть упоение, и самое отчаяние, самая скорбь похожи на оргию, где гроб и обезглавленный труп — не более, как орнаменты торжественной залы"; "А брак — что это такое? Это установление антропофанов, людоедов, патагонов и тоттентотов, оправданное религиею и гегелевскою философиею. Я должен всю жизнь любить одну женщину, тогда как я не могу любить её больше году". Свой идеал В. Белинский находит во Франции, где "брак есть договор, скрепленный судебным местом, а не церковью; там с любовницами живут как с женами, и общество уважает любовницу наравне с женами. Великий народ!"
В.Розанов не раз характеризовал семью, брак как духовное, религиозное единение, растворение, самопожертвование мужчины и женщины. Лицом же, главным критерием состоятельности женщины являются дети. Через семью и детей В.Розанов пытался понять жизнь — и свою, и Пушкина, и литературных персонажей. Так, отталкиваясь от известной сцены из "Евгения Онегина", он заявляет: " ... когда идет жена, — и я спрашиваю: а где же дети?". При верном — общетеоретическом — посыле В.Розанов явно не понял замысла А.Пушкина: бездетная Татьяна, не изменяющая мужу, это вдвойне порядочная женщина, жена.
Когда Василий Васильевич оценивает Белинского на фоне Добролюбова, Писарева, Чернышевского, Герцена (которых он не жалует и называет преимущественно "негодяями", "палачами", "мазуриками", "политическими пустозвонами" и т.д.), мыслитель отмечает и невыдуманные достоинства и заслуги критика. Когда Розанов сравнивает Белинского с серьезными авторами, то картина меняется и критик занимает подобающее ему — скромное — место: "в сравнении с этой всеобщей мыслью (мыслью Н.Страхова.— Ю.П.) всё, написанное Белинским, мне показалось незначительным, бледным".
К тому же, высокие оценки Белинскому, которые давал неоднократно "ранний" и "средний" В. Розанов, в статье 1914 года "Белинский и Достоевский" перечёркиваются одной фразой: "При необыкновенной живости, при кажущейся (курсив мой.— Ю.П.) почти гениальности Белинский был несколько туп...". Далее следует исключительно точная характеристика "неистового Виссариона". Сравнивая критика с Достоевским, В. Розанов называет его неполно-природным человеком и поясняет, ссылаясь на Дарвина, "ублюдок", "неправильно рождённый человек". И как одно из следствий — отсутствие у Белинского способности созидать, строить из себя, "нищенство" духа, придающее русским идейным скитаниям "что-то дьявольское".
Василий Васильевич, определявший культуру и характеризовавший человека через "культы": семьи, дома, народа, Родины, Бога,— с этих позиций оценивает и Белинского. Он, один из родоначальников интеллигентской семьи-содружества без традиционного быта, семьи, дома. Отсюда "полное непонимание Белинским народной, простонародной жизни, деревенской жизни, сельской жизни". К сожалению, эти и подобные им оценки В.Розанов не иллюстрирует статьями критика. Когда такая работа будет проделана, тогда мы получим реальное представление об уровне и качестве "классических творений" Белинского.
