Газета Завтра Газета - Газета Завтра 296 (31 1999)
Как помнят писатели старшего поколения, в статье подвергался идеологическому разносу... все тот же журнал "Молодая гвардия", особенно его поэзия и критика за их якобы патриархальные, кулацкие и даже шовинистические настроения. Для того времени подобные обвинения были более чем серьезными, особенно, если учесть, кем они предъявлялись. Во всех писательских организациях, в редакциях литературных журналов статья обсуждалась, "одобрялась" и даже принималась к руководству: таково было негласное распоряжение идеологических служб. Сам этот факт неопровержимо говорит о том, что она была отнюдь не личным делом "доктора исторических наук". Поняв это, "большая и влиятельная группа русских писателей", как выразился Г.И.Куницын, которую поддержал "сам" М.А.Шолохов, выступила в печати с решительным неприятием антирусской направленности статьи. Напомнив об этом своему бывшему коллеге А.Н.Яковлеву (письмо писалось в 1992 году), Георгий Иванович раскрывает первую карту из тех, что были у него на руках:
"Поскольку в то время обострилась бесконечная битва между "русофильской" и "еврейской" тенденциями (на языке лукавых аппаратчиков отдела пропаганды ЦК КПСС это называлось "групповщиной".— С.В.), то твоя статья была воспринята немалым числом писателей и читателей именно как проеврейская и даже просионистская. Накал же страстей был лишь сильнее из-за того, что, хотя ты и не указал свою должность, статья твоя понята была как выражение позиции... ЦК КПСС".
"Это и было на самом деле!"— бросает Георгий Иванович вторую карту. И сопровождает свой жест категоричным восклицанием: "Да, именно, именно! Кому ты сегодня морочишь голову? Статья эта вчерне была подготовлена группой инструкторов твоего аппарата. Тебе, в чем я убежден, было поручено опубликовать ее под своею подписью"... (это третья карта Г.И.)
Предполагая, что Яковлев попытается оспорить ее, Куницын добавил: "...пока еще есть ведь на этом свете человек, который, несомненно, знает, кто автор этой статьи. Это — Александр Борисович Чаковский, тогдашний главный редактор "Литературной газеты". Только он сейчас мог бы открыто назвать имена тех, кто и зачем использовал твое имя в качестве подписанта злосчастной (явно не тот эпитет употребил здесь автор!— С.В.) статьи"3
Вот так! Всего лишь "подписанта" (и это четвертая карта Г.И.)... А мы-то, профаны, ломали копья на писательских собраниях: "Статья Яковлева! Статья Яковлева!" А это, оказывается, был всего лишь бригадный бред подневольных инструкторов агитпропа, возглавляемого "подписантом".
Невольно приходит в голову: а не так ли и диссертации писались партийными боссами в те благословенные времена? Дивишься, бывало: "Такую ношу волочет человек, а вот поди ж ты — "остепенился"! И "докторскую" сгоношил, и "академика" удостоился... Го-ло-ва!"
В нынешнее время такие "головы" — сплошь и рядом, только пишут теперь они не диссертации (некого стало цитировать), а мемуары: есть что вспомнить!.. Такие кирпичи выдают — закачаешься! А гонорарчик — сребрениками! — из Америки, Израиля, Германии... Народ уже уверовал: раз был человек у власти — значит, писатель.
Но главным открытием для нас по прочтении писем Г.Куницына стало все же другое: оказывается, "проеврейская" и даже "просионистская" направленность яковлевской статьи была выстроена не им, а тем более не инструкторами отдела, а "самым высоким верхом", о чем он и заявил во всеуслышание: "Я на 99 процентов уверен в том, что тебе поручили (Суслов и Демичев4) выступить с этой статьей". И к этому добавил: "...заангажированный властью (Чаковский) не стал бы печатать даже и твою статью, если бы она не была санкционирована самым высоким верхом".
Так вот оно, оказывается, как: Суслов и Демичев "поручили" и "санкционировали". И это — пятая карта автора писем. Возникает вопрос: зачем, с какой целью? К сожалению, Г.Куницын отвечает на него весьма невнятно и потому — неубедительно: дескать, в "литературе шестидесятых и семидесятых годов о деревне появились не только патриархальные, но и "кулацкие", "столыпинские" мотивы. А эти "мотивы" и расценивались не только тобой ("подписантом". — С.В.), но и Сусловым как буржуазная идеология", с которой, по их убеждению, следовало бороться.
Позвольте усомниться в этом, чтобы Суслова в 1972 году, через сорок с лишним лет после "ликвидации кулачества как класса" и сплошной коллективизации, пугали кулацкие и даже столыпинские мотивы в произведениях писателей-"деревенщиков"? Это несерьезно, это смешно.
Дело было в другом — в постоянном, но тщательно скрываемом стремлении сусловых и яковлевых в "бесконечной битве между "русофильской" и "еврейской" "тенденциями", как выразились вы, прижать, обуздать первую и поддержать вторую. Работая главным редактором "Нашего современника", я это ощущал постоянно...
Возмущенные антирусской направленностью статьи Яковлева писатели, как уже было сказано, выступили в печати с письмом, отвергающим нападки на журнал "Молодая гвардия". Сусловым и демичевым пришлось скрепя сердце признаться хотя бы самим себе, что статья не достигла цели, "русофильская" тенденция защитила себя. Говоря образно, лошадь заупрямилась, встала на дыбы, возок вот-вот мог опрокинуться.
Такой поворот дела "верхами" отнюдь не исключался. Потому и было поручено поставить подпись под статьей "стрелочнику", которого в случае провала можно было демонстративно выгнать с работы и отправить в "ссылку"... например, послом в Канаду: дескать, пусть поучится демократии — не помешает...
Так и было сделано в утешение русофилам. Суслов полагал, что этот "тонкий ход" так и останется неразгаданным. И ошибся. Г.Куницын и разгадал его, и разгласил. Тайное стало явным. Впрочем, многие писатели уже и тогда понимали лицемерие "руководства". Они хорошо помнили, как оно два года назад расправилось с главным редактором "Молодой гвардии" А.В.Никоновым. Аж на секретариат ЦК, пред грозные очи Суслова, вытащили "Тяпкина-Ляпкина"... "Обвинительное заключение" зачитывал все тот же А.Н.Яковлев, а внимал ему сам Леонид Ильич!. Приехал специально, хотя в отпуску находился... Что его так уж сильно беспокоило — трудно сказать...
Подождем. Найдется свой Куницын и на него.
Когда Яковлев закончил чтение, кто-то из секретарей высокомерно и неприязненно бросил: "Славянофильство!" И всем все стало ясно.
Суслов, глянув в сторону Никонова, добавил: "Вы свободны!" Так рассказывал о секретариате "освободившийся" А.В.Никонов.
Из всего сказанного становится совершенно ясно, что разгром "Молодой гвардии" и статья "Против антиисторизма" были звеньями одной цепи и знаменовали собой очередную победу "проеврейской" тенденции в тогдашней литературе над "русофильской".
Прошло двенадцать лет. После очередных пышных похорон пост генерального секретаря ЦК КПСС занял комбайнер-орденоносец М.С.Горбачев. Главную, стратегическую линию партии он озвучил одним, но энергичным словом: "Перестройка".
Шел 1985 год.
Известно, чтобы перестроить что-то, например, в области идеологии, надо прежде уяснить, а что имеется в наличии? И чем оно плохо, если требует перестройки? Возьмем литературу. Она вместе с другими родами искусств, несмотря на цензурные ограничения, делала свое дело — помогала утверждать коммунистическую идеологию, внедрять ее в сознание масс. И главную роль в этом деле играли литературные журналы. С точки зрения партийного руководства, одни из них делали это дело "правильно", в русле официальной политики, другие — наоборот, в чем-то противореча ей.
В аппарате ЦК КПСС, по крайней мере с началом "перестройки", появились новые люди, преимущественно молодые, которым, как говорится, по штату полагалось, оглядываясь назад, сопоставлять, делать выводы, прогнози- ровать и таким образом помогать руководителю партии и государства в сложившейся на данный момент ситуации сделать правильный ход, если речь шла о тактике, и — выбор, если речь шла о стратегии.
Автор опубликованных в "Независимой газете" "Записок об идеологической кухне перестройки" ("НГ-сценарии", 21.XI.1996) Александр Ципко сподобился быть в ЦК именно таким человеком. "Пространные докладные" (читай — советы), которые он посылал наверх, попадали, и не раз, прямо в руки Горбачева. Одну из них А.Ципко привел полностью, дабы читатель смог представить, о каких "материях" шла речь в его "сочинениях" для генсека.
Вспоминая то время, он пишет (теперь уже с абсолютной уверенностью в своей правоте): "В конце концов идейная база нынешней КПРФ, мысль о соединении сталинского патриотизма времен войны с идеологией державности к началу перестройки висела в воздухе".
То есть владела умами и сердцами сознательной, патриотически настроенной части народа, и в первую очередь — русского, государственно-образующего, стержневого. Казалось, произнеси партия тогда хоть одно слово о необходимости претворения этой "мысли" (идеи) в жизнь — и оно было бы подхвачено всем народом, стало бы крыльями его души, смыслом и целью жизни.
