Оскар Курганов - Разные годы
Три сложные операции выполнили полярные моряки в течение короткого арктического лета. Флагман арктического флота прошел через весь Северный Ледовитый океан из Баренцева моря до Тихого океана и вернулся в Баренцево море. Этот гигантский рейс осуществлен в течение одной навигации, без зимовки в Арктике и на Дальнем Востоке. На побережье Ледовитого океана началось сооружение полярных портов и освоение угольных месторождений. По Северному морскому пути прошли караваны кораблей. Все это дает полярным морякам право говорить, что они вступили в полосу нормального судоходства в северных водах СССР.
Каждая из этих трех операций имеет глубоко жизненное значение для Арктики. Поход ледокола показал, каких конструкторских успехов добились люди, проектировавшие корабль, на какие вершины технической культуры они поднялись. Корпус ледокола был испытан в тяжелых льдах, корабль двигался, обнаруживая выносливость, ледовые качества. Как известно, ледокол проводил караван кораблей с запада на восток, выполняя в то же время роль флагмана арктического флота. Но весь свой путь через шесть полярных морей, через ледовые барьеры и штормы ледокол прошел как подлинный арктический властелин, не задерживаясь без цели в океане, почти избегнув дрейфа во льдах, — этого печального спутника всех арктических походов.
За такой кажущейся легкостью и быстротой движения скрываются, однако, большие усилия и неутомимый труд людей корабля. Им приходится вести борьбу не со льдами, а с жарой. Спуститесь в кочегарку, и вы увидите обнаженные, мокрые от пота фигуры. Термометр показывает 55 градусов жары. Здесь забывается арктическая обстановка и живописные пейзажи заснеженных берегов.
У котлов трудятся молодые советские люди. Двадцатипятилетний Леонид Савельев считается здесь самым старшим. Он уже успел поплавать на грузовых транспортах, на гидрографических судах. Леонид Савельев стоит у «сигнального ревуна», с помощью которого на ледоколе управляют огнем в котлах. Один короткий, но резкий сигнал предлагает кочегарам приподнять в котлах слои угля, чтобы дать доступ воздуху; два сигнала — подшуровать, три сигнала — подбросить уголь. У «ревуна» стоит обычно лучший кочегар, который личным примером у своего котла показывает, как нужно трудиться.
В машинном отделении ледокола сорокаградусная жара. Молодые машинисты стали здесь центральными фигурами. На ледоколе славится Федор Альшевский. Из уважения его зовут Федор Федорович, хотя ему всего двадцать четыре года. Он выдвинул новый метод, рационализирующий обслуживание машин. Худой, бледный, низкорослый парень совсем не гармонирует с теми гигантскими машинами, над которыми он так умело властвует. Федор Альшевский завоевал уважение своим самоотверженным, неутомимым трудом. В его бригаде — моряки, пришедшие на ледокол с военных кораблей Балтийского флота. И успех похода ледокола по Северному морскому пути с запада на восток и с востока на запад является серьезной победой этих молодых полярников.
Они вернулись из Арктики, накопив новые знания и новый опыт. Арктическая навигация 1939 года была подготовлена и проведена с большим размахом и с должной организованностью. В Арктике раньше не хватало деловитости, экономической сметки, романтика иногда оказывалась сильнее здравого смысла. Теперь в арктических просторах появился новый тип полярника: рачительный хозяин, которому известны все коварства стихии, с большим беспокойством думающий о портах, угольных базах, грузовых перевозках.
Уже сооружаются порты в бухтах Провидения и Тикси, на острове Диксон. На берегах Ледовитого океана находят уголь и нефть, олово и золото, вольфрам и соль.
В этом году в северных морях плавало 104 корабля. Караван из десяти судов проведен на Дальний Восток. Грузы доставлены к устьям северных рек. Одиннадцать кораблей занимались гидрографическим изучением трассы Северного морского пути.
Полярные моряки возвращаются из Арктики с будничными, но очень важными победами.
Северный Ледовитый океан, 1939
КРЫЛЬЯ ЧЕЛОВЕКА
ШКОЛА В ЕЙСКЕ
Утро в школе морских летчиков начинается, когда над Кубанью еще плывет ночь, еле видны узкая полоса зари и бледные предутренние звезды, когда еще спит тихий город Ейск. В это утро по аллеям, освещенным прожекторами, мимо величественных скульптур, украшающих корпуса школы, люди, затянутые в комбинезоны, идут на аэродром, к морю. Гигантские летающие лодки покачиваются на волне. Сейчас они поднимутся в воздух. Их поднимут молодые, но уже крепкие, уверенные руки. Море отражает, как в зеркале, блеск уходящей ночи. Одинокие чайки взмывают вдали. Летчики ждут команды.
Два года назад, вот так же на рассвете все они приехали в Ейск, приехали со своими «земными» привычками, они привыкли ходить по земле. Человек должен выйти на аэродром с непоколебимой уверенностью: «Я полечу!»
В школе их учили культуре: с самолетом обращаться только на «вы». С самолетом — никаких фамильярностей! Прежде чем их допустили к самолету, их превращали то в пловцов, то в математиков, то в мотористов, то в радистов.
Потом им разрешили «летать» на земле. Есть чувства и навыки летчика — они вырабатываются на «скамеечках», где инструктор учит элементарным навыкам («Как вы сидите — прямее! Смотри́те на меня!»), или на «журавлях» и «штырях», где нужно запомнить расположение рычагов, приборов, где усваиваются повороты, крены, виражи, где человек ищет и находит равновесие, где самолет изучается как свое собственное тело. Инструктор постепенно разлучает человека с землей, подымает его в воздух, как ребенка над головой, — всего на несколько метров. Самолет поднят, но привязан к земле. Инструктор имитирует полет. Он дает советы новичку: «Как вы держите руку — не напрягайте! Почему вы дрожите — мы ведь еще не в воздухе». Инструктор видит все, от его взгляда ничего не ускользает. Он учит человека летать, «приделывает» ему крылья, и он обязан следить не только за учебой, но и за переживаниями новичка.
И человек поднимается над землей, ощущает первую робость и первую гордость полета. Он отрывается от земли, судорожно хватается за руль — это ведь единственная точка опоры. Внизу пенится море — оно становится вдруг узким. Уходят вдаль дороги — они уже не нужны. Перед человеком открываются новые горизонты и новые дороги. Облака движутся у самых ног, словно расступаясь перед ними. Самолет покачивается, как люлька, и новичок в ней чувствует себя младенцем. Инструктор начинает обучать там, вверху, виражам, начинает знакомить человека с воздухом, «отшлифовывать» каждый жест, каждый взгляд, каждое движение. Он говорит: «Не бойтесь!» — как говорят человеку, впервые начинающему плавать, он повторяет громко: «Смелее!»
Потом наступает час, когда человека оставляют наедине с самолетом. Человек летит без инструктора. Тогда все перед ним оживает. Приборы начинают двигаться, холодные и бесстрастные рычаги податливы и ласковы, серые тросы, которые тянутся вдоль фюзеляжа, как мертвые змеи, вдруг оживают и начинают трепетать. И тогда человеку кажется, что у него действительно крылья, согретые сердцем. А тот, кто дал ему эти крылья и теперь выпустил его одного в воздух, тот стоит у косяка стартовой курилки, «истребляет» одну папиросу за другой, нервно поглядывает вверх («Чего-то долго его нет…»). Такие минуты тянутся часами.
Так учат в школе летать, так учит Николай Каменский, один из прославленных инструкторов Ейской школы, так учит инструктор Браславский, чья фраза всеми повторяется в школе: «Нынче каждый может научиться летать — люди у нас стали умнее!» И вот, через два года инструкторы сдают своих птенцов командирам звеньев и отрядов. Молодые летчики получают звания лейтенантов. Перед экзаменами командиры хотят проверить сами, достойны ли курсанты такого звания. Инструкторы волнуются — это ведь экзамен и для них.
Командир звена Николай Челноков подходит к молодому летчику, низкорослому Абанину:
— Мы с вами пойдем в зону, высота — тысяча метров… У вас задание есть?
— Есть, товарищ командир!
Александр Абанин пришел в школу из села Вяжи, что за Новосельем, на Волге. «Что вы делали раньше?» — спросил его тогда в первый день знакомства Челноков. «Хлеб, — шутливо ответил Абанин. — Я из села Вяжи…» Челноков усмехнулся: «Здесь мы вас развяжем!» Этот разговор вспомнил Абанин. Ему показалось, что командир избрал именно его, вспомнив эту первую встречу. Абанин мысленно представил себе полет. Он поднял голову. Через две минуты он будет там, между тем продолговатым облачком и горизонтом. Уж совсем стало светло. Пожелтели яркие огни. Начало утихать море.
— Заводи мотор! — это сказал командир.
Абанин повел самолет, разрезая море стремительно и смело, оставляя позади себя ровную линию пены. Брызги поднимались высоко над моторами, они попадали в кабину, застилали видимость. Осторожно пробираясь, Абанин вывел самолет на ровную «площадку» и начал подниматься. Челноков сидел впереди и следил за каждым движением Абанина. Молодой летчик вел большой, тяжелый самолет ровно и уверенно. Абанин знал — снизу видят каждое его неуверенное движение или неровный поворот. Они ушли далеко в море. Абанин не видел берега, он вел самолет по компасу и часам. Сквозь тучи к ним пробивалось солнце. Абанин улыбнулся, он свесил голову вниз — там, на море, видны были рыбачьи катера. Ему хотелось крикнуть туда: «Летим, братцы!» Но Челноков был безжалостен. Он лишил Абанина и этой последней ориентировки. Он накрыл летчика колпаком, Он приказал ему:
