Артём Драбкин - Я дрался на По-2. «Ночные ведьмаки»

Запомнилось еще, как своего единственного «мессера» сбил. Прикрывали мы бомбардировщики Пе-2. Они отбомбились и начали разворачиваться к себе. Откуда-то взялась пара «мессеров». Мы на них парой. Уцепился за ведущим. Поскольку бомбардировщики уже разворачивались домой, я решил: «Дайка его погоню подальше». Догнал его у самой земли. Подошел к нему близко и сбил. Вообще «мессер» очень хороший самолет. Маневренный, скоростной. Единственный недостаток — шасси, на пробеге мог развернуться, как и наш И-16.

— Насколько сложно освоить истребитель после У-2. От летчиков слышал, что тем, кто переучивался с У-2, пилотаж давался с трудом.

— Это зависит от человека. Даже если ты летишь на У-2, ты все равно летчик. Хоть на четырехмоторный тебя посади, ты и его приведешь. Что касается пилотажа, если человек морально и физически подготовлен, грамотный летчик, то он все осваивал хорошо.

— Как вас награждали?

— Когда летали на У-2, мы подчинялись ВВС 34-й общевойсковой армии. Командовал ею генерал Берзарин. Вот он мне и Мише вручал первый орден Красного Знамени летом 1942 года. Когда я переучивался в запе на истребитель, пришел орден Отечественной войны I степени. Этот орден на подвеске тогда котировался выше Красного Знамени. Вручал его Полынин, командующий 6-й воздушной армией. Ну а потом два ордена Красного Знамени получил, воюя на истребителях. Когда закончилась война, получил звание Герой Советского Союза. За войну в Корее награжден орденом Ленина и Красного Знамени. Последний орден Красного Знамени получил за освоение новой техники и полеты в сложных метеоусловиях.

Закончилась война. Мне «героя» присвоили. Я, честное слово, знать не знал, сколько я насбивал — считать их не входило в мою задачу. Если будешь считать — обязательно не вернешься. Я делал свое дело. Ведь воевали не для того, чтобы сбивать, а чтобы выполнить задачу — не дать атаковать бомбардировщиков или штурмовиков или не допустить бомбардировщики противника к линии фронта. Ни разу задачу сбивать не ставили. Хотя мы ходили на свободную охоту, но мне не приходилось встречаться с воздушным противником. Когда домой иду, там мог проштурмовать паровоз, колонны. В 1947 году начали переучиваться на МиГ-9. Базировались в Калинине. Машина была еще не совершенная. Аварий и катастроф было много. Где-то в 1949 году, я уже к тому времени был инспектором по технике пилотирования дивизии, дали МиГ-15. В 1950 году нашу 5-ю гвардейскую дивизию направляют в Китай в район Мугдена. Потренировались там сами, потом дают команду, переучить китайских летчиков на МиГ-15. Вот так я два полка китайских летчиков переучил. Можно сказать, из ничего сделали летчиков. Вообще, они педантичные, внимательные. Общались через переводчика, ну и, конечно, кое-какие фразы выучили. Самое трудное — это руководство полетами. Учили их на Як-17, а затем сразу выпускали на МиГ-15. Летчик заходит на посадку. Я ему говорю через переводчика: «Пониже», а переводчик понял: «Низко». Летчик тянет ручку и сваливается. Этот эпизод нас заставил самим командовать. Сам брал микрофон и руководил этими полетами по-китайски, что мог. До того наблатыкались на китайском, что когда нам прислали переводчика из Москвы и мы с ним пошли в магазин, то китайский торговец меня понимал лучше, чем его.

Вскоре мы получили задание лететь в Корею. Перелетели на аэродром Андунь. Вначале на перехват американских бомбардировщиков поднимали летчиков, которые не были заняты на переучивании китайцев. Потом стали и нас привлекать. Параллельно шло реформирование структуры наших войск в Китае, и в результате я был назначен командиром 28-го гвардейского полка. В полку больше 50 % летчиков имели опыт Великой Отечественной войны. Они, как правило, были ведущими. В основном вылетали на отражение налетов, на прикрытие войск. У американцев поначалу летели на штурмовку «Р-51 Мустанг». Мы их гоняли. Одного «мустанга» я сбил. Потом появились «Р-84 Тандердет», а за ними пришли «сейбры».

— Почему, даже став командиром 28-го гвардейского полка, вы все-таки продолжали летать, более того, летали успешно?

— Я начал летать, еще не будучи командиром полка. А потом, у этого самолета было хорошее вооружение и скорость. Я чувствовал, что во мне есть не то чтобы избыток энергии, а желание помериться силами. Ну и потом летать — это то главное, что я умею, это моя работа… Всего в Корее я сбил пять самолетов — «мустанг», два Б-29 и два Ф-86. Однажды пошел на разведку с ведомым тысяч на 7–8. Смотрим, внизу на юг в сторону Анею идет девятка бомбардировщиков. Я туда. Ведомый меня потерял. Я внезапно появился, ответного огня не было. Сблизился хорошо. Конечно, не как с немецкими истребителями, но здесь и трепать раньше начинает — у него же размах крыльев вон какой. Метров с 600 как дал по двигателю… Получилось, загорелся. Это первый. Потом еще… Меня там один раз хорошо сбили, но я не выпрыгнул. Как получилось? Провели бой с Ф-86-ми. Я, сколько смог, своих собрал и повел на аэродром. Привел, они стали заходить на посадку, а я прикрывал их вместе со своим ведомым. К нам на аэродром и «мустанги» и 86-е ходили. Штурмовать не штурмовали, но сбивали при заходе на посадку. Потом и ведомого отправил садиться. Смотрю, взлетает наша пара, которую вел мой заместитель Мухин Боря. Вдруг удар, и что-то не то с самолетом. Обратил внимание, что на правой кромке крыла что-то оторвалось. Фонарь спереди лопнул. Ну, думаю: «П…ц! Все! Готов». Со скольжением ушел. Чувствую, не слушается машина, приборы по нулям, направляюсь к аэродрому, подхожу. Прибор не показывает скорость. Фонарь разбит, ветер гуляет. Плохо было видно. По радио передал Мухину: «Заведи меня на посадку». Молодец, пристроился. Со снижением заводит меня на посадку. Он ушел, я начал выпускать шасси, правая стойка вышла, передняя — наполовину, левая совсем не вышла. Приземлился на полосу, меня потащило на грунт, хвост поднялся, сейчас скапотирует… и тут он опустился назад.

Был еще такой курьезный случай. Провели бой. Как же получилось… Я остался один. Смотрю, какой-то самолет, я так крутнулся, и мы с ним оказались рядом. Это был «тандерджет». Чувствую, что летчик меня видит, и я его вижу. Не то что я струсил, но не мог принять решение, как поступить. Разошлись.

— В свободное от полетов время чем летчики занимались?

— Кто читал, кто играл в карты, домино, обсуждали бои, спорили иногда.

— Во время обеих войн приметы, предчувствия, талисман были?

— Ничего не было. Я неверующий. Меня это никогда не беспокоило.

Такой еще случай был. Сменяла нас дивизия Кожедуба. Командный пункт полка был на сопочке, аэродром хорошо просматривался. На командном пункте находился Кожедуб. Его летчики не летали, только мои. Нас подняли на перехват группы бомбардировщиков. Мы их разогнали и возвращались домой. Как правило, результаты бомбометания фиксировал самолет-фотограф. И в тот момент, когда мы подошли к аэродрому, через него проходил этот Б-29. Кожедуб по радио говорит: «Видите его?» — «Вижу». — «Атакуйте». Я подхожу. Думаю: «Сейчас врежу!» Раз! Не стреляет! Перезарядил — нет ничего. Ведомый подходит — коротенькая очередь: «Командир — ничего нет». Что делать? Домой идти. Говорю: «Боеприпасов нет». — «Тарань». Я промолчал, ничего не сказал. Сел. Он улыбается: «Что же ты?!» — «А ты бы таранил? Чем таранить?» Он заржал…

— Что-то можете еще добавить о Великой Отечественной войне?

— Ну что тебе сказать о войне? Особо героического я там не видел, и сам ничего такого не творил. Храбрецов особенных я тоже не встречал, но и отчаяния и паники не наблюдал. Мы просто выполняли разнообразную, опасную, постоянную работу. Отступали, потом начали медленно наступать. Мы так не думали: «Вот скорее бы кончилась война!» Просто работали. Перед самой победой летали мало. Все знали, чувствовали, что должен быть конец войне. Люди были рады, что конец войне, конец страданиям. Вот она кончилась, а что делать-то? Мы научились воевать, летать. Научились все выжимать из самолетов. Дальше-то что? Месяца полтора просто болтались. Потом начали организовывать полеты…

Макаров Борис Васильевич, штурман 392-го АПНБ

Я родился 6 августа 1921 года. Отец был инженер, геодезист. Мать — домохозяйка. Когда мне пошел второй год, отцу предложили работу на Украине в Мерефе — геодезистом по распределению земель под колхозы, частные и так далее. Там же я поступил в начальную школу. Окончил ее уже в Харькове в 1940 году. Одновременно со школой окончил аэроклуб. После окончания школы подал документы в медицинский институт, но после посещения морга забрал их и перевелся в Харьковский университет на физмат. В начале сентября нас, студентов, послали в колхоз на картошку, а как только оттуда вернулись, меня уже ждала повестка из военкомата с требованием явиться на сборный пункт. Направили меня в 660-й стрелковый полк для прохождения общевойсковой подготовки перед отправкой в училище. Полк квартировался в Радвиличке. Засели мы за уставы, и очень много было строевой подготовки. Приняли присягу, сдали все уставы и стали ходить в караулы, на полигон, научили нас стрелять из карабинов. Я был пулеметчиком ДП. Удовольствие было его таскать… 11 килограммов!