Газета Завтра Газета - Газета Завтра 877 (36 2010)
Столь же милы и сами виновники торжества, трогательно припадающие к стопам похищенных, дабы испить живительную влагу. Махульский не отягощает экран потоками крови. Метафора слишком очевидна — перед нами отнюдь не хоррор. Постепенно Михал Макаревич начинает вызывать подлинное сочувствие, ибо проблемы у него исключительно человеческие. Красавица жена хочет срочно ехать из глубинки в Варшаву, так как ей скучно и надоело лепить из глины зайчиков — так вампирская семейка зарабатывает себе на жизнь. Отец теряет последние пару клыков и требует услуг столичных дантистов. А дети, как и все дети, периодически вызывают настоящую головную боль: то начинают снимать кино, то сомневаются в родственных связях. А самый маленький вампирёныш своими растущими зубками так привязывается к несчастному ксендзу, что приходится забирать незадачливого священнослужителя вместе с семьёй в Варшаву. И в этих мелких семейных размолвках сказано о любви ничуть не меньше, чем во всех поцелуях в диафрагму, созданных и описанных человечеством. Так добропорядочное семейство вампиров в очередной раз обретает бессмертие полотен Гойи. В костюмированном исполнении колыбельной это им удаётся лучше всего.
Фёдор Гиренок РЕКВИЕМ
Едкий дым и аномальная жара 2010 года застали меня в Москве в больнице. Спасаясь от жары, я решил спрятаться в лесах Владимирской области недалеко от Стефана-Махрищского монастыря. Но и Владимирскую область накрыл смог от горевших торфяников, и я перебрался на северо-запад Московской области, спасая себя и свою семью на даче у знакомых в Голицыно.
ПОЖАРЫ
В пожарах, охвативших всю центральную Россию, горели деревни, леса и брошенные людьми торфяные разработки. В огне гибли люди. Появились тысячи погорельцев. В городах стали умирать от удушья. Говорят, в Москве в эти дни смертность возросла в два раза.
Полтора месяца страна дышала отравленным воздухом. Гарь и дым проникали в наше нутро и изнутри ничтожили нас. Вместе с гарью и копотью в наши расплавленные мозги проникала мысль о единочестве русской жизни.
ЕДИНОЧЕСТВО РУССКОЙ ЖИЗНИ
Единочество — это внешнее единство, оставляющее каждого из нас внутри своего абсолютного одиночества. Россия — это лучшее, что сделали русские за всю свою историю. Но это лучшее мы теряем. Теперь мы точно знаем, что воздух России отравлен, но это единственный воздух, которым нам дано дышать. И мы дышим этим воздухом, наблюдая из своего одиночества за тем, как медленно и обреченно вымирает наш народ и умирает наше государство. Единочество смерти парализует нашу волю. Мы умираем так же, как когда-то в единочестве погибал экипаж подводной лодки "Курск".
Вокруг нас уже рыщут посланцы иных народов и иных культур, предвкушая возможность выполнения предназначенной им судьбой роли социальной гиены, пожирателя исторических трупов.
ПРОЩАНИЕ С СОБОРНОСТЬЮ
В августовские дни 2010 года сгорели последние остатки былой надежды на русскую сборность, на синергию народа, государства и церкви. Соборность — это хрупкий цветок русской культуры, выросший на евразийских просторах и сломленный ураганом агрессивной толерантности, зародившейся над Атлантическим океаном. Солидарность с погорельцами — это, пожалуй, все, что осталось от нашей соборности. Ведь собор — это не коллектив, не социальная группа, это способ существования людей, центр которых смещен из "я". Собор — это "мы". А "мы" — это "я" за пределами самого себя. Что может объединить людей с "я", которое смещено из центра? Только вера, надежда и любовь.
И вот этих людей у нас больше не осталось. Они куда-то испарились, исчезла та Атлантида, на которой они жили, а мы остались, но мы другие. У нас центр стоит на месте, наш центр — это "я". А "я" — это уже не "мы". В наших сердцах нет сегодня ни веры, ни надежды, ни любви. Русские перестали быть русскими, мы становимся россиянами. Россиянин — это не зрелый плод истории, а простой продукт политтехнологов и социальной инженерии, за ним нет никакой органической жизни. Поэтому у нас теперь не собор, а броуновское движение атомов. Что нас может объединить в группу? Только интерес, только корысть. Россияне — это не народ, это электорат, население, номада, которая не знает ни своей истории, ни своего имени, ни своей родины.
И мечемся мы из стороны в сторону от одного катаклизма к другому, спрашивая себя об одном и том же — за что?
РАЗБОЙНИКИ
Существует два ответа на этот вопрос. И оба они принадлежат разбойникам, которые были распяты на крестах рядом с Христом. Один из них сказал Христу: "Слушай, если ты Бог, то тогда что мы здесь делаем? Зачем мы висим и мучаемся? Спаси себя и нас, и дело с концом".
Другой пристыдил первого. Мол, не трогай Христа, он здесь ни при чем, на нем нет вины. А мы с тобой здесь достойное по делам нашим принимаем.
Первый разбойник — язычник, прообраз будущего атеиста. Для него мир — это естественный процесс, изменить который может только чудо. Но чуда, как он понял, не бывает. Второй разбойник — христианин. Для него мир — это реальность, причиной которой ты сам являешься. Поэтому всё, что в мире происходит, происходит с твоим участием, и ты за это отвечаешь.
ДВА ВЗГЛЯДА НА ГОРЯЩУЮ РОССИЮ
Европа с едва скрываемым презрением смотрела на горящую, богатую Россию, из вежливости отправляя ей гуманитарную помощь. Америка и Китай молча наблюдали за происходящим.
Конечно, пожары были и будут всегда. В Европе недавно горела Греция, но в Греции ловили поджигателей. Там никто не ставил под вопрос прочность социальных устоев. Другое дело мы. У нас пожары сразу же вызывают вопрос о легитимности существующих порядков, о праве править, о дееспособности всего политического класса. И, прежде всего, его передового отряда — чиновников. Это придает пикантность нашим пожарам. За чем наблюдает Запад и Восток? За тем, не пошатнется ли русский гигант, не глиняные ли у него ноги. Смотрят не на пожары, а на власть: не сломает ли она себе шею.
ДВА ВЗГЛЯДА НА ПОЖАРЫ
Власть пытается представить пожар как природную стихию, как форс-мажор. У власти взгляд первого из разбойников. Логика ее такова: если пожары — это природный катаклизм, то с ним должна иметь дело не власть, а МЧС. Хотя МЧС создавалось для другого — для защиты людей в населенных пунктах. МЧС — это, в конце концов, модернизированная система гражданской обороны, созданной в СССР.
Для власти тушение пожара — это технологический процесс, который, правда, сами мы в силу технологической деградации организовать не можем.
Некоторая часть людей видит в пожарах не природный катаклизм, а наказание за грехи, возмездие за нарушение правил человеческого общежития. Этим людям близки слова второго разбойника, первым из людей попавшим в рай. Логика их такова: за маленьким пожаром рано или поздно придет большой пожар, в котором сгорит весь мир, чтобы очиститься. Этот пожар не залить водой из Оки, не загасить специальными средствами.
АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ДЕГРАДАЦИЯ
Первая причина, следствием которой являются лесные пожары, — это антропологическая деградация. Эта деградация началась в тот момент, когда наше "я" стало точкой отсчета в наших мыслях и делах. Оно заслонило нас от Бога, и мы потеряли веру, а также традицию, ибо любая традиция не начинается с "я". Быть в традиции — значит всегда быть готовым к смещению своего "я" из центра. А это значит, что тебе в каждый момент надо сознавать, что ты не все можешь.
С потери этого сознания начинается история русского своеволия и, одновременно, — история присвоения свободы. В Европе свободу присоединили к политике. Русские извлекли другой опыт. Мы присоединили свободу к быту. В Европе возникла идея политической свободы, в России стала доминировать идея бытовой свободы. Русская разнузданность рождена бытовой свободой.
В отличие от Европы мы не прошли дисциплинарный путь от традиционного общества к модернистскому. У нас, видимо, были плохие дрессировщики, поэтому в России не возникло современное общество. Правда некоторое общество у нас все же было, но оно возникло в результате гражданской войны и просуществовало недолго, 70 лет, ибо было предано его руководством.
