Газета Дуэль - 2008_5 (554)
Вот прошелестел крылышками Анатолий Ракитин: «Бушин – это беспородная моська, лающая на Королевского Дога» . Он уверен, что Пастернак был бы польщен званием дога. Что на это можно ответить? У меня на даче три брошенных кем-то, скорей всего такими вот, для кого это как ругательство, беспородных моськи. Я в них души не чаю, и они меня любят. Я им передал, что меня зачислили в их компанию. Ужасно были рады. Прыгали, визжали, отчаянно виляли хвостами. Спрашивали адрес Ракитина, хотят телеграммку отбить. Я дал: «Москва. Институт судебной психопатологии им. В.П.Сербского. До востребования. Стрекозлу Ракитину». Побежали на почту. Ждите, Толик. Наверняка уж так на радостях облают…
В чистом поле под ракитой
Стрекозёл лежит убитый…
А ПРОСТО Я, радостно потирая передними лапками, стыдит меня за «композиционный перекос». Верно. Но я и сам вижу. В статье было шесть главных персонажей, а осталось только два, по выражению Е.Л., «два инородца», остальные персонажи пали жертвами догмата «свобода без границ» (ведь его адепты есть всюду). Они сознательно придали статье такой характер.
Кроме того, прозорливец Я по поводу приведенных мной строк Мандельштама «Нет, не спрятаться мне от великой муры/За извозчичью спину Москвы», в предвкушении торжества потирая уже и передними и задними лапками, вопрошает: «По какому изданию цитируете, батенька? У поэта иначе : «За извозчичью спину – Москву». Ну, тут не всё благодатно. Во-первых, меня это ещё более огорчает: значит, поэт почему-то считал не только «спину» (а что это?) нашей столицы извозчичьей - саму столицу такой «спиной». Странно. Как гражданина и москвича меня это коробит. Представьте себе чувства француза, которому говорят, что Париж это задница. Или англичанина – что Лондон это брюхо. Хотя да, есть книга «Чрево Парижа», но это о рынке. Тем не менее, спасибо за поправку. Точность – превыше всего.
А цитировал я, за неимением под рукой Мандельштама, по «Мемуарам» Э.Герштейн. Там на странице 439 именно так. Я знал, конечно, что это источник не совсем доброкачественный. В самом деле, например, на стр.14 Эмма Григорьевна писала, что её отец до 1929 года был главным врачом больницы, но после «беспартийный уже не мог занимать административной должности». Никак не мог! Это-де было немыслимо! И он стал всего лишь заведующим отделением. Так ли? Можно вспомнить немало фактов, опровергающих это. Допустим, даже в 1928 году не главным врачом, а начальником Генерального штаба был назначен Б.М.Шапошников – не только беспартийный, но еще и полковник царской армии. Позднее Л.А.Говоров, тоже бывший царский офицер, но еще и командир батареи в армии Колчака, даже будучи уже генерал-лейтенантом и командующим фронтом, оставался беспартийным. К тому же беспартийность не помешала ему до войны окончить две военных Академии, а во время войны – получить два ордена Ленина. Будучи членом Союза писателей, Герштейн могла бы знать и о том, что СП СССР долгие годы возглавлял беспартийный Константин Федин, а СП РСФСР – беспартийный Леонид Соболев, «царский мичман», как он о себе говорил. Но что взять с Герштейн, она писала свои мемуары, когда ей было, пожалуй, за девяносто, и порой, увы…
Так вот, нам сказано, что в 1929 году отец был беспартийным. Однако на стр.244 мы читаем, что папа был не просто членом партии, а даже членом ЦК, и лечил членов правительства и «ездил на машине». На стр.261 он снова беспартийный. А на стр.352 его всё-таки выводят из состава ЦК. Хоть стой, хоть падай! Если уж мемуаристка путалась в таком вопросе о своём родном отце, то… Да, я не должен был слепо доверять ей и в цитатах, пусть даже из её любимого поэта. Виноват, каюсь. И в благодарность пошлю вам, знаток поэзии, бочку прекрасных огурцов собственного посола с укропцем. Адресок! Однако… Вы хотите пригвоздить меня цитатой из Лермонтова: «Не вы ль сперва так долго гнали?» Но - по какому изданию цитируете, батенька? У поэта иначе: «так злобно гнали». А ведь Лермонтов-то гораздо более доступен.
Но остаётся шорох о том, что мы «гнали» Пастернака. С другой стороны, Миша из Усть-Кута ласково прошелестел: «Автор статьи – пигмей и графоман без читателей. Насаждают его и Проханова, а Пастернака и Мандельштама просто читают». Не спорю, читают. Не отрицаю, я рядом с Мишей – гимпей и фрагоман, но кто нас с Прохановым насаждает? Да Александр сам что хочет, то и насаждает на русской земле - газету, свои романы, Бондаренку, мистику, даже холм воздвиг, которому стоять тысячу лет. Он может кое-кого и на кол насадить. И насаживал – депутата-мгимошника Мудянского, пустозвона-банкрота Немцова, давно спятившего Жириновского, какого-то американиста Злобина… А меня лично всегда именно злобно гнали, вышибали, выставляли, вытуривали отовсюду, куда мне, ловкачу, удавалось пролезть: из либерально-еврейской «Литгазеты» и из патриотически-русской «Молодой гвардии», из опять же интернционально-еврейской «Дружбы народов» и из русофильского «Патриота»… И есть свидетели: А.Рекемчук, В. Оскоцкий, М. Земсков… А тов. Зюганов, объявив мои статьи «факелами борьбы», удостоив меня звания лауреата «Советской России» и «Правды», после этого подписал секретный протокол с тов. Чикиным, потом с тов. Шурчановым о запрете печатать меня, старого большевика, в этих большевистских газетах. Видно, уж очень не понравился ему мой совет не выставляться больше в президенты. Сколько можно!.. Впрочем, допускаю, что причина может быть ещё и в том, что в КПРФ теперь стали принимать таких, как кинорежиссёр Владимир Бортко, лютый антисоветчик. Об этом я приводил факты в статье «Наконец-то!», напечатанной в «Завтра». А совсем недавно, уже получив партбилетом с профилем Ленина на обложке, этот зюгокоммунист заявил: «Самый ненавистный человек для меня – Ленин! Он исказил Маркса и поголовно расстреливал население, в том числе - двух моих дедушек» (Экономическая газета, №34-35’07). Правда, до сих пор живы четыре бабушки: две по матери и отцу и две по отчиму, коим был знаменитый драматург Александр Корнейчук, но это не смягчает гнев зюгокоммуниста. Не удивлюсь, если Бортко станет членом Президиума ЦК. Ну, как такому новобранцу коммунизма читать мои статьи в «Правде» и «Советской России» в защиту Ленина! Вот Зюганов и очищает для него атмосферу и создаёт климАт… А сколько то крутого кипятка, то кипящей смолы вылил на меня в своих газетах Владимир Бондаренко руками Николая Котенко, Бориса Славина, Куняева (раза два или три), кажется, ещё и Байгушева…Да и сам он и корежил мои статьи, оберегая Солженицына, и швырял меня с корабля современности в надлежащую волну. Как я выжил, сам не знаю, но совершенно облысел и утратил потенцию. А ещё в порядке гонений хотели у меня даже Шолоховскую премию отнять и передать Ване Савельеву, магистру государственного управления, но уж тут я упёрся… А вы говорите – насаждают! Я, конечно, не стал бы всё это вспоминать, если бы не такой напор с дубинкой в виде строки Лермонтова: «Вы гнали, а вас насаждают!»
Шандор рисует мою участь ещё ужасней: «Дети Арбата, как свора собак, кинулись на автора…Им пора бы освидетельствоваться». Ну, освидетельствование действительно полезно, однако опять отчасти не соглашусь. Нет, дорогой друг, это не собаки, а милые пушистые кошечки. Послушайте, как ласково мурлычет, например, Е.Л.: «Г-н Бушин пушит поэтов-инородцев. Плоско. Производит впечатление лекции от общества «Знание» в отделении милиции». Я не знаю, как читались такие лекции, но у ЕЛ, надо полагать, здесь большой опыт – то ли самого лектора, то ли начальника отделения. И вот – приятно вспомнить, сравнить...
Далее киска Е.Л. усмотрела у меня желание «соорудить пулеметную вышку и строчить, строчить, строчить по герштейнам». Ах, киска, как плоско! Эмма Григорьевна Герштейн, моя соседка по дому, давно умерла. А когда была так стара и беспомощна, что иногда сваливалась с постели, то её молодая наперсница прибегала за мной и мы вдвоём водружали старушку на место. Вот тогда послушать бы ей вас, Е.Л…
А al-kazilo видится уж вовсе кошмарная ситуация: А как «Молодец, Бушин! Расшевелил змеиное болото!» Где он змей увидел? Это совершенно безвредные ящерки, иногда попадаются медицинские пиявочки. А ящерице прищеми хвост, она без хвоста убежит. Вот одна из них по имени Кол. В связи с моей предыдущей статьей она пропищала: «Безграмотный набор слов!.. Писарь! Доносчик! Антисемит!» Я её прищемил, убежала без хвоста. А на другой день даже принесла извинения, бесхвостая. Но тут же: «В.С., а правда, что еще в Литинституте Бакланов назвал вас фашистом, а вы тотчас написали на него донос?» Ведь если я ему не отвечу, у него разовьётся язва двенадцатиперстной кишки. Так вот, успокойтесь, Кол, - отвечаю: правда. А как иначе мог назвать меня будущий идейно-финансовый друг Джеймса Сороса, который отмусолил для подыхавшего от приступа антисоветчины баклановского журнала «Знамя» и его друзей четыре миллиона долларов? Поскольку сам Бакланов рассказывал об этой институтской истории неоднократно, каждый раз изображая свою роль все более героической и страдательной, то и мне приходилось отвечать. Последний раз – а газете «Дуэль» №№17 и 18-19 за этот год. Читайте WWW.DUEL.RU ! Но прежде вообразите себе такую картину. Ваш сосед наложил у вашей двери кучу. Вы, не желая связываться с такой личностью, идёте в домоуправление или даже в милицию и просите призвать негодяя к порядку. Это, дорогой, не донос, а защита прав человека. Но даже к защите я тогда не прибег, ибо Бакланов примчался ко мне домой со своими извинениями. Но лет через сорок после этого снова принялся изображать себя бесстрашным антифашистом. Словом, читайте «Дуэль».
