Леонид Репин - Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Здесь различий в сословии, происхождении не знали. В 1812 году в доме рядом с ранеными русскими героями лежали раненные в бою французы, итальянцы, испанцы, сражавшиеся под знаменами Наполеона. Да и сам знаменитый Ларрей, личный хирург французского императора, его посетил, а через три года Александр I с королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом посещают дом — уже как лучшее благотворительное учреждение России. Узнай об этом Николай Петрович, он бы непременно возрадовался…
Странное дело: и потом, спустя столетие, и даже позже еще дом сохранял свое предназначение, устояв в разразившихся грозах, сметавших все. Странноприимный дом, как таковой, просуществовал до советского времени, пока из него не сделали станцию «Скорой помощи», а в 1923 году — Институт скорой помощи — институт имени Н. В. Склифосовского. Мы, мальчишки хулиганистого послевоенного времени, отчего-то обходили его стороной. Может, потому, что слава такая о нем ходила, что это самый последний дом в жизни людей: кто попал сюда — все, «кранты», как мы тогда говорили, отсюда лишь в белых тапочках. И не на стадион, уж конечно.
А меж тем в доме том творил чудеса великий хирург Сергей Сергеевич Юдин, тогдашний директор института. Это ведь он задумал создать в доме Музей истории медицины и сделал для этого многое. К примеру, получив Сталинскую премию, накупил экспонатов всяких, портреты великих русских медиков заказал. Роспись купола домовой церкви Живоначальной Троицы кисти Доменико Скотти, в советское время закрашенную рукой бестрепетной, Сергей Сергеевич, взобравшись по высоченным лесам, сам отмывал… Только не так-то долго: донос, тюрьма, допросы с пристрастием, которые вел сам народный комиссар НКВД Абакумов… Но это история.
С трепетным чувством ходишь по этому дому. Здесь стены дышат эпохой великой семьи Шереметевых. А в церкви стены, покрытые искусственным мрамором, по-прежнему теплые — чудо какое-то! Секрет такого мрамора нынче утрачен. А изумительные зеленые колонны из целикового мрамора стоят, не задетые временем, будто только-только из камня их вырезали…
Старинные фолианты, аптекарская посуда, вещи из «Царевой аптеки» — первого русского медицинского учреждения, основанного еще в XVI веке в Кремле, — все эти сокровища предназначены для трех огромных залов музея.
Прекрасен и неповторим Странноприимный дом. Памятник любви к Человеку.
Выпил рюмку, выпил две…
Милая гражданочка! И вы, приятель! Будьте любезны, поставьте ненадолго вашу рюмку на стол. Давайте немного поговорим о том изящном предмете, что вы только что держали двумя перстами. Что же это такое в конце концов — рюмка? Читаем у Владимира Ивановича Даля: «Рюмка — застольный, стеклянный сосудец на ножке для водки или вина». Замечательно точно, но не исчерпывающе. Сколько ее разновидностей каждый из нас повидал. Рюмка переменчива, как хамелеон в минуту опасности. Вот бокал, вот фужер, вот стопа (стопка, стопарь), мерзавчик, лафитник… И это — не все, поди…
Ну а что же такое «рюмочная», никому втолковывать не надо. Чудодейственное пристанище вольных и невольных поклонников рюмки, далеко не все из которых пропащие пьяницы.
Первые современные рюмочные появились в Москве в середине пятидесятых годов — внезапно, как яства на скатерти-самобранке. Мы, будучи студентами, заглядывали в них, не веря противоречивым слухам об их появлении. Слыханное ли дело: мужички, распивавшие портвешок в подъездах, как революционеры, собравшиеся на сход в подполье, или под раскрашенным грибком на детской площадке, теперь могли зайти в приличествующее случаю заведение, опрокинуть рюмашку и интеллигентно закусить бутербродом. Такое в то время не снилось даже. Идея открыть в Москве рюмочные была не просто хорошей — она была фантастической! Создав сеть рюмочных, партия и правительство проявили недюжинную заботу о здоровье народа и его культурном досуге. Неудобство было только одно: выпить после одной рюмки хотелось еще, а приданными бутербродами уже сыт по горло. В общем, получалось так: стоят мужички, рюмку за рюмкой заглатывают, а из бутербродов Пизанскую башню складывают.
Так что, можно считать, рюмочная того времени в известном смысле была сродни вытрезвителю. И там, и там над человеком в конечном счете творили насилие. В вытрезвителе вас насильно «вытрезвляли», делая трезво-печальным как давленый соленый огурец, а в рюмочной против вашей воли обязательно совали бутерброд на закуску.
Впрочем, так было в самых первых московских рюмочных послевоенного времени. Теперь-то вам нальют и рюмку и две, сколько пожелаете, и навязывать закуски не станут.
Однажды попалась мне на глаза старинная гравюрка: Москва конца прошлого века. По Мясницкой неторопливо движется конка, стоят лоточники, чем-то торгуют. В первом этаже углового округлого дома вывеска: банк. А в трех шагах от него — что бы вы думали? Рюмочная! И развеселые мужички оттуда вываливаются…
Сейчас рюмочную в ее классическом виде в Москве трудно найти. Видимо, не оправдали они себя. Теперь в любой забегаловке вам рюмку нальют. И все же остались в наше бешеное время кое-где в столице и «первобытные» рюмочные. Затесались среди прочих богатых заведений, еле дышат. И такое впечатление, что на ладан дышат и вот-вот их прикроют или перевоплотят в какое-нибудь новомодное заведение…
Ходил я, ходил по нашему городу, где чаще французское бистро встретишь, чем наш трактир доморощенный, и с превеликим трудом отыскал несколько рюмочных. В справочниках и не надейтесь их отыскать: попрятались, как первые типографии «Искры». Одна из них отыскалась на задворках Савеловского вокзала, другая — на Васильевской, неподалеку от Белорусского вокзала, бесследно сгинула. Даже и дом, где она размещалась совсем недавно, в прах обратился. А вот и подлинное открытие: старая рюмочная на Большой Никитской улице — все столичные катаклизмы перенесла.
Эх, рюмочка-рюмашечка, души моей милашечка…
Здесь юных дев шаги звучали
Юное создание выпорхнуло из двери, выходящей в длинный коридор, освещенный пламенем свечей, и, подхватив развевающийся подол, поспешно скрылось в одной из соседних комнат. Потом стайка подобных существ продефилировала в противоположном направлении…
А в свете электричества здесь появились люди в кожаных тужурках и шинелях, в мундирах с красными петлицами. Другие ароматы поплыли в стенах дома графа Владимира Семеновича Салтыкова. Прелестные видения исчезли, воцарилась проза жизни. Старинный дом-дворец, претерпев на своем долгом веку множество перевоплощений, переходя из рук в руки и многократно меняя свое предназначение, стал наконец Центральным домом Советской Армии (ЦДСА), сегодня — Культурный центр Вооруженных Сил РФ имени М. В. Фрунзе.
Что и говорить, немногие москвичи бывали здесь. В дом военных штатских не особенно и тянет: надежная ограда, часовые, и что внутри там происходит — неведомо нам было. Понятно, что вряд ли красноармейские балы. Однако именно на бал, а точнее, на маскарад попал я в этот дом впервые в жизни.
Представьте только: в самом начале хрущевской оттепели расшалившийся комитет комсомола нашего института и вдобавок набравшийся неслыханной смелости устраивает здесь новогодний маскарад!
Вход только в масках, у кого нет — купить извольте, ну а если уж на самую завалящую маску денег не было, бесплатно выдавали «домино». Попав впервые в дом, буквально ошалели мы от позолоты, от зеркал едва ли не во всю стену и от бронзы канделябров. С представлением о буднях армии все это как-то не особенно вязалось…
А во второй раз привела меня сюда трагедия. Разбился при возвращении из космоса Владимир Комаров, и мне поручили написать репортаж из ЦДСА, где стояла урна с его прахом. Комаров стал первым погибшим на дороге в космос, хоть и погиб он на Земле. Тогда, в холодный апрельский день 1967 года, трое журналистов «Комсомолки» стояли у постамента с урной в почетном карауле…
И вот спустя много лет я снова здесь. Все, что угодно, но музей никак не ожидал здесь увидеть. Возник он буквально среди голых стен и на пустом месте — недавно, но, уж конечно, не сам собой, не по мановению волшебника. И что совсем удивительно — музей не оружия, не истории армии, а музей часов XVIII и XIX веков, музей светильников той же эпохи, мебели, живописи… Мне кажется, это единственный музей, созданный исключительно из того, что находилось в его стенах. Только в каком все это было виде…
Когда видишь уникальнейшие мебельные гарнитуры красного дерева и карельской березы, сделанные лет двести назад руками изумительных мастеров, великолепные каминные или настенные часы тончайшей, изысканнейшей работы, трудно поверить, что все это дряхлело на задворках: лежало в кучах по подвалам, по заброшенным помещениям, а картины украшали кабинеты, хозяева которых считали их уже почти своими. Подлинники Шишкина, Поленова, Айвазовского, Левитана, Саврасова… А на изящных столиках можно увидеть оставленный кем-то ненароком раскрытый фолиант, заложенный увядшей розой, на диване — пара брошенных перчаток… В 1742 году в этих стенах открылся Екатерининский институт благородных девиц, или, как его еще называли, — Училище Ордена Св. Екатерины.
