Виктор Ротов - Ближе к истине
— Тоня, не откажите в любезности…
— Что такое? — остановилась та.
— Мой друг, — Женя кивнул на меня, — вчера обгорел на солнце и едва жив. Если не напоить ех'о пивом — он задымится. Вы же в буфет идете?
— Да.
— А вы откуда нас знаете? — вернулась черненькая, видя, что подруга ее задержалась.
— Я давно за вами слежу, Нина, — заговорил Женя, доставая из кошелька деньги.
Нина закатила глаза.
— Чудеса да и только! Может вы знаете, куда делись наши мужья?
— Знаю. Они отстали от поезда. Побежали в магазин за бутылкой и отстали.
— Почему? — растерялась Нина.
— Потому что надо было в Краснодаре разрешить им купить бутылку.
— Вот это да, Нинка! — сказала Тоня, машинально принимая от Жени деньги. — Ив самом деле, мы не разрешили им бутылку взять… А вы откуда про нас все знаете?
— Это он, — Женя небрежно качнул головой в мою сторону.
— А он откуда знает? — Нина стала так, чтоб хорошенько рассматривать нас. — А ну‑ка, говорите, куда наших мужей подевали!..
Дело принимало неожиданно серьезный оборот.
— А? Старик? — повернулся ко мне Женя. — Куда мы дели их мужей?
Я сидел, как истукан. Шевелиться не мог, потому что обгорел, по его словам. Надо подыгрывать. Я уже начинал злиться на Женю: он придумывает, а мне отдувайся.
— А? — повторил он, видимо, и сам уже не рад такому обороту дела. — Куда ты дел ребят?
Я молчал.
— Он, девочки, обожженный. На солнце обгорел. Скорей несите пиво, иначе вы будете виноваты.
Девушки переглянулись, посмотрели на нас, как на ненормальных, и пошли дальше. Женя успел поймать Тоню за руку и сунуть ей еще трояк.
— Нам пива, себе конфет…
Теперь я мог заговорить.
— Ты, Женя, молодой, интересный, преуспевающий ухажер! Зачем тебе понадобились эти девочки?
— Они мне не нужны. Но разве ты не хочешь пива?
— Хочу.
— Сейчас будет пиво.
— Я бы мог сходить и купить.
— Это мне надо подниматься, чтоб тебя выпустить. А мне пошевелиться больно. Во — вторых, надо беречь силы, нам через горы идти.
— Но откуда ты знаешь, как их зовут?
— Старик, у меня стопроцентный слух.
Все просто.
Ну а мужиков каких‑то, отставших в Холмской от поезда, мы действительно видели. Только я уже забыл об этом, а он помнил и обыграл так ловко.
Нина и Тоня принесли пива, пытались угостить нас конфетами, которые они купили себе на Женины деньги, мы отказались, они отдали ему сдачи: два пятака. Женя взял и сказал: «Чтоб нам еще встретиться».
— Нет, правда, — обращаясь почему‑то ко мне, спросила Нина: — вы видели, как они отстали?
— Видел.
Девушки уставились друг на дружку.
— А мы, дуры, сидим, ждем их, думаем, они в буфете в очереди стоят…
И они пошли на свои места. Мы молча, с жадностью попили пива.
— Поспим, — сказал Женя и ссунулся в кресле.
Спать мне не хотелось, и я стал смотреть в окно. Желтые поля, бегущие столбы линии передач, белесое небо над перегретой землей.
Духота в вагоне достигла, кажется, предела. Из открытых фрамуг долетали тощие струи свежего воздуха и тут же растворялись.
Скорей бы выйти из вагона на простор. Я закрыл глаза и представил себе, как мы с Женей идем по лесной дороге. Лес дышит прохладой, воздух пахнет листвой и родниковой водой.
— Да, старик, — разомкнул пересохшие губы Женя, — родниковой бы водички сейчас. И в холодочке под деревом посидеть. Как ты думаешь, под каким деревом мы лучше посидели бы?..
— «Несмотря на отчаянное сопротивление человека, окружающая среда продолжает нас окружать», — пробормотал я фразу, пришедшую на ум.
Женя открыл глаза.
— Где ты вычитал такое?
— Не помню.
— Кстати, старик, об окружающей среде. Мы идем в лес, в горы, а что мы знаем про лес?
Я кое‑что знал. Я окончил лесотехничесю й техникум и долгое время работал в лесной промышленности, потом в лесном хозяйстве. Сначала рубил лес, потом восстанавливал его.
Когда я был совсем маленький, отец работал на каменоломнях. Жалованья его не хватало на семью, и мать подрабатывала тем, что носила из леса кизил, терен, груши, кислицы, грибы, дрова. А то и просто нажнет мешок травы на прогалинах, продаст и купит нам чего‑нибудь. А после войны мы держали в лесу за перевалом огород и тем перебивались. Плюс дары леса, конечно. Если б не огород и не дары леса, не знаю, как бы мы выжили. Так что лес для меня и кормилец, и спаситель. И надо же —
такая неблагодарность в ответ: стал дипломированным специалистом по лесозаготовкам. Потом, правда, перешел в систему лесного хозяйства. А там у меня были уже другие функции.
— Я кое‑что знаю, — сказал я, понимая, куда клонит Женя. — В лесу сейчас хорошо.
— Глубокая мысль. Еще.
— В лесу много кислорода. И прохладно.
— Отличная мысль! Ты знаешь природу, старик.
— Одному человеку требуется в год от 300 до 500 кэгэ кислорода.
Женя вскинул брови.
— Я тебя понял, старик. Народ будет бережно относиться к лесу.
— Тем более, что в нашей с тобой автономии уникальные леса. Реликтовые. Почти такие же росли сто тридцать миллионов лет назад. Представляешь? Это же третичный период!..
В Абинске мы сошли с поезда. Нам помахали в окно Нина и Тоня.
На маленькой пристанционной площади стояла бортовая машина. И Женя, терпеливый, мужественный Женя, остановился возле нее с явным намеком. Он сбросил с обожженных плеч рюкзак и посмотрел на меня умоляющими глазами. Я все понял: пешком, конечно, хорошо, но на машине лучше. Я подошел к шоферу и вступил с ним в переговоры.
Машина, оказывается, из Шапсугской (нам по пути). Вот пройдет московский поезд, тогда они поедут.
— Подвезти? А кто вы такие?
— Туристы.
— Путешественники, — поправил меня Женя.
От такой его поправки шофер почему‑то подобрел.
— A — а!.. Пугешественники. Это хорошо. Вот продадут наши бабы свою продукцию, тогда и поедем. Ежели, конешно, место будет.
Мы сели на свои рюкзаки и стали ждать. И наш поезд, которым мы прибыли, тоже стоял и ждал: он должен пропустить московский скорый.
Женя сказал:
— Сейчас приедут их мужья.
На перрон неуверенно вышли Нина и Тоня. Словно два цветочка. Нина в красной юбочке горошком, Тоня —
в зеленой, волнами. И маленький пустой перрон сразу ожил. Я подал им знак рукой.
— Не надо, старик, — сказал Женя. — Сейчас приедут их мужья. Пьяные и злые. Могут быть неприятности.
Я отвернулся.
Поезд «Москва — Новороссийск» приняли на первый путь. Он заслонил собой пригородный. Из вагона, который остановился напротив вокзала, выскочили двое парней. Один тощий и плоский, как тарань весеннего улова; второй коренастый, задиристого вида. Качающимися взглядами они обшарили перрон и тотчас полезли под вагон, перешли на ту сторону состава. Нам видно было, как они двинулись навстречу юбочкам. А юбочки навстречу им. Потом они смешались, пошли к своему вагону и поочередно исчезли, будто их втянуло в зеленое нутро состава.
Московский стоял не более трех минуг. Он уполз, и мы снова увидели наш вагон. А в окне Нину и Тоню. Они улыбались и показывали на нас пальцем своим мужьям. Те нависали над ними, глядели в окно, старались рассмотреть нас.
Один из мужей, тот, что длинный и тощий, как тарань, махнул нам дружески рукой. И в этот момент электровоз рабочего поезда сипло свистнул. Состав дернулся и медленно покатил.
Бабки сгребли свои похудевшие мешки и пустые ведра и побежали к машине. Поднимая выше колен юбки, подсаживая друг дружку, ринулись в кузов. Мы скромно ждали, когда и нам разрешат.
Бабы уселись. Шофер, выставив ногу на подножку, глянул на нас, кивнул, разрешая садиться.
— Давай, путешественники!
Мы бросили свои рюкзаки в кузов и полезли сами.
Бабы, увидев нас, загомонили, засмеялись.
— Цэ шо такэ? — заверещала бойкая чернобровая молодичка. — Та чи гости до нас?
— О — о-о!
— А — а-а!
— Та до кого ж цэ воны таки гости гарнэньки да чистэньки?
— А у нас девчата мэдови!..
Женя ухмылялся, поглядывая на меня. Мол, как, принимаем приглашение? А я наметил: выедем за Абинск и слезем. Солнышко к закату, погода отличная, переночуем в лесу и завтра утром, отдохнувшие, двинем уже по — настоящему пешком.
Отъехав от Абинска километров пять — шесть, я крикнул бабке, что сидела возле кабины:
— Постучи, пусть остановит!
Бабы подняли протестующий крик.
— Чого это?!..
— А як же наши девчата мэдови?
— Га — га — га!
Шофер остановился, высунулся из кабины.
— Что случилось?
— Мы сойдем! — крикнул я.
Женя, недоумевая, засуетился. Я спрыгнул на дорогу, принял от него рюкзаки, потом и его самого. Да не удержал, он свалился, ударился об дорогу.
