Юрий Шалыганов - Проект Россия. Полное собрание
Люди поверхностно и бездоказательно довольствуются мыслью: мир как-нибудь разовьется во что-нибудь хорошее. Не только обыватели, но и власть имущие мыслят о последствиях в масштабе вши на хвосте идущего в пропасть слона (на мой век точно хватит, если даже слон упадет в самую глубокую пропасть и разобьется, а потомки пусть сами думают, что дальше делать).
Неуправляемый прогресс изменил понятие о нормальном потреблении, соответствующем реальным запросам человека. Экономика в погоне за сбытом прививала новые, непропорционально завышенные стандарты. Человек-личность превращался в человека-«фуа-гра». Все стремились только к одному – увеличить потребление.
Если кто не в курсе, фуа-гра – печень гуся, получаемая садистским способом. Гусю четыре раза в день вставляют в горло воронку и всыпают в него килограммы зерна. Гусь не может его извергнуть назад. В организме птицы начинаются процессы, приводящие к фантастическому увеличению печени. Зачастую печень достигает размеров, пропорциональных самому гусю. Это в прямом смысле инвалид, не способный жить, потому что нарушена вся структура организма. Но гусю и не запланировано долго жить, его растят под нож.
С человеком современная система проделывает аналогичные манипуляции. Она заставляет его потреблять. В итоге тяга к потреблению заполняет все существо человека, подавляя другие стремления – совесть, честь, стыд и прочее. Это уже не человек, это инвалид, в котором потребление, как в гусе печень, задавило все человеческое. Общество модели «фуа-гра» не имеет шанса на нормальную жизнь, пока не избавится от того, кто вставляет ему в горло трубку и заставляет потреблять сверх нормы.
Счастье не зависит от объема потребления. Имей мы измеритель счастья, можно было наглядно показать: объем счастья и объем потребления лежат в непересекающихся плоскостях. У крестьянина в глухой провинции, живущего в согласии с окружающим миром, счастье может зашкаливать. У миллиардера счастьеизмеритель может показать ноль.
* * *Поколение сменяло поколение. Возрастающая пропаганда потребления воспитывала класс людей с большими потребностями без возможности их удовлетворить. Это создавало атмосферу растущего негодования: почему я хочу, но не могу? Возникает ощущение собственной неполноценности, из которого рождается чувство несправедливости.
Творческие натуры, остро чувствующие бессмысленность и опустошенность безбожного мира, взрываются неосознанным протестом. Стараясь отличиться от штампованной окружающей серости, они пытаются отстоять свою индивидуальность и непричастность к этому миру. Пока под протестом нет идейной базы, он носит эмоциональный характер. Люди системы «фуа-гра» хотят летать, но не могут даже ходить… Внутренний конфликт рождает неснимаемое противоречие.
Буревестники надвигающегося нового отказываются признавать условности гуманного общества, еще не совсем понимая, чего хотят. Они протестуют против лжи и лицемерия, против навязывания ложных ценностей. В этом проявляется природа человека, его желание остаться личностью.
Они говорят: если мир – гигантская бессмысленность, а человек высшее существо, значит, каждый может делать что хочет. Власть и общество возражают: нельзя делать что хочешь. На вопрос: почему? – отвечают: потому! Шибко умным объяснения дают держиморды.
Нерациональный запрет, противоречащий установкам власти, увеличивает армию странных чудаков. Чем больше развивается потребительское общество, тем сильнее обнажается внутреннее противоречие.
Протест против двуличного общества выражают посредством искусства, одежды, манеры поведения, извращений и немотивированных выходок. «Революционным матросам» прикольно участвовать в революции. Здесь ограбил, там изнасиловал, тут покуражился над беззащитным. А тут наоборот, проявил себя героем, страдающим за свободу и справедливость. Все это смешивается в такую кашу, что никто уже ничего не может толком понять. Жизнь становится похожа на плиту спрессованного мусора – следствие множества бессмысленностей и противоречий. Обозначаются тенденции, ведущие в пропасть постмодернизма.
Глава 8
Постмодернизм
К середине ХХ века человек, защищаясь от давления капиталистической системы, начинает задаваться вопросами, выходящими за рамки системы, политики, экономики. В интеллектуальных кругах активируется поиск смысла жизни. Глубокие люди спрашивают: что есть мир? Какова роль человека в этом мире? И, не довольствуясь старыми ответами, выглядящими или казенно, или архаично, начинает формировать новое понимание мира. В итоге мир совершает умопомрачительное мировоззренческое сальто-мортале. Оставленное без Бога общество рождает идейное основание для протеста против потребительской системы. Проблема этого основания – в нем снова нет Бога. Есть благие намерения, но они ведут в ад.
Во второй половине ХХ века в интеллектуальной среде группа французских философов фундаментально прорабатывает идеи Платона, Декарта, Гегеля, Маркса, Хайдеггера и прочих мыслителей и, кардинально переосмыслив мир, рождает новое философское учение – постмодернизм.
Идея постмодерна построена на добросовестном следовании логике научного атеизма. Здесь нет необоснованных допущений, одно вытекает из другого. Ошибки на этом уровне нет, там все правильно. Но если посмотреть на ситуацию в большом масштабе, мы увидим – ошибка в точке отсчета.
Разберемся с фундаментом, не умножая бантики и не замыливая суть. Начнем с того, что постмодернизм формирует новое понимание мира, отличное как от традиционного, так и от потребительского. Оно не привязано к единым формам, правилам, эталону. Нет единого времени и мышления. Ничто не постоянно, все – булькающая масса, где вечно проявляются и исчезают бесформенные фигуры. Бесформенность есть не отсутствие формы, а потенция принять другую форму, от которой в любой момент можно отказаться ради новой формы. Взаимодействие бесформенных бесхребетных сущностей образует мир постмодерна.
Символ человеческой иерархии – дерево (его корень, ствол, ветви, листья). Любое государство, компания, институт построены на этом принципе. Символ постмодернизма – поле, засеянное травой. Это что-то типа толпы, предоставленной самой себе и бегущей непонятно куда. У травы нет единого корня и единого ствола. Это единая система, но без иерархии. «Трава» противопоставляется «дереву» и становится символом нового стиля жизни.
Символ травяного поля не совсем отражает стремление постмодерна. Это все же устойчивая система, тогда как, по постмодерну, любая точка любого субъекта должна иметь возможность связаться с любой другой точкой любого другого субъекта. Постмодернизм отрицает непоколебимость точки, потому что точка есть начало системы, в точке есть стремление к иерархии. Много точек образуют линию. Много линий рождают плоскость. Множество плоскостей образуют объем и в итоге устойчивый объект, от которого один шаг к иерархии – врагу постмодернизма. Преодолеть такую эволюцию можно через недопущение постоянной точки. Постмодернизм побеждает тенденцию к иерархии через отрицание точки и постоянное умножение множества. Все должно постоянно меняться, ни к чему не привязываясь и ни на чем не останавливаясь.
Чтобы любая точка поля могла связаться с любой другой точкой поля, самому полю нужна абсолютная гибкость в пространстве. Чтобы поле не превратилось в монолит (прообраз структуры), оно должно иметь множество незначительных разрывов. Они не должны быть слишком большими, иначе это разделит поле, и множество превратится в крупные разделенные куски – предтечу системы. Чтобы постмодернистское поле сохраняло суть, его множество должно мелко разрываться и тут же соединяться, чтобы разбиться в новое желание, и вновь срастись, но всякий раз иначе.
Любое проявление системы гасится антисистемой, постоянно убегающей от самой себя, чтобы не превратиться в систему. В отличие от логики дерева, где есть эталон и копия, логика травы есть карта, доступная по всем направлениям. Эту карту всегда можно разобрать, изменить, поправить, разорвать, перевернуть и прочее. Чтобы четче понять образ, представьте карту, разорванную на мельчайшие кусочки, которые кружит ветер. Это что-то типа облака с неясными контурами, где все постоянно перемешивается.
Все течет, все меняется, никто ни к чему не привязан, никому ничего не должен, ни с кем не имеет ничего устойчивого. Реальность никого не интересует, нет прошлого и будущего. Интерес представляет только миг настоящего. Внимание переключается на бессознательное желание, непознаваемое и неопределяемое. Каждый имеет право сочинить свои правила поведения, не сообразуясь с условностями и смыслами.
Традиционный «смысл» и «значение» объявляются диктаторами. Как всякие диктаторы, они лишаются власти. В мире без Абсолюта нет основания для их власти. Все смыслы знакомого мира постмодерн объявляет бессмысленными. В грядущем мире форму сменяет антиформа, открытая для любых нововведений и потому по своей природе бесформенная. Цель подменяется игровым процессом, определенность – неопределенностью, развитие – хаосом. Упраздняются границы пространства и времени.
