Моссад : Секретная разведывательная служба Израиля - Коллектив авторов
В Египте злополучная диверсионная операция привела к новой кампании против евреев, более жестокой, чем когда-либо. Официальная газета президента Насера «Аль-Джумхурия» потребовала продолжить истребление «мирового еврейства», успешно начатое нацистами. Оставшиеся в Египте евреи (менее 45 тысяч) бежали из страны, пользуясь подпольной сетью «Гошен». Люди других национальностей и вероисповеданий продавали свое имущество и тоже оставляли страну (многие с помощью «Гошен»).
В Александрии Эли Коген продолжал шпионскую деятельность. У него сохранился израильский радиопередатчик, и Эли передавал в Тель-Авив всю информацию, которую мог собрать. Наиболее тревожными были сообщения Когена о возрастающем влиянии на правительство Насера бывших нацистов, нашедших убежище в Египте. Это были военнослужащие из Африканского корпуса Роммеля. Кроме того, тысячи немцев бежали в Египет из Европы в надежде, что их примут в стране, где господствуют антибританские настроения. Эти люди часто брали себе арабские фамилии, а иногда даже принимали мусульманскую веру.
Вскоре бывшие гестаповцы обрели силу и влияние. Они взяли на себя ответственность за реорганизацию кадров службы безопасности и разведки Насера.
Командир личной охраны Гитлера и начальник гестапо Варшавы Леопольд Глейм (в Египте — Али Нашер) руководил истязаниями друзей Эли Когена после их ареста в 1954 году: он был признанным специалистом по этой части. Бернхард Бендер (в Египте — полковник Ибн Салем) был начальником Глейма, а ранее — главным советником Генриха Гиммлера.
Под руководством Йохима Дэмлинга, бывшего майора СС и начальника гестапо в Дюссельдорфе, по образцу концентрационных лагерей была создана система центров для интернированных. Эли Коген попал в один из таких центров во время допроса по делу о диверсионных актах в 1954 году.
Неудивительно, что лидер профсоюзов Западной Германии утверждал: «Египет Насера является питательной средой для неонацистов».
Ситуация стала критической, когда началась Суэцкая кампания в октябре 1956 года, в ходе которой Израиль вместе с Великобританией и Францией вторгся в Египет. Месть Насера сделала жизнь 45 тысяч евреев, оставшихся в Египте, еще более невыносимой. Их насильно изолировали в гетто, брали в заложники и сажали в тюрьмы, на них накладывались коллективные штрафы. Закрывались синагоги, еврейские школы и больницы. Иврит был запрещен даже в молитвах. Еврейские врачи и другие профессиональные специалисты лишались частной практики, а их собственность часто конфисковывалась. В кафе и ресторанах появились объявления: «Евреям и собакам вход запрещен». Все евреи обязаны были иметь удостоверение личности желтого цвета — унизительная мера, восходящая к средним векам и нацистской Германии.
В течение недель, последовавших за Суэцкой кампанией, операция «Гошен» проводилась как никогда энергично. В этот период около 10 тысяч человек покинули страну и переехали в Израиль.
Среди тех, кто хотел остаться, были в основном пожилые евреи, которые не могли покинуть землю, где они родились.
В ноябре Эли Когена вновь арестовали. На этот раз он был уверен, что его казнят: он активно работал на сионистов в течение многих лет, поэтому было очевидно, что дело его раскрыто.
Однако в течение трех недель пребывания в тюрьме он не потерял здравомыслия, которое спасало его уже дважды. И теперь ему удалось убедить следователей в том, что он был сионистом только по своему убеждению. Никаких фактов его деятельности не было вскрыто.
Тем не менее ему объявили, что он будет выслан из Египта. И вновь Эли удивил власти: он попросил продлить срок своего пребывания в стране. Власти с негодованием отказали ему: он должен покинуть Египет с первым отбывающим пароходом.
20 декабря 1956 г. Эли Коген ступил на борт парохода «Мзир», принадлежавшего Красному Кресту и использовавшегося для вывоза репатриантов. У него были небольшой чемодан и мизерная сумма в египетских фунтах, разрешенная законом о валюте для эмигрантов. В его паспотре стояла отметка: «Не действителен для возвращения в Египет».
Пароход прибыл в Неаполь, где пассажиры должны были пересесть на корабли, выделенные для них израильским правительством. Эмигрантов было так много, что ждать приходилось довольно долго. Эли провел несколько недель в маленьком номере гостиницы в Генуе. Но позднее он говорил, что в те дни был в «приподнятом настроении».
Наконец он достал место на итальянскбм грузовом пароходе «Фелипе Гримони», который вышел из Неаполя в начале февраля, а 12 февраля прибыл в порт Хайфа.
Тысячи евреев иммигрировали в Израиль благодаря усилиям Эли в Египте. Настало время, когда и он присоединился к ним.
Однако впереди его ждали еще более великие дела.
2Как и все иммигранты, в Хайфе Элц получил документы гражданина Израиля. Однако это не облегчило ему первые дни пребывания в стране. Он чувствовал себя чужаком.
В Египте письмо в Израиль рассматривалось как преступление, наказуемое смертной казнью, поэтому Эли не писал родителям в течение шести лет, и не знал, где они проживают.
Ему удалось найти адрес своего брата Мориса в Рамат-Гане, пригороде Тель-Авива. Эли отправился к брату. Мориса не было дома, но сосед проводил Эли до квартиры его родителей, расположенной в южной части города на песчаных дюнах в районе Бат-Яма. Район этот населен был преимущественно выходцами из Северной Африки и египетскими евреями.
Эли остановился около современного белого дома в самом конце дороги. Она называлась «Дорогой мучеников Каира», в память о друзьях Эли, которые погибли или находились в застенках Насера. Это название будет постоянно напоминать Эли о совсем недавнем прошлом.
Возвращение было и горьким, и радостным. Родители несказанно обрадовались ему и засыпали его вопросами. А самый младший брат Абрам, на двадцать лет моложе Эли, посмотрел на него безучастно и спросил: «Кто этот человек?»
Даже для членов семьи Эли стал немного чужим. Он и раньше не проявлял своих чувств открыто, а долгие годы подпольной работы в Египте усугубили его скрытность. На вопросы родителей он отвечал скупо и кратко. Было ясно, что он не хотел говорить о своих делах в Египте.
Морис Коген вспоминал: «Эли был словно закрытая книга. Он и потом никогда не рассказывал нам о своей подпольной деятельности. От него мы ничего не узнали… Он прятал свои мысли, как банкир прячет свои сокровища в прочном сейфе».
Эли долго и трудно привыкал к новому дому. Израиль озадачивал и разочаровывал его во многих отношениях.
Оставаясь глубоко религиозным человеком, он был потрясен безверием многих израильтян. Эли приходил в ярость от того, что евреи, говорящие на языке Библии, могли совершать преступления или обманывать. Многие из них не соблюдали Субботы и других больших праздников, а ведь они были евреями и жили на родной земле. Эли не мог понять всего этого. В своей вере Эли был идеалистом, и отступления от идеалов он воспринимал очень болезненно.
В Египте Эли столкнулся с предрассудками европейских евреев по отношению к ближневосточным братьям. Эта болезнь и сейчас терзает израильское общество, но тогда для религиозных идеалистов, как Эли, эта проблема была особенно мучительной.
Другие проблемы носили более личный характер. Ему было тридцать два года. В этом возрасте большинство мужчин имеют семью или карьеру, или то и другое. У Эли не было ни того ни другого.
Он жил в одной комнате с одиннадцатилетним братом и находился на иждивении родных. Героизм его прошлой деятельности не имел здесь никакого значения, так как никто о ней не знал. Казалось, его многообещающие задатки остались невостребованными.
Разочарованный и угнетенный, Эли нашел забвение в самообразовании. Подпольная работа в Египте оставляла мало времени для учебы, и он решил наверстать упущенное. Эли стал изучать современный иврит и греческий, совершенствовать немецкий и итальянский языки. Он опять увлекся математикой и электроникой, прочитал несколько учебников по этим дисциплинам. В квартире родителей Эли оборудовал темную комнату и вновь занялся фотографией.
