Газета Завтра - Газета Завтра 796 (60 2009)
Возможно, это понимает новый энергичный председатель Союза Художников России пятидесятилетний Андрей Ковальчук.
Сегодня Союз Художников России напоминает завод, укомплектованный качественным и вполне рабочим оборудованием, но совершенно обесточенный.
Задача управленцев — подключить его к источникам энергии. И на этом пути им предстоит научиться эффективно работать с властью, прессой, дельцами и даже собственной непростой творческой паствой. Желаем на этом пути успехов новому председателю. С нетерпением ждем того момента, когда в молчаливых цехах СХР снова загремят станки и линии сборки искусства XXI века!
Всеволод Емелин БАЛЛАДА О СЕРЖАНТЕ ГЛУХОВЕ
"Андрей Иванович не возвращается домой" (Ф. Гримберг).
Сержант Глухов совершает поворот в судьбе,
Он грозит кулаком вертикали власти,
Как пушкинский Евгений «Медному всаднику», и с криком «Ужо тебе!»
Покидает расположение части.
Сержант оголил свой участок фронта.
В трудные дни, когда грянул кризис,
Он отказался защищать остатки Стабилизационного фонда,
Потому что с ним так и не поделились.
Видно, зря ему оружие доверили.
Из-за отсутствия бани и теплого сортира
Он не захотел служить либеральной империи
И одному из полюсов многополярного мира.
На открытом пространстве сержант слеп, словно червяк,
У него нет ни карты, ни компаса, ни GPSа.
Но он упрямо стремится на юг, как матрос Железняк,
Который вышел к Херсону, хотя шел на Одессу.
Его путь тернист от горы к горе.
Только звезда, как вешка, горит на горизонте.
Он оказался пешкой в Большой игре,
Так говорит публицист Михаил Леонтьев.
Он идет мимо горных прозрачных рек,
Его ловит в прицел снайперша-эстонка.
Здесь через месяц растает снег,
А еще через месяц пойдет зеленка.
Он перешагивает растяжки нить
И движется дальше, не заметив ее.
Его не научили Россию любить
Глеб Павловский, Веллер и Соловьев.
Вьется его тропа вдоль отвесных стен,
Он спотыкается, разбивает колено,
По дороге он попадает в Кавказский плен,
А потом бежит из Кавказского плена.
И дальше идет совершенно один
Мимо длинной и узкой лощины,
Где грузины убивали русских и осетин,
А русские и осетины убивали грузинов.
Где-то там в дали Эрзурум и Карс,
А вокруг небеса, ледники и камень.
На него бросается снежный барс,
Но сержант душит его собственными руками.
Перелезая через очередной сугроб,
Где, как в болоте, тонут промокшие кеды,
Он встречает УАЗик, транспортирующий цинковый гроб,
Спрашивает — Кого везете? Ему говорят — Грибоеда.
Временами сержанта одолевают кошмары,
Возникают цветные трехмерные глюки,
Например, дворец царицы Тамары,
Из которого раздаются дикие страстные звуки.
Но сержант гонит от себя эти иллюзии,
Его не заманят в пропасть роковые красавицы.
Близка его цель — блаженная Грузия,
Не зря называемая всесоюзною здравницей.
Та страна, где пряник царит, а не кнут,
Где никто не жмется возле параши,
В той стране не сеют, не пашут, не жнут,
Там снимают кино, пьют вино и пляшут.
В той стране всем идет козырная масть,
Шипит хачапури, пенится Кинзмараули.
В той стране, каждый живущий — князь,
А каждый юноша — витязь в тигровой шкуре.
Там нет ни фурункулов, ни простуд,
Там круглый год девки ходят голые,
Там на кипарисах растет фаст-фуд,
А прохладные реки текут кока- колой.
Ему уже готовят торжественную встречу,
Стелют ковровую дорожку, как в Голливуде,
И, словно голову Иоанна Предтечи,
Ему подносят чизбургер на серебряном блюде.
Вот сидит он в Макдоналдсе, как Властелин Колец,
Пошла ему реальная пруха.
Вокруг него организуется Клуб одиноких сердец
Сержанта Глухова.
Но ему в то же время ставят в вину
На пространстве информационном
Тот факт, что он родную страну
Променял на банальный хот-дог с поп корном.
Одни говорят, что сержант Глухов — враг,
Безродный космополит и моральный калека.
Другие вздымают его, как флаг -
Вот, мол, поступок свободного человека!
А сержант Глухов, не будь дурак,
Переодетый в джинсы и свитер,
Вдумчиво кушает свой Биг Мак,
Он не похож на безродного космополита.
Он обещает вернуться когда-нибудь потом.
В Грузию собираются его родители.
И министерство обороны перестало настаивать на том,
Что он не сам ушел, а его похитили.
Суетятся у столика журналисты,
Едко пахнет хмели-сунели…
Когда русская армия войдет в Тбилиси,
Он первым будет расстрелян.
Анатолий Туманов АПОСТРОФ
Эрик Дэвис. "Техногнозис. Мир, магия и мистицизм в информационную эпоху" — Екатеринбург: Ультра. Культура, 2008.
Эту книгу от издательства "УльтраКультура" ждали с середины 2006-го года. Интригующий анонс предвещал все ответы на самые актуальные вопросы, которые только могут быть заданы человеком информационной эпохи. И вот, когда книга уже издана, она может разочаровать русского читателя, и только по совместительству — пользователя интернета. Потому что русскому читателю свойственно требовать окончательных и категоричных ответов, чего от книги Эрика Дэвиса ждать не приходится. "Техногнозис" — энциклопедия противоречивых и двусмысленных мифов, связываемых с мифологией традиционной в западном самосознании. И противоположных тому, что является, а не кажется, мифом Традиции.
С одной стороны, изображается оптимистическая картина: как техника спасает и освобождает человека. В том числе — от потери смысла существования, представляя в новых формах первичные традиционные паттерны, — "модели" религиозных культов, духовной жизни, знания, превосходящие обыкновенный эмпирический (чувственный) уровень того, что необходимо для образования и становления.
С другой стороны, Дэвис то и дело возвращается к лейтмотивным для традиционалистов свидетельствам об общей деградации человеческого естества, что лишь отчасти компенсируется техническими достижениями. Но расплата за эти достижения покрывает все выгоды — автор постоянно повторяет тезисы о неумолимости технического прогресса "синхронного" с вырождением, в том числе вырождения социальных и государственных институтов, и самой культуры, должной насыщать технику смыслом.
Заметно также, что в описаниях человеческого тела как и с позиции современной науки, так и с традиционных, гностических и герметических доктрин, автор намеренно подытоживает материал релятивными заключениями. Неизменно порождающими зависть современного человека не к предыдущим поколениям, но к совершенству объектов техники, в сочетании с человеческим разумом дарующих телу — бессмертие. Уже физического, а не только духовного порядка. Дэвис не поясняет, останется ли при этом синтетическое существо человеком, и у нас есть все доводы, чтобы ответить на этот вопрос отрицательно.
Современный человек, слишком зависимый от техники, уже предельно далёк от эталона, или просто хорошего примера, данного в классической антропологии. Автор "Техногнозиса" неоднократно использует термин "инфонавт", иными словами — путешественник в пространствах и особом времени информационного мира. Параллели между виртуальностью и трансцендентальным платоновским "миром идей", астралом мистиков и надмирными Эонами (слоями Космоса) гностиков рушатся от этой естественности. Слишком неубедительно звучат аргументы в пользу аналогий, а сравнения описаний высшей реальности в манускриптах Гермеса Трисмегиста с закавыченной "метафизикой" глобальной информационной сети Интернет выглядят более чем некорректными.
Описывая и в некотором роде восхваляя информационную сеть, автор применяет распространённую в среде гуманитариев уловку: подменить категорию онтологической свободы полным отказом от системы ценностей. При этом релятивизм, приводящий к полной безответственности, ретушируется красивой теорией "фронтира" — границы между освоенными, контролируемыми и управляемыми пространствами и сферой непостижимого, трансцендентального по отношению к "дурному" порядку. Эту границу пересекает, следуя логике автора, любой подключённый к сети и знакомый с неким якобы автономным культурным контекстом. Дэвис умалчивает, что этот привлекательный концепт возник в результате распада традиционных культур, являющихся ничем иным, как проекцией всё тех же сакральных иерархий, с присущим только им символизмом и ценностной системой.
