Веслав Гурницкий - Песочные часы
О, трудно сказать. Есть трудности, товарищи. Огромные трудности.
Имеют ли хождение какие-нибудь деньги?
Нет. Никаких денег.
Когда они будут введены?
Неизвестно. Может быть, товарищ Хенг Самрин это знает.
Кто взорвал мост через Меконг?
Преступная клика Пол Пота — Иенг Сари за неделю до освобождения города.
Это был единственный мост на территории Пномпеня?
Да. Единственный.
Планируется ли его восстановление?
Ван Сону трудно не улыбнуться. Может быть, через пять или через пятнадцать лет.
Не грозят ли городу эпидемии?
Мы стараемся этого не допустить.
Товарищ Ван Сон, мы видели здесь сотни великолепных, богатых домов. Как вы намерены поступить, если объявятся их владельцы?
Если объявятся, они смогут вернуться в свои дома. Но сомневаюсь, что это случится. Подавляющее большинство этих людей было истреблено кровавой кликой Пол Пота — Иенг Сари.
Но у вас ведь есть какая-то концепция социальных и экономических реформ?
Нет. У нас нет программы, кроме той, что изложена в 11 пунктах Единого фронта национального спасения Кампучии. Проблема эксплуататорских классов была решена путем полного уничтожения собственников. У нас не было времени даже для того, чтобы рассмотреть этот вопрос.
Есть ли здесь правительственная радиостанция?
О да, есть, и неплохая. Ею заведовала жена Иенг Сари. Она китаянка, это вы знаете. А ее сестра была женой Пол Пота. В Пекине знали все, что они оба говорили, даже ложась спать. Да, радиостанция у нас есть. Сперва ее оснащением занимались французы, затем, при Лон Ноле, ее переоборудовали американцы. Ежедневно мы передаем пятичасовую программу. Весь народ нас слушает. Накануне освобождения преступная клика Пол Пота — Иенг Сари повредила там какую-то лампу или еще что-то в этом роде, но товарищи помогли, исправили.
На каких волнах вы ведете вещание?
Ван Сон консультируется с советниками, идут в ход записи. Выясняется, что «Голос Свободной Кампучии» работает в диапазоне 31 и 41 метров на коротких волнах, то есть на частотах, которые меньше всего подходят для тропической зоны, а также на волне 230 метров в средневолновом диапазоне, то есть на частоте, которая особенно чувствительна к атмосферным помехам. Какова мощность передатчика, установить не удалось. Кроме того, для приема коротковолновых передач нужны либо приемники, работающие на электропитании, а электросеть выведена из строя, либо приличного качества транзисторы, которых нет, так как их уничтожили полпотовцы, а если бы и были, к ним все равно нет батарей.
Товарищ Ван Сон, что вы можете сказать о передачах так называемого «Радио Демократической Кампучии», то есть радиостанции полпотовских недобитков? Они вещают целые сутки в диапазоне 16 и 59 метров, их хорошо слышно. Они передают зашифрованные инструкции и сообщения.
Мне говорили, что они ведут передачи и с китайской территории, но подробностей я не знаю. Это не имеет значения.
Не имеет значения? Ведь полпотовские недобитки еще воюют с освободительной армией?
Не имеет значения.
Вы не слушаете этих передач?
Нет. Ни у кого на это нет времени. Есть дела поважнее.
L. Минутный разговор с Ханг Сарином, начальником гарнизона, командиром Первой дивизии ЕФНСК, солдаты которой 7 января в 12 часов 36 минут заняли королевский дворец. Он в мундире без знаков различия и в мягкой кепке китайского покроя, неразговорчив, с напряженным и строгим лицом. До апреля 1977 года он был комиссаром IV военного округа у «красных кхмеров», затем бежал в джунгли, командовал соединением и обучал партизан.
Правильно ли я понял, товарищ командир, что вы дважды освобождали Пномпень?
Да. Первый раз 17 апреля 1975 года, второй раз месяц назад.
По какой причине вы порвали с «красными кхмерами»?
Революция кхмерского народа была предана крова-
вой кликой Пол Пота — Иенг Сари.
Что здесь конкретно случилось в 1977 году? С этого момента начались массовые дезертирства, расстреляли, как говорят, Ху Нима.
«Ангка»[25] оказалась во власти кровавой клики Пол Пота — Иенг Сари. Народ Кампучии не мог примириться с гнетом.
Но ведь Пол Пот возглавлял «Ангку» с самого начала?
Ханг Сарин пожимает плечами и говорит кхмерскому переводчику нечто, понятное и без слов.
LI–LX
LI. Снова пустые улицы, немые бульвары и проспекты, магазины, набитые товарами, многоэтажные дома с мертвыми окнами, скомканная кино- и магнитофонная пленка, тысячи брошенных ботинок, бесчисленное количество стульев и диванов. Маленький прямоугольник правительственного, по всей вероятности, или занятого военными квартала со всех сторон огражден баррикадами или ежами с колючей проволокой. Рыльца автоматов, укрытых за мешками с песком, переплетенные кабели полевых телефонов, антенны радиостанций. Пагода на холме заросла внутри тамариском и ржавыми побегами лопуха. Город-призрак, город-привидение.
LII. Мы поехали смотреть «новую жизнь», то есть первое пущенное в ход промышленное предприятие Пномпеня. Промышленное — слишком громко сказано. Это просто лимонадный цех, который был частью прежнего пивоваренного завода. Он работает один час в сутки, собственно говоря, на нужды армии, потому что нет никого, кто бы мог покупать его продукцию. По-видимому, заводу придается символическое значение. Главное, чтобы в чанах сдвинулись мешалки, зафыркали автоматы, наполняющие бутылки, заработал скрипучий конвейер. Завод набирает воду из рукава Меконга и сам ее фильтрует. Система фильтров расположена в подземных камерах и только поэтому не была уничтожена.
Пивоваренный завод практически перестал существовать. В течение двух недель в июле 1975 года здесь в поте лица трудилась специальная бригада полпотовцев, которая получила задание уничтожить все оборудование без использования взрывчатки. Кроме пивоваренного завода, здесь были цех по разливу виски и пепси-колы, большая вулканизационная мастерская и авторемонтная — для грузовиков. Осмотр этого объекта, оборудованного на современный лад, заставляет, что ни шаг, не верить собственным глазам. Шведские котлы и бродильные чаны аккуратно продырявлены автоматными очередями. Латунная аппаратура демонтирована, выпускные клапаны брошены в реку, прокладки и манометры уничтожены при помощи штыков. Вырваны проводка, ламповые патроны, выключатели. Распределительные щиты сорваны со стен. Из амперметров вытянуты даже катушки и магниты. Баки для солода вытаскивали во двор и давили их машинами, пока не превратили в нелепые рогатые лепешки. В лаборатории следы буйного помешательства, ибо никто, будучи в нормальном состоянии, не смог бы все так добросовестно уничтожить. Не уцелели ни одна колба, ни один химический стакан. Аптекарские весы прогнуты и разбиты. Реактивы рассыпаны на столах. Сосуд с соляной кислотой разбит о стену. Рецептура, торговые документы, результаты проб, копии заказов выброшены из шкафов и свалены в кучу в административном здании, частично сожжены. Несмотря на возражения сопровождающего, я проскользнул в глубь фабричных построек и попал в заводскую столовую, которая также не избежала разгрома. Гора разбитых мисок и фаянсовых ложечек доходила почти до потолка. Разворочена кухонная плита, продырявлены суповые котлы. Сохранилась только длинная полка с фамилиями служащих, где лежали их миски, палочки и ложки. Во дворе разбросаны ботинки, истлевшая одежда, бумага, ампулы, заклепки, инструменты.
Я попал в ремонтную мастерскую, где стоял токарный станок, похожий на творение Дюшана[26] или Сальвадора Дали: ведущий вал и направляющие станины были для ускорения коррозии политы азотной кислотой или хлористым железом. На месте задней бабки виднелся бачок из-под масла. Суппорт был размонтирован на составные части. Корпус суппорта каким-то образом, вероятно при помощи молота, смещен с вертикального положения. В развороченной коробке передач одиноко сверкали валики. По полу были разбросаны шестеренки.
В стороне, между берегом реки и заросшим полотном железнодорожной ветки, стояло двухэтажное строение без окон, видимо, нечто вроде элеватора для хмеля и ячменя. Я заглянул туда через сорванные с петель двери и сразу отшатнулся как ошпаренный. Среди остатков зерна извивались змеи, числом около пятнадцати, длинные, метровые, с коричневой полосой на спине и бело-зеленой подбрюшиной. Кажется, я появился, когда шла охота, потому что вокруг с писком носились десятки ошалевших черных крыс, в темноте завязывались схватки, одна змея лежала неподвижно, прямая как палка.
Битву между змеями и крысами я до сих пор видел только в индийских зоопарках, где за две рупии показывают отчаянную гибель крысы и триумфальное шипение кобры. Сейчас я увидел это зрелище в натуре, в центре красивейшего города Азии.
