Журнал Русская жизнь - Эмиграция (июль 2007)
Одиночество кадетов, разошедшихся по миру из своих закрытых училищ, этих Гриневых эпохи победившего Пугачева, заслуживает почтения вне зависимости от того, склонны ли мы разделять их идеалы, чужды или близки нам их наивные, но стойкие принципы, давно уже обороненные от современного циника могильным камнем. И дай-то Бог всем тем, кто станет смеяться над «русским уголком» в комнате бедного эмигранта, найти для себя хоть какой-то приют в тот неизбежный момент, когда наша хрупкая Россия в очередной раз забудет своих не вовремя выросших мальчиков.
* ДУМЫ *
Евгения Долгинова
Отвяжись, я тебя умоляю
Чем хуже россиянину, тем лучше эмигранту
I.
Он родился в империи, в столице или на окраине без моря, в Москве, Бухаре или Львове, подростком был увезен в Израиль или США, получил образование, женился, разродился, купил дом в кредит, поездил по миру - живи не хочу.
Не хочет.
Темная хтоническая сила, черная грызь - ежевечерне она выталкивает его на форумы и в блоги и заставляет жадно, жарко следить за новостями из России. За дурными новостями из России, в которой он был, может быть, один в жизни раз, лет в десять, с классом на Красной площади, «Ленина видел», - а может быть, и не был никогда, не важно. Это потребность почти физиологического уровня - острая, болезненная, временами невыносимая.
Дурных вестей из России когда не хватало? Масштаб не имеет значения.
- Теракт, погибли сотни людей.
- Солдату отрезали ноги.
- Мент выстрелил в лицо гастарбайтеру.
- Мама плачет: обхамили в сберкассе.
- Сын министра обороны насмерть сбил на переходе пожилую гражданку.
- Платеж не прошел.
- Нассали в лифте.
- Гога вышел с вашего Шереметьева, наступил одной ногой в свежую какашку, другой - на битое стекло. И воскликнул: «Узнаю тебя, Русь! Принимаю!» Остроумно, да?
- Копцев и синагога.
- Михал Борисыча зэки порезали.
Посмотришь ленты: катастрофы, убийства, аварии, - и думаешь: чье-то сердце успокоилось, у кого-то полегчало на душе?
Я с удовольствием читаю в сети монологи бывших соотечественников о России. Их отличают злорадство, зубовный скрежет, неплохой язык и яркий образный строй. Российская Федерация- это гротескная уголовная диктатура, оруэлловско-замятинская, но с уклоном в Эдуарда Тополя, «Верхняя Вольта без ракет», где на каждом шагу убивают инородцев (по преимуществу чеченцев), в метро насилуют студенток, по городам проходят десятитысячные нацистские марши, умы и сны граждан неустанно контролирует министерство правды, а по всем каналам идут круглосуточный Путин и немножко, для разнообразия, Петросян (я, конечно, утрирую, но не очень сильно). Любимые темы этих филиппик - тоталитаризация России, удушение гражданских свобод, возрождение сталинизма, брежневщины и безжалостного совка; ксенофобия и антисемитизм, воровство и пьянство, судейский беспредел, коррупция, технологическая и интеллектуальная отсталость. Отдельный дискурс - удивительное советское прошлое, в котором не было ни детства, ни любви, ни дружества, ни стадионов и театров, но сплошь бесколбасная пустыня, штопаные колготки, конфеты «Му-му» по праздникам и тупорылая завуч-садистка, не разрешавшая читать под партой «Мастера и Маргариту».
Это, разумеется, не общеэмигрантское. Меньше всего этим страдает научная и профессиональная эмиграция (первые продолжают идентифицировать себя с российской действительностью, вторые чаще всего тоже не совершают «ментальный развод» с отечеством, даже если и обзаводятся новым гражданством). Относительно включена в процесс эмиграция этническая. Но чаще всего это касается экономической (не будем произносить всуе название мясопродукта) волны - уехавших в начале 90-х и унесших на подошвах не родину, но прилипший талон на сахар. Ныне этот талон в багете под стеклом, висит над камином- как икона в красном углу.
Вместе с тем экономической эмиграции ужасно неприятно считать себя экономической. Нужен мотив, миф, легенда, идея. И тогда - «словно смотришь в бинокль перевернутый» - и образ абсолютного ада, из которого вырвались.
Россия - до крови расчесанный, вечно воспаленный гондурас - не дает спать теплыми нью-йоркскими ночами.
II.
Товарищ юности. Не виделись семнадцать лет. Встречаемся в кафе. Он стал красивым: откуда-то выросли плечи, на лице горнолыжный загар, выглядит лет на пятнадцать моложе, чем среднестатистический его российский сверстник. Он привез мне подарок. Хлопает рукой по дивану: да где же оно? «Йо, ну что за страна! Оставил на минуту - и официантки скоммуниздили. Совок голимый, как же это я расслабился, забыл, куда приехал…» - «Да фиг с ним, - рассеянно говорю я. - Как Маша, как детки?» - «Вот совок, а! Духи были, весь вспотел, пока выбирал». Потом мы зайдем в квартиру, где он остановился, посмотреть фотографии и увидим: духи лежат на столе. Eternity Summer. Он просто забыл. «Долбаная страна», - с облегчением говорит он. Долбаная страна, думаю я про другую страну, что она делает даже с хорошими людьми? Я не люблю Eternity, но они есть у моей дочки. И поэтому я говорю от всей души, проникновенным голосом тети Вали Леонтьевой: «Спасибо!» - «Не видала таких?» - «Ни в жизнь не видала».
Мы люди восточные, то есть чтим законы гостеприимства. Ноги гостю не вымоем, но кивнуть во ублажение усталого путника - всегда пожалуйста. «Ты баксов пятьсот-то в месяц имеешь?» Киваю. Пусть думает, что пятьсот, - наши доходы должны различаться минимум в десять раз, мои дети должны есть, учиться и одеваться хуже твоих, мой воздух должен быть загазован и слегка отдавать фекальными выбросами, в Москве должны быть дождик и слякоть, и скучно, и хочется плакать. Впрочем, американская идиллия тоже подозрительна, и он это понимает. «У нас проблемы, конечно, есть. Незначительные». (Мне уже насплетничали в интернете про твои незначительные. Про финансовую яму, в которую вы с Машей попали после того, как ее в одночасье сократили на работе - соотечественник же и сократил; и про многое другое, личное и общественное, которое совсем не для печати.) И я заранее со всем соглашусь.
В ресторане отвратная жратва - okаy!
На Тверской помойка, пропали мои белые штаны - несомненно.
Бабы на Кутузовском какие-то некрасивые, брр. Какие рожи, а. Нет, какие хари, ну ты посмотри.
Чуть не заснул в Большом театре. Не умеют ставить, блин. Вот у нас, в Метрополитен-опера…
Йес. Вау! Да-да-да.
Потому что: чтобы вам было хорошо, нам должно быть плохо.
Перед отлетом он позвонит и спросит: «Я подумал - а может, вернуться, а? Всем кагалом. Работу найду - с моей-то квалификацией. Квартиру снимем…»
И я отвечу: ни в коем разе. Зачем это тебе - из массачусетского эдема да в нашу помойку, скотство и пьянство, в этот канцероген?
Зачем вам, поручик, чужая земля?
III.
Это чувство не тянет на ненависть. Оно наднационально и внеидео-логично. Иные считают эмигрантское речевое неистовство извращенной формой ностальгии, другие- невротическим выбросом, компенсирующим актуальные неудачи и тяготы, третьи - попыткой окончательного «освобождения от родины», четвертые- завистью к оставшимся (как правило, к людям из той- увы, очень немногочисленной- социальной страты, где по профессиональным нуждам летают по всему миру, меняют иномарки раз в три года и покупают недвижимость в Южной Европе). Хуже всего в этом раскладе уроженцам винниц и ашхабадов, которым не обломилась даже личная детская память о стране, столь будоражащей их политическое воображение, - и, может быть, именно они и заслуживают наибольшего человеческого сочувствия.
Интернет - великая школа примирения с непримиримым. Со временем ты научишься рассматривать - сквозь потоки вербального дерьма - громадное человеческое несчастье, тяжелейшую драму беспочвенности и космическое одиночество. И покажется, что, отстрочив дежурный hate speech, очередной клеветник России посмотрит в окно на восток - и обратится к бывшему отечеству с пронзительным набоковским воем: «Отвяжись, я тебя умоляю! «…» Я беспомощен, я умираю от слепых наплываний твоих!»
Но безнадежно. Не отпускает, не отвязывается. И не отвяжется уже.
Олег Кашин
Эмигрантская область
Не совсем Россия, не совсем Европа
Калининградская область - сама себе русское зарубежье. Миллион русских, компактно проживающих в окружении стран Евросоюза и НАТО, формально остаются жителями обыкновенного российского субъекта федерации, но уже пятнадцать лет ищут свою идентичность. Пока не нашли.
Сергей Булычев, спикер областной думы и один из трех наиболее вероятных кандидатов на должность мэра Калининграда, до 2005 года был главой управы московского района Бибирево. Председателем облдумы Булычев стал по инициативе губернатора Георгия Бооса. Калининградские чиновники и политики, конечно, сразу сделали вид, что не просто смирились с таким кадровым решением, а даже рады ему, но на самом деле это было очень странное и унизительное для них назначение.
