Никита Кузнецов - Под флагом России
После долгих усилий шлюпка уже была почти на воде; но в этот момент налетел на шхуну громадный, рокочущий вал, смыл шлюпку за борт и перевернул ее вверх килем. Последняя надежда на спасение исчезла; но Андрей Павлович, вдохновляемый той же упорной мыслью об исполнении своего долга до последней минуты жизни, не склонился под этим жестоким ударом грозной стихии и вновь стал изыскивать средства для спасения людей. Наскоро собрав кое-какие обломки, командир приказал связать из них небольшой плот и спустить его на воду. Трудная задача эта была выполнена после неимоверных трудов и чудес ловкости. Плот, прочно прихваченный к остову шхуны крепкими, надежными концами (веревками), колыхался у борта, постоянно поддаваемый ввысь налетавшими волнами. Оставалось только сесть на него и отдаться на произвол бурунов... Оставалось выполнить нечто невозможное даже для патентованного акробата: спуститься на крохотный плот, сделавшийся игрушкой водяных громад, то поднимавших его на недосягаемую высоту, то стремительно бросавших в глубокую пропасть... Никто не решался искать призрачного спасения на плоту, хотя в течение истекших двух часов, потраченных на устройство этого плота, все рассчитывали избегнуть на нем злой смерти. Укрепляемые надеждою, с лихорадочною энергиею и поспешностью связывали обломки в одно целое и, когда все было готово, увидели, что работали напрасно, что создали не орудие спасения, а нечто подобное плахе... Андрей Павлович, видя нерешительность команды, пожелал показать пример, взялся за веревку и начал спускаться на плот, сохраняя полное самообладание. Команда стала с трепетом следить за каждым его движением, моля Бога свершить чудо... Несколько секунд казалось, что Андрею Павловичу удастся выполнить свое смелое намерение; но неожиданно налетевшая крупная волна мгновенно разрушила все надежды. Водяная громада разом накрыла всю шхуну, сбросила с ног матросов и одновременно смыла за борт командира. Когда, ошеломленные ударом волны, матросы поднялись на ноги, то увидели вблизи от шхуны своего несчастного командира, беспомощно боровшегося с бурунами. Борьба была краткая, но ужасная. Волны несколько раз приподняли Андрея Павловича и наконец с размаху ударили об острые каменья. Все видели, как голова отделилась от туловища, словно отсеченная топором, и... обезображенный, измолотый о каменья труп пошел ко дну.
Устрашенные поразительной картиной смерти своего обожаемого командира, матросы не решились уже воспользоваться плотом, но рассудили лучше остаться на шхуне и ждать, когда ее разобьет совсем. Они надеялись спастись при этом на каком-нибудь крупном обломке палубы или борта.
Между тем ветер, на время стихнувший, начал опять свежеть. Громадные волны стали налетать на шхуну с большею яростью, словно торопясь поглотить четырех изможденных страдальцев, судорожно прильнувших к обезображенному остову судна. Волны чаще и чаще начинают ходить через шхуну. Буруны ревели с каким-то демонским ожесточением, сердито пенясь вокруг подводных камней и вздымаясь зловещими фонтанами при каждом ударе о надводные кекуры, приходя в бешенство от невозможности сбросить эти скалистые громады в море и превратить их в прах... Прошло еще несколько мучительных часов. Солнце уже успело перейти полуденный меридиан и стало медленно склоняться к западу. Волны разрушали шхуну все больше и больше. Еще несколько могучих усилий со стороны водяных громад — и, наконец, свершилось то, что должно было, рано или поздно, свершиться: судно потерпело полное крушение. Днище снесло на глубину и затопило окончательно. Часть разбитой палубы отделилась от корпуса и образовала случайный плот, на котором искали спасения трое: Корсунцев, матрос Зеленкин и раненый Трапезников. Четвертый страдалец бесследно погиб в момент разрушения шхуны...
Обломок палубы, подхваченный грозными бурунами, стал крутиться среди камней, точно в водовороте. Измученные горемыки держались на обломке с большим трудом, судорожно цепляясь окровавленными ногтями за каждый ничтожнейший выступ. Особенно тяжело было несчастному Трапезникову, медленно истекавшему кровью. Силы его быстро угасали... Наконец он не выдержал и с мольбой простонал:
— Братцы, привяжите... Невмоготу держаться...
Товарищи, несмотря на полное свое изнеможение, тотчас же отозвались на мольбу страдальца. С нечеловеческими усилиями подтащили они его к сохранившемуся обуху, к которому и привязали кое-какими обрывками веревок, случайно попавшими под руку. К сожалению, их самоотверженная работа не имела значения: Трапезников вскоре умер, не испустив ни одного стона, ни одной жалобы на злосчастную судьбу. Он угас, как мученик, покорный воле Божией... Между тем обломок несло все ближе и ближе к берегу. Необыкновенно счастливо миновал он там и здесь торчавшие каменья, вокруг которых буруны бушевали с адским ревом, подобным реву каких-то сказочных чудовищ. Море, беспощадное и грозное, продолжало неистовствовать сильней и сильней, точно досадуя, что последние жертвы начинают ускользать из его мертвенных объятий... Солнце стало уже заходить, бросая на скалистый берег Сахалина кровавый отблеск. Подобным же отблеском было охвачено полнеба; казалось, оно было совершенно залито кровью, словно неведомые духи праздновали в пространстве жестокую тризну... Вот последнее солнечные лучи скользнули по белевшему вдали парусу... Парус ближе и ближе, все растет и растет... Показался уже знакомый корпус «Крейсерка»... Шхуна неслась попутным ветром прямо в залив Терпения, видимо кого-то отыскивая... Так, по крайней мере, казалось двум страдальцам, продолжавшим колыхаться на своем утлом обломке. В их сердцах вдруг зародилась жгучая надежда на близкое спасение. Они стали кричать, стараясь перекричать неумолчный рев бурунов, махать сорванными с тела рубахами, думая привлечь внимание «Крейсерка»... Напрасно!.. Шхуна, не замечая среди крупных волн погибающих, прошла слишком далеко и вскоре исчезла на горизонте. Надеждам страдальцев был нанесен последний тяжкий удар. Изможденные физически, истомленные душевно, они безмолвно склонились к обломку... Крупные слезы отчаяния полились из их воспаленных глаз и смешались с соленой водой бушующего моря... В этот момент плот нанесло на гряду камней с такой всесокрушающей силой, что он разлетелся, вдребезги. Все — вода, дерево и люди — смешались в каком-то адском хаосе... Через минуту на поверхности моря появился человек... Это был Корсунцев, чудом избегший смерти. Его несло прямо на отлогий берег, видневшийся всего в нескольких саженях...
IX
Вельбот с американцами, выбравшись благополучно из бурунов, направился к Тюленьему острову, до которого предстояло идти под веслами и притом против свежего ветра и крупного волнения. Хищники, впрочем, не унывали. Совершенно освоившиеся со всевозможными передрягами моря, они работали веслами с редкой энергией, поощряемые боцманом Гарри, принявшим на себя, в силу своего недавнего положения, управление вельботом. Среди промышленников восстановилась строгая дисциплина. Они покорно исполняли все распоряжения Гарри, требовавшего безусловного повиновения, подобного тому, которое всегда поддерживал на шхуне «Роза», только что покинутой. Присмирел даже строптивый Питер, неожиданно очутившийся опять в подчиненном положении. Он сознавал, что обстоятельства изменились далеко не в его пользу, почему считал необходимым держать ухо востро. Он теперь опасался возбудить справедливый гнев боцмана, только на время забывшего недавнюю дерзость Питера и не находившего удобным сводить старые счеты при таких исключительных условиях. В данный момент все мысли Гарри были сосредоточены на том, чтобы благополучно добраться до Тюленьего острова, где представлялось возможным попасть на одну из хищнических шхун, иногда шныряющих по Охотскому морю до конца октября, в надежде на счастливую добычу котиковых шкур.
В течение целых десяти часов вельбот упорно шел к намеченной цели, подчиняясь стальным, привычным мускулам хищников, не знавших, по-видимому, устали. Уже почти сутки никто не ел и не имел во рту капли пресной воды, но между тем среди хищников не было заметно даже ничтожнейшего уныния и малодушия. Никто не выражал, ни словом, ни жестом, какого-либо протеста против непосильной работы. Всех воодушевляла жажда близкого спасения и скорого отдыха. Тюлений остров был уже недалеко. Встречный ветер доносил уже пронзительные крики морских птиц, еще не оставивших своего излюбленного плато. Промышленники без понуждения налегли на весла. Вельбот запрыгал по волнам значительно быстрее. Вдруг Томми, сидевший на загребном весле, перестал грести и пристально взглянул на горизонт, весь залитый багряным блеском заходящего солнца.
— Скверное дело! — отрывисто прохрипел он, ткнув перед собой мозолистым, заскорузлым кулаком.
