Сергей Кремлев - Как проср.ли СССР
Итак, к лету 1957 года обстановка в высшем руководстве СССР сложилась острая. Большинство тогдашнего Президиума ЦК КПСС обвинило Хрущёва в:
– нарушении принципа коллективности руководства;
– грубости и нетерпимости по отношению к коллегам;
– поощрении культа личности Хрущёва;
– насаждении практики подавления инициативы и самостоятельности советских органов;
– перехвате партийными органами не свойственных им хозяйственных функций Советов;
– крупных просчётах в сельском хозяйстве;
– опасных зигзагах во внешней политике;
– дискредитации членов бывшего сталинского руководства Хрущёвым, Секретариатом ЦК, секретарями ЦК союзных республик и первыми секретарями обкомов.
Замечу, что все обвинения били, что называется, не в бровь, а в глаз. И уже ближайшие годы показали правомерность всех этих обвинений.
Во второй половине июня 1957 года Президиум ЦК поставил вопрос о целесообразности дальнейшего сохранения поста первого секретаря ЦК КПСС. Подчеркну, что речь шла только об этом посте, а не о первых секретарях республиканских ЦК и обкомов КПСС.
Большинство Президиума ЦК КПСС в семь голосов (а это были Председатель Совмина СССР Булганин, Председатель Верховного Совета СССР Ворошилов, первые заместители Предсовмина СССР Молотов, Каганович, Первухин, Сабуров и зам. Предсовмина Маленков) приняло решение о смещении Хрущёва с занимаемого поста с тем, чтобы выйти с этим предложением от имени Президиума на Пленум ЦК.
То есть ни о каком «захвате власти» речь не шла. Члены Президиума ЦК, избранного Пленумом ЦК после ХХ съезда, открыто собрались для дискуссии и подавляющим большинством приняли некое решение для того, чтобы затем созвать Пленум и предложить Пленуму это решение одобрить.
Против тогда высказались четверо (даже трое, поскольку четвёртым был сам Хрущёв): Хрущёв, Кириченко (откровенный хрущёвский подхалим редкой бездарности), Микоян и Суслов (фигуры к тому времени тоже не очень-то ясные).
Вся конструкция нарождающегося хрущёвского «волюнтаризма» могла в одночасье рухнуть. На законным образом, то есть – по решению Президиума ЦК, созванном Пленуме ЦК Хрущёв мог потерпеть поражение, если бы Молотов, Каганович, Маленков и другие повели бы себя умно.
Однако подлинные соратники Сталина были далеки от лицемерия и искусством интриги не владели. Они хотели действовать в рамках партийной демократии, а Хрущёв повёл интригу. Он самолично сфальсифицировал «решение» о созыве Пленума ЦК 22 июня в 2 часа дня «по внутрипартийному вопросу», а тогдашний председатель КГБ СССР Иван Серов при поддержке маршала Жукова и Министерства обороны СССР в срочном порядке доставил членов ЦК в Москву самолётами военно-транспортной авиации.
22 июня 1957 года неожиданный для «сталинского» большинства Президиума ЦК Пленум разразился, и «фактор неожиданности» на этом Пленуме, который, по странной иронии истории, начался в день шестнадцатилетия начала войны, сработал в полной мере. На ХХ съезде КПСС большевизм как идейное и спасительное для России течение был подломлен. На июньском 1957 года Пленуме ЦК КПСС он был фактически разгромлен. С исторической точки зрения это было похуже 1941 года. Большевики, обвинители Хрущёва, превратились на этом Пленуме в обвиняемых – обвиняемых сворой карьеристов и перерожденцев.
Ход ловкий!
Впрочем, весьма вероятно, что не Хрущёв сыграл в том главную роль. Накануне Пленума он был готов пойти на компромисс с группой Молотова, но усиливающиеся «кроты» и разного рода «серые кардиналы» в окружении Хрущёва и вообще в руководстве КПСС не могли допустить падения Хрущёва (так же, к слову, как много позднее «демократы» не могли допустить личного падения Ельцина). Слишком многое тогда было поставлено на карту для слишком многих, начиная с перерождающейся высшей партократической сволочи. Невыгодным было бы падение Хрущёва и для мировой капиталистической «элиты». Она уже имела среди хрущёвцев прочную агентуру влияния, а «кроты» имели уже прочную опору в лице большинства «секретарско-министерского» слоя ЦК, которое к тому времени любило себя в Державе, а не Державу в себе.
Даже «демократ» Наумов в предисловии к сборнику документов об июньском Пленуме 1957 года был вынужден честно признать:
«В ходе июньского пленума было сказано немало слов о реформах в промышленности и мерах по подъёму сельского хозяйства. Однако во всех подходах к реформам, к мерам по подъёму сельского хозяйства, которых так ждала страна, миллионы её граждан, на первый план выходили личные амбиции…
…Партийные руководители республик, областей… получили определённую свободу действий. Они понимали борьбу со сталинизмом как упрочение своего положения, как гарантию личной безопасности…
…Поэтому победа на июньском пленуме была не столько победой Хрущёва, сколько победой секретарей обкомов – членов Центрального комитета партии. Они вмешались в события в тот момент, когда Хрущёв был уже готов идти на компромисс со своими противниками…»
Что ж, тут спорить не с чем. Чтение стенограммы июньского Пленума отчётливо показывает и доказывает, что уже тогда основная часть хрущёвского ЦК не имела серьёзной идейной базы и в перспективе могла эволюционировать только в сторону карьеризма, равнодушия к интересам страны и народа при возрастании стремления к личному благоденствию.
Сборник документов «Молотов, Маленков, Каганович. 1957» 1998 года, содержащий стенографический отчёт о Пленуме и другие документы, – это увесистый том. Читать его – если понимать, о чём идёт речь – можно запоем, не отрываясь, как читают захватывающий авантюрный роман. В то же время читать его психологически тяжело – очень уж ясно видно, как на этом Пленуме начиналось системное убийство Советской Державы.
Да, этот Пленум и его анализ заслуживают отдельной книги, однако мне придётся ограничиться лишь некоторыми цитатами и комментариями к ним. (Все выделения курсивом в цитатах мои. – С. К.)
В первый же день Хрущёв начал с откровенного заискивания перед региональными секретарями и министрами: «Товарищи, мы, члены Президиума ЦК, мы слуги Пленума, а Пленум хозяин».
Таков был зачин…
Впрочем, хозяином чувствовал себя и маршал Жуков, выступивший сразу после Хрущёва. Пространную и самоуверенную речь Жукова можно было свести к одному, крайне провокационному и полностью лживому заявлению. Жуков заявил:
«Нам предлагают ликвидировать должность первых секретарей в центре и на местах. Спрашивается, кто же будет руководить в ЦК, в обкомах? Говорят, секретариаты, но ведь это неизбежно породит безответственность и неорганизованность…»
Далее по стенограмме:
«Голоса. Правильно.
Жуков. Это неизбежно принизит роль и влияние партии во всей жизни страны.
Голоса. Правильно.
Молотов. Надо знать…
Голоса. Объясните потом.
Жуков. Подобное предложение надо отмести как неприемлемое…»,
и т. д.
Жуков лгал, провоцируя секретарей, а Молотову некие «голоса» сразу же заткнули рот. И эти «голоса» сопровождали все заседания на протяжении всего Пленума. Вряд ли на подобную роль согласились бы члены ЦК – публика всё же солидная. И поэтому можно предполагать, что в зал заседаний Пленума ЦК на высшее – между съездами – партийное собрание КПСС были приведены некие клакеры, действующие по заранее данным указаниям.
Итак, Жуков лгал, и его ложь стала очевидной в ходе Пленума после выступлений главных обвиняемых.
Вот как говорил Маленков: «Я на местах не считаю целесообразным ликвидировать (посты первых секретарей. – С. К.)».
А вот как Молотов: «Я, товарищи, ничего плохого не вижу в том, что мы обсудили вопрос о том, чтобы не было поста Первого секретаря. Я должен добавить, что речь не шла ни о секретарях Центральных комитетов союзных республик, ни о секретарях обкомов и крайкомов, но, товарищи, на верхушке роль Первого секретаря – это та роль, которая имеет особое значение, и тут нарушение коллективности руководства более опасно».
А вот «примкнувший к ним» Шепилов: «Вопрос о Первом секретаре (Шум в зале)». Я сейчас отвечу… О ликвидации поста первых секретарей на местах вообще никто не упоминал. Такого предложения не было».
Но зал был настроен уже вполне определённо и не желал слушать ничего, объясняющего позицию членов «антипартийной группы». В конце 20-х годов перерождающаяся часть советской «номенклатуры» считала: «За все года, за все невзгоды, глухим сомнениям не быть, под этим мирным небосводом хочу смеяться и любить»… Над такой «линией» издевался Маяковский, справедливо замечая «Для веселия планета наша мало оборудована», а Сталин жёстко прервал эту «линию» в конце 30-х годов.
