Юрецко Норберт - Условно пригоден к службе
Составив в голове эти требования, мы приехали в столицу крабовой ловли Хузум. Первый наш адрес располагался в Зимонсберге, к югу от города, прямо на берегу. Дом выглядел заброшенным, участок земли неухоженным. Женщина примерно тридцати пяти лет открыла нам дверь.
Мой шеф начал с обычной уловки: – Добрый день, мы представители социологической службы "Авакон" и проводим опрос общественного мнения. Вас выбрали для этого. Согласились бы вы дать нам интервью? Женщина согласилась и ответила на все наши вопросы. Она оказалась даже довольно словоохотливой. Но через несколько минут нам уже было ясно, что мы тут зря теряем время. Она развелась с мужем и продавала свой дом.
По пути к машине шеф жаловался: – Очень жаль, нас редко кто приглашает в дом. Надеюсь, нам повезет, и мы найдем кого-то в этом районе. Здесь не так много подходящих объектов, расположенных так близко к морю, как этот. Я уже по многим "наводкам" работал тут и все без толку. Он был внешне очень расстроен.
Для второй попытки мы выбрали человека, проживавшего в одном из стандартных домов на окраине Хузума. Мы оставили машину на парковке супермаркета, где ее нельзя было увидеть из дома – так предписывала инструкция. Потом мы пешком направились к дому. Через несколько лет на эту семью из-за ее сотрудничества с БНД совершенно несправедливо навалилось столько горя и страданий, что я до сих пор жалею, что не мог этого предвидеть в тот далекий день. Но тогда мы позвонили в дверь, и нам немного приоткрыла дверь молодая красивая женщина.
– Здравствуйте, мы проводим опрос общественного мнения. Вас выбрали в качестве респондента… – Подождите, – ответила женщина и повернулась: – Ганс-Петер, подойди-ка сюда, пожалуйста. Через мгновение он стоял у двери. Он широко открыл ее. Жена только шепнула ему: – Опрос какой-то или что-то вроде этого. Но он уже сам спрашивал: – Так в чем дело? Мой шеф быстро ответил: – Мы из "Авакона" и выбрали вас для социологического опроса. Потом он указал на меня. – Этот новый коллега как раз входит в курс дела. Вы не против, если он примет участие в нашем коротком разговоре? Это займет не больше десяти минут.
Нас пригласили в гостиную. Шеф вытащил свои анкеты. Собеседник наш был любезен и отвечал на вопросы с готовностью. Когда мы закончили, я спросил, можно ли будет зайти к нему еще раз в ближайшее время, ради специализированного опроса по теме семейной политики. – Да, пожалуйста, – ответил он, – просто позвоните в дверь, когда будете проезжать мимо.
На обратном пути меня охватил настоящий восторг. Интервью удалось, и все было готово для следующей встречи. Мой шеф, правда, был более скептичен: – Ну, ладно, давайте подождем. Пока еще это все ничего не значит. Ему почему-то вроде бы не совсем устраивало, что все прошло так легко. Но впрочем ему уже и так было все равно, его в любом случае ожидал в ближайшее время перевод на другое место работы.
На следующий день мне предстояло принять еще одного передаваемого мне агента, тоже владельца "адреса прикрытия для регистрации автомобиля". Ювелир из Эккернфёрде предоставил свою фамилию и домашний адрес, чтобы мы смогли зарегистрировать на него одну из наших служебных машин. Мы встретились в кафе в Шлезвиге. Не прошло и часа, как все было решено. Этот человек был очень богат, но, тем не менее, не отказывался от нашего маленького вознаграждения, хотя его главным мотивом – и это было видно с первого взгляда – была тяга к таинственности и всему, ее окружающему.
Я считал добычу первой командировки вполне удовлетворительной. Я перенял двух агентов прикрытия регистрации автомобилей и нашел потенциального агента для "Стэй-бихайнд". Потому я запланировал через две недели снова отправиться в Хузум для продолжения вербовочной разработки. Мне обязательно хотелось провести еще одну беседу с семьей из этого дома. В отличие от шефа у меня тут было хорошее предчувствие. У него, к тому же, это, скорее всего, был "умышленный пессимизм".
В этот раз я подготовил семейную анкету. С ее помощью мы извлекали из людей все нужные нам данные о личности опрашиваемых. В вопросах речь шла о разводе, приемных детях, собственности на недвижимость и о вопросах наследства. Как и обещано, я позвонил сначала по телефону. Муж сразу вспомнил о нашей первой беседе и тут же согласился на вторую. Не успел я и глазом моргнуть, как уже стоял у заветной двери, и сердце мое вырывалось из груди.
Мужчина открыл мне дверь и приветливо поздоровался с явным северонемецким диалектом. – Да, привет, вы пунктуальны как каменщик. Ну, заходите же в дом. В этот раз мы прошли уголок столовой, где разговаривали в прошлый раз, и уселись в удобных кожаных креслах в гостиной. Жена принесла кофе и печенье. Появилось чувство некоторой близости и доверия.
Мои хозяева были очень дружелюбно настроены и отвечали на все вопросы быстро и без возражений. Мы дошли даже до политических тем. Муж рассказал мне о своем членстве в ХДС, зато его жена была сторонницей социал-демократов. Оба и в этом вопросе казались искренними и терпимыми. Мы испытывали симпатию друг к другу и проболтали целый час. По пути домой я позвонил начальнику оперативной группы. Хилль тоже был в восторге.
Последующие контакты проходили тоже хорошо. Радость от благоприятного хода операции передалась и нашему управлению в Мюнхене. Через несколько недель уже должна была последовать прямая вербовка. Но до этого момента меня еще раз вызвали в Центр. Хилль и Олльхауэр думали, что перед тем, как осуществить лобовую вербовку, или, на нашем жаргоне, "спустить штаны", нужно получить еще последнее благословение. Слишком часто в прошлом именно на этой щекотливой завершающей фазе происходили какие-то срывы. Олльхауэр хотел этого избежать.
От него я узнал, что некоторые кандидаты на такое открытие реагируют несдержанно, а других даже охватывает настоящее бешенство. Порой агентуристам приходилось даже сталкиваться с местной полицией, которую вызывал несостоявшийся потенциальный агент. Вовсе не каждый хотел сотрудничать со шпионами. БНД, пожалуй, люди не доверяли куда больше, чем считалось. Позже оказалось, что такое недоверие было более чем оправданно.
В Мюнхене я расписал "мою" семью из Хузума в самых лучших красках и предложил провести быструю открытую вербовку. Я не видел в этом никакой проблемы. После короткого раздумья Хилль вызвал меня к себе: – Олльхауэр дал согласие. Когда вы хотите туда снова поехать?
Лучше всего было сделать это в начале недели, тогда я смог бы запланировать следующую встречу с ними через два дня. Между обеими встречами не было бы уик-энда. Опыт других показывал, что если дать кому-то раздумывать в течение выходных, то опасность отказа намного увеличивается. Хилль воодушевленно дал мне листочек со своим домашним номером телефона: – До и после встречи обязательно позвоните мне домой. Я вас тут же вытащу, Даннау, если вы вдруг вляпаетесь. Казалось, этот разговор его веселит.
Я знал, что он имел в виду. Один из вербовщиков недавно просидел целую ночь в полицейском участке. Хотя он и показал полицейским свое удостоверение, но в Пуллахе, куда те позвонили для проверки, никто якобы не знал его оперативного псевдонима, под которым вербовщик работал. Лишь когда и на следующий день его отдел не получил от своего офицера никаких вестей, начальники забеспокоились и принялись его искать.
В моем особом случае мне удалось всего этого избежать. Вербовка прошла как по маслу. Корнельзен, под таким псевдонимом проходил он у нас в будущем, отреагировал положительно и с большим любопытством интересовался, в чем будет состоять его работа у нас. Его жена была сдержанней. Она задавала вопросы и постоянно переспрашивала, но не хотела соглашаться сразу. Я ее успокоил, попросив записать все интересующие ее вопросы. Мол, в следующий раз я все откровенно и без утайки ей объясню. Если она и после того не согласится на сотрудничество, тогда мы больше никогда у них не появимся и уничтожим все бумаги.
На какой-то момент я почувствовал угрызения совести. Я ведь знал, что определенные сведения все равно навсегда останутся в открытом на них досье. У Службы была своя собственная концепция защиты данных.
Семейную пару, похоже, привлекало тайное задание, потому их положительный ответ становился все более вероятным. Когда супруг предложил всем нам коньяк, я понял, что победил.
При следующей встрече, состоявшейся на той же неделе, я пригласил их обоих на ужин. Тогда они и согласились. Я гарантировал им абсолютную конфиденциальность. Никто не должен был и не имел права узнать об их деятельности для БНД и "Стэй-бихайнд".
Если бы я только мог тогда знать, насколько мало можно доверять таким обещаниям Федеральной разведывательной службы! С помощью прокуратуры города Мюнхена Служба в декабре 1998 года вполне официально вторглась в служебные помещения банковского служащего господина Корнельзена и беспечно раскрыла для всех секрет его превосходной работы на нас. Начальник филиала банка и его жена подверглись такому же жесткому допросу следователей, как самые опасные преступники. Без какого-либо основания, бесцеремонно и даже без того, что это, в конце концов, хотя бы послужило раскрытию раздутой государственной аферы. Последствием всего этого для обоих были серьезные личные трудности. Но если Пуллах и замечает когда-то, что все умышленно разрушено, то это всегда бывает слишком поздно. И никому и в голову не приходит попросить за содеянное прощения.
