Алексей Кунгуров - Заговор против Путина. Предают только свои
Эксперту (он был из мусоров) я назначил погоняло «Лузер». То у него аккумулятор на фотоаппарате сел («Пианист» был крайне раздражен этим обстоятельством и посоветовал ему снимать телефоном), то он вообще не мог сделать снимок. Дебил, если снимаешь бумаги в макрорежиме, пользуйся ручным фокусом, автоматическая фокусировка на 10 см от объектива не работает. Не дай бог такому «специалисту» поручат защищать режим с оружием в руках — у него патроны кончатся в самый ответственный момент или он вообще предохранитель на автомате не найдет.
Третье. Впервые меня, молодого, но подающего надежды «экстремиста», пригласили на «беседу» в ФСБ в 2000 г. Общался я с заместителем начальника регионального управления полковником Петрушиным Александром Антоновичем. Это был чекист еще советского, КГБ-шного замеса. Мне трудно представить, чтобы сей культурный, хорошо образованный человек хотя бы пошутил на гомосексуальную тему. При расставании он подарил мне свою книгу с автографом. Кстати, надо бы ему отплатить той же монетой. «Курировал» меня долгие годы подполковник Пачежерцев, историк по образованию. Уже будучи на пенсии, просил меня подписать ему книгу. Николай Иванович так же оставил о себе самое приятное впечатление.
Сегодня в ФСБ костяк составляет поколение 90-х со всеми вытекающими: тупые и наглые гопники, свято уверенные, что красная корочка дает им статус сверхчеловека. «На подвале» я познакомился с опером, которому присвоил позывной «Упоротый». Всякого задержанного/ арестованного после доставки в «гестапо» доводят до кондиции в оперской. Как человек с определенным застеночным опытом, я знаю, что поведение оперов сразу покажет, какая мера пресечения принята: если станут бить — значит, придется погостить в СИЗО. Если начнут нагонять жути без применения физического насилия — светит подписка. Прием оказался нестандартным — меня завели в оперскую и оставили там под конвоем на два часа. Это означает, что решение пока не принято.
Наконец до меня снизошел «Упоротый». Свою роль в деле он объяснил так: «Я буду сопровождать следствие». Сопровождение — это проведение мероприятий, не предусмотренных УПК. Во время моих предыдущих отсидок под следствием меня иногда вызывали к «куму» (начальник оперотдела), где оперативники, сопровождающие следствие, осуществляли «воспитательные беседы», склоняя к даче признательных показаний на официальном допросе, в противном случае грозя всякими жутями.
«Упоротым» я его прозвал за то, что в беседе со мной он совершенно искренне начал загонять мне чудовищный бред про то, что Россия ведет битву с международным терроризмом, а такие, как я — предатели и пособники, и лично он чувствует себя свободным от каких-либо моральных обязательств передо мной. Нет, я понимаю, что вату про терроризм, пятую колонну и прочую хрень должны произносить Киселевы и прочие рабочие ротики, им за это жалованье платят, а за эмоциональный накал и пафосное выражение лица еще и премию выписывают.
Но никакие Киселевы не верят в то, о чем врут быдлу. А мой собеседник либо великолепный актер, либо реально упоротый. Потроллил я его немного в своем цинично-изощренном стиле. Когда я подвел предмет к носу, объяснив про «рязанские учения» и тому подобные «спецмероприятия», он аж задохнулся от возмущения и срывающимся на фальцет голосом заявил, что у меня с головой не все в порядке. Но, как я и говорил, трудно ожидать, что тупые гопники способны проявить себя в чекистском ремесле.
«Упоротый» слился и передал эстафету «Пидору», который, судя по всему, принял какие-то препараты: уровень агрессии у него явно повысился, а степень адекватности упала далеко за нулевую отметку. Он возбужденно начал орать какие-то путаные фразы. Если опустить анально-гомосексуальные аспекты, то он несколько раз повторил, что «Российская Федерация убивает твоих людей» и «Ты поедешь в Сирию, самолет уже ждет». Зачем-то поинтересовался, освоил ли я технику рукопашного боя. Через пару минут он уже визжал о том, что лично снимет на видео «заднеприводной акт» со мной и выложит его в моем ЖЖ.
Наконец где-то там в верхах решение приняли. «Пидора» от дела отстранили и передали меня следователю, подполковнику юстиции Сухареву, которого я окрестил «Солнышком» за излучаемое им добродушие и улыбчивость. Улыбочками меня впечатлить сложно, а вот о профпригодности следователя я сделал вывод по тому, что он, занимаясь моим делом, не понимает самые элементарные вещи — что значит сайт, аккаунт, соцсеть и блог-платформа. Хотя, может, он так виртуозно косил под дурачка, надеясь втюхать мне на подпись протокол допроса, где присутствовали формулировки типа «размещал статьи на сайте livejournal.com». Естественно, подписал я протокол значительно отредактированный, из которого следует, что пользователем сети Интернет я являюсь с 1998 г., а по существу дела ничего пояснить не могу, потому что ничего не помню.
Более вероятно, однако, что косить следователю не было нужды. О безмозглости наших чекистов говорит хотя бы то, что в течение дня статью мне перебили с ч. 2 на ч. 1 ст. 205.2. вторая часть предполагает призывы к осуществлению террористической деятельности с использованием СМИ. Моя скромная жэжэшечка совершенно точно к СМИ не относится. Да, пару лет назад приняли закон, согласно которого блоги с посещаемостью более скольки-то тысяч в сутки приравниваются в смысле ответственности к средствам массовой информации. Но одно дело — принять закон, и совсем другое — его применить. Роскомнадзор должен был составить реестр ресурсов, приравненных к СМИ, и выложить его в открытый доступ. Тогда любой блогер, занесенный в него, сделает соответствующие выводы и начнет бояться. И где тот реестр? До сих пор не родили.
Четвертое. Когда меня, отобрав подписку о невыезде, провожали из «розового дома» (здание РУ ФСБ покрашено тошнотно-розовым), я с удовлетворением отметил, что контора деградировала уже бесповоротно. От дежурного, хоть он и держался молодцом, несло, как из винного погреба, несмотря на то, что время еще детское — начало десятого вечера. У дежурного опера глазки тоже были в кучу.
Охренительно! Если такие гопники выполняют роль цепных псов режима, я могу только посочувствовать этому режиму — его уже ничто не спасет. Собственно, недееспособность органов давно уже не является секретом. Все мы наблюдали недавно прелестную картину: в Москве псих-больная узбечка целый час ошивалась возле метро с отрезанной головой ребенка и громко обещала взорвать себя. И где были борцы с терроризмом? Не могли справиться с дрожью в коленках, прячась по своим уютным офисам.
После того, как меня задержали по подозрению в том, что я публично призываю к совершению террористических актов, в соцсетях стали спрашивать «зачем». Как правильно отметил Евгений Гильбо, «арест Кунгурова ставит не вопрос «за что?», давно уже в РФ неактуальный, а вопрос — ДЛЯ ЧЕГО?».
Версия 1. СМИ дружно связали репрессии режима с моим участием в клубе (комитете) «25 января». Дескать, органы решили таким образом напугать потенциальных карбонариев, отвратить их от участия в этом премерзком и неблагопристойном сборище. Ну, и тех, кто уже там засветился, типа припугнуть. Если так, то очень хорошо. Во-первых, январисты получили неплохую рекламу, во-вторых, сообщество избавилось от наплыва массы трусов и хитрожопых карьеристов, стремящихся заранее примкнуть к какой-нибудь революционной партийке, чтобы после краха путинского режима оказаться в числе «победителей».
Я был на единственной встрече участников клуба «25 января», состоявшейся (вот же удивительное совпадение!) именно 25 января. 17 февраля оперок тюменского РУ ФСБ А.А. Шолох представил рапорт об обнаружении в якобы моих действиях якобы состава преступления. Поводом к этому послужили якобы «сигналы» от жителей Тюмени Касими Х.Н.о. и Бурмашова С.Н., которые якобы прочли и вознегодовали. 19 февраля на основании этого рапорта и проверки было возбуждено уголовное дело. 24 февраля суд проштамповал санкцию на обыск, который и состоялся 3 марта. Хронология событий показывает, что решение прессануть меня было принято после 25 января. Если бумаги не оформлялись задним числом, то, вероятнее всего, маховик завертелся недели через две после исторических посиделок в стрелковском офисе.
На этом, собственно, аргументы в пользу «январистской» версии и заканчиваются. Ведь, как известно, после этого — не значит вследствие этого. Если с клубом «25 января» я связан лишь двухчасовыми посиделками, то, например, с Центром Сулакшина мое сотрудничество длится уже более полугода, неоднократно я выступал на экспертных сессиях и менее публичных мероприятиях, давал интервью СМИ, делал всякого рода эпатажные заявления типа про пять миллионов трупов. Но почему-то никто не считает, что репрессии против меня — это попытка оказать давление на сулакшинский Центр политической мысли и идеологии. Я бы на месте Степана Степановича обиделся.
