Газета Дуэль - 2008_4 (553)
Вскоре после появления очерка Ада Лавлейс перевела его. Беббедж предложил ей добавить некоторые примечания к очерку Менабреа.
Эта идея понравилась Аде Лавлейс, и она немедленно приступила к ее реализации. Ада работала очень усердно, с большим напряжением. Страницы примечаний она передавала Беббеджу, который просматривал их и либо с замечаниями отсылал обратно, либо передавал в типографию.
Ада непрерывно дополняла, исправляла и совершенствовала свои «Примечания». Так, уже после получения корректур, 10 июля Ада пишет Беббеджу: «Я хочу вставить в одно из моих примечаний кое-что о числах Бернулли в качестве примера того, как неявная функция может быть вычислена машиной без того, чтобы предварительно быть разрешенной с помощью головы и рук человека».
19 июля она сообщила Беббеджу, что самостоятельно «составила список операций для вычисления каждого коэффициента для каждой переменной», т. е. написала программу для вычисления чисел Бернулли.
В августе 1843 г. перевод статьи Менабреа и «Примечания» были опубликованы. После выхода в свет «Примечаний» Беббедж стал называть Аду «моим дорогим Интерпретатором». Ада полна решимости «остаться на службе великим целям» Беббеджа. Она желает консультировать всех интересующихся по вопросам, связанным с машинами Беббеджа, чтобы сам Беббедж все свои силы мог отдать работе над машиной. Но 4 ноября 1842 г. правительство Великобритании отказало Беббеджу в финансировании его работ над вычислительными машинами.
В начале 50-х годов у Ады появляются первые признаки рака, а 27 ноября 1852 г. Ада скончалась, не дожив нескольких дней до 37 лет, в том же возрасте, что и лорд Байрон. Согласно завещанию она была похоронена (3 декабря) рядом с могилой отца в семейном склепе Байронов в Ноттингемпшире.
Немногое удалось сделать за свою короткую жизнь Августе Аде Лавлейс. Но то немногое, что вышло из-под ее пера, вписало ее имя в историю вычислительной математики и вычислительной техники как первой программистки. Аналитическая машина Беббеджа не была построена, и программы, написанные Адой Лавлейс, никогда не отлаживались и не работали, однако ряд высказанных Лавлейс в 1843 г. общих положений (принцип экономии рабочих ячеек, связь рекуррентных формул с циклическими процессами вычислений и др.) сохранил свое принципиальное значение и для современного программирования, а её определение «цикла» почти дословно совпадает с приводящимся в современных учебниках программирования.
НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ
В № 50 «Д», 2007 года прочитал статью «О грамотности», автор Вельга. Вроде называет себя историком-любителем, сиречь любящим историю, А на самом деле? Вот он пишет: «Желание приукрасить собственную историю, показать величие и значимость предков весьма похвально и понятно, но ведь любые комплексы и в первую очередь национальные — губительны. Поэтому нельзя грешить то наивным высокомерием, то постыдным уничижением перед Западом или кем-либо еще». А по какому критерию Вельга определяет, приукрашена история или уничижена? На счет приукрашивания, ничего не написано. А вот на счет уничижения — буквально следующее: «К XI в., как известно, произошел переход от подсечного земледелия к пашенному, требовавшему приложения больших усилий для земледельца (Шапиро А.Л.), что не способствовало появлению свободного времени для изучения грамоты. Наличие всеобщей грамотности не объясняет того, что не известны русские средневековые карты, школы, буквари, библиотеки, способы доставки письменных сообщений и т. п. (Чекин Л.С.). Однако имелась сфера деятельности того времени, где знание грамоты и наличие грамотных людей было необходимо — это христианская вера. С принятием христианства славянами Киевской Руси возникла потребность в грамотности, так как для богослужения по уставным книгам требовались люди, умеющие читать». Вот так! Не больше не меньше! Пришли «иесусовцы», и принесли грамотность. Откуда? Да всё с того же Запада! В ином западном романе можно было прочесть: «Жил благородный рыцарь, и был он так образован, что даже умел читать». Чваниться перед другими народами — занятие, конечно, недостойное. Есть только одно занятие гнуснее — чваниться перед собственными предками. К сожалению, об опасности этого, худшего чванства у нас вспоминать не принято. А ведь оно не только хуже — оно распространённее. Человек, доказывающий, что русские основали Трою и открыли Америку — безобидный смешной чудак. Ему не доверят писать учебники. Их доверяют тем, кто упорно втаптывает в грязь свой народ, своих предков, чтобы хоть на таком фоне себя, убогих, почувствовать кем-то!
О производстве русами «отличных мечей» пишет Персидский Аноним в девятом веке. Арабский таможенник ибн Хордадбег сам говорил через переводчиков-славян с русскими купцами и осматривал привезенный ими товар «из отдалённейших славянских земель»: «заячьи шкурки, шкурки чёрных лисиц и мечи». И ещё одно. На двух мечах стоят славянские имена мастеров. Это знаменитый «Людота коваль» времён Святослава. И второй — сороковые годы десятого столетия, времена его отца, Игоря Рюриковича. На клинке имя — «Славимир». Заметили? На клинках — надписи. По-славянски. До крещения Руси. Значит, уже тогда и те, кто ковал мечи — ремесленники! — и, тем паче, те, кто эти мечи покупал, были грамотны. На самом деле, о грамотности русов сохранилось немало свидетельств. Ибн Фадлан пишет, что на могиле сородича русы установили столб с его именем и именем «царя русов». Другой араб, Аль Недим, видел некий «пропуск», начертанный русским воеводой для посла иноземцев «на куске белого дерева». Однако я сейчас вовсе не хочу вдаваться в долгий спор о древнеславянской письменности, о том, какими это «чертами и резами» писали и гадали славяне, по сообщению черноризца Храбра, в те поры, когда «книг не имели». Обратимся к простым и ясным свидетельствам грамотности на Руси времён Святослава. Славимир и Людота не были исключением. На знаменитой «гнездовской корчаге» середины десятого столетия тоже найдена славянская надпись. Одни учёные считают, что на корчаге написано «гороухща» — горчица, другие — что безвестный рус, скорее всего купец или приказчик, оставил потомкам своё имя, и надпись следует читать «Гороух пса», то есть «Горух писал». Так или иначе, перед нами еще одно свидетельство грамотности простого, незнатного человека языческой Руси. Наконец, в Новгороде найдена в слоях десятого века очень любопытная вещь. Это деревянная бирка — своеобразная пломба для мешка с княжьей данью. Можно сказать, юридический документ! Бирка — пломба помечена личным знаком Ярополка старшего сына и наследника Святослава. Сборщик дани, как все люди языческого Севера, был не чужд поэзии и внёс её даже в столь прозаичный предмет. Надпись гласит: «Мечничь мех в тех метах», то есть «этим помечены мешки мечника (княжеский сборщик податей)». Какая, однако, игра звука в оригинальной надписи! Она напоминает короткие стихи — висы скандинавских скальдов. Это ещё одно доказательство того, что и скандинавы, и балтийские славяне, предки новгородцев, принадлежали к единой балтийской культуре. Имя этого поэта на государевой службе стоит на той же бирке Полтвец. Для неграмотных он, рядом со своим званием, вырезал на бирке-пломбе изображение меча. Итак, мы встречаем четыре славянских кириллических надписи ещё до крещения Руси. Да и следует ли называть эти надписи кириллическими? Не будем придираться к мелочам — вроде того, что имя Кирилл «просветитель славянства» получил на смертном одре, всю же жизнь прожил, как Константин. Интереснее иное — в житии Кирилла-Константина говорится, что проезжая через Херсонес-Корсунь — древний город близ теперешнего Севастополя — в составе посольства к хазарам, Константин видел там Евангелие и Псалтырь, написанные «русьскими письмены». Молодой Константин сличил письмо с привычным ему, различил гласные и согласные буквы, и вскоре бегло читал на новом для него языке, чему удивлялись, как божьему чуду. Почему-то на иных исследователей мысль о грамотности далёких предков наводит что-то вроде суеверного ужаса, и оттого уже не первый век длятся попытки увидеть в «русьских» письменах жития то «сурьские» — сирийские, то готские, то еще бог весть какие. Оснований в источниках для этого пересмотра — никаких. И готы, и сирийцы названы в житии своими именами, да и мало кто в Восточном Риме не знал сирийского языка, уж во всяком случае его знал Константин, уже побывавший послом в арабском халифате. Вот славянские языки он знал плохо, тут ему помогал лучше знавший их брат, Мефодий. Более того, нам известно ни много, ни мало 26 списков жития. И во всех чёрным по белому написано именно «русьскими». Только крайней, мягко говоря, предвзятостью исследователей я могу объяснить такое нежелание видеть не просто лежащее перед глазами, но и многократно повторенное! С. Высоцкий указывает, что «русским письмом» в Средневековье звали именно то письмо, которое мы зовем «кириллицей», славянским же — глаголицу. Кирилл и Мефодий, как известно, создали славянскую письменность, то есть… глаголицу! И действительно, созданное проповедниками христианства письмо мы ожидали бы увидеть сначала в богослужебных книгах, в церковных надписях, а не на пломбе, глиняной корчаге или голомени меча (кстати, кузнецы очень неохотно принимали христианство. Не зря молитва св. Патрика призвана защитить христианина «от чар друидов и кузнецов»). И именно там мы встречаем глаголицу!
