Борис Березовский - Искусство невозможного (в 3-х томах)

— Признаться, до публикации, о которой вы говорите, никогда не задумывался, что дочери могут угодить из-за меня в разряд выгодных партий. Не хотелось бы, чтобы на них смотрели именно с этой точки зрения…

— Вы связываете будущее детей с нашей страной или все-таки готовите для них запасной аэродром?

— Все мои сыновья и дочери — граждане России, но я не являюсь ура-патриотом. Человек должен иметь свободу выбора. Скажем, мои старшие дочери определились.

— Они ведь у вас учились за границей?

— Да. Германия, Америка, Англия. Закончили Кембридж: Катя — дипломированный экономист, Лиза получила классическое образование, изучала теорию искусств, философию, литературу. Что касается денег, то никакого стартового капитала я дочерям не давал, они сами зарабатывают себе на жизнь.

— А если попросят?

— Не отказываю. Но знаю, что они у меня никогда не попросят лишнего.

— Но хотя бы для приличия интересуетесь, на что нужны деньги?

— Исключено. Все просьбы, с моей точки зрения, совершенно умеренны и разумны.

— Дочери по-прежнему живут с вами под одной крышей?

— Нет, со мной на даче моя мама, жена Лена и двое младших детей

— сын и дочь. Мы с мамой практически не расстаемся с того момента, как умер отец. С Леной тоже вместе уже семь лет.

Должен сказать, что ко всем своим женщинам я всегда относился очень серьезно. Может быть, даже слишком серьезно.

— Это как?

— Сравнительно недавно я узнал, что в русском языке не было слова «любить». Его заменяли словом «жалеть». Не знаю, может, то, что я сейчас скажу, покажется неприятным или обидным кому-то из моих близких и любимых женщин, но я всегда их всех жалел. Конечно, это не значит, что жил с ними из жалости, но… вы меня понимаете?

— Ревность вам знакома?

— Безусловно!

— И вы способны на необдуманные поступки?

— Признаться, я редко совершал в жизни что-то подобное. Но свои интересы в любви всегда жестко отстаивал.

— Как, впрочем, и во всем остальном.

— Да, именно так. Боюсь, в этом меня уже не переделать. Придется принимать таким, какой есть.

Андрей Ванденко

3 декабря 1998 г. Общая газета, Москва

САМАЯ НАДЕЖНАЯ СИСТЕМА – ЭТО Я

Общая газета: note 14 Возвращаясь к вам… Вы не рассказали о маме. Кто были ваши друзья, вы их не растеряли?

БЕРЕЗОВСКИЙ: Мама всю жизнь проработала медсестрой в Институте педиатрии. По-моему, лет тридцать там работала. Сейчас она постоянно живет со мной. На днях ей как раз исполнилось 75 лет. Друзей своих я не растерял. Нас было трое, как это часто бывает, со школы. Один, к несчастью, погиб. Сейчас на мамин день рожденья пришел его отец. Еще один друг, он жив-здоров, физик, доктор наук, лауреат всяческих премий, работает в ФИАНе. Есть, конечно, и много новых людей, которые появились в последние десять, двадцать лет. Например, Бадри Патаркацишвили, с которым мы познакомились, работая на ВАЗе. Я считаю его исключительно порядочным человеком, своим другом. Что касается Юмашева, то мы немного времени с ним вместе, но это ответственное время, и могу сказать, что Валентин Борисович в наших взаимоотношениях абсолютно надежный человек.

— Перечисляя своих друзей, называете ли вы своей подругой Татьяну Борисовну Дьяченко?

— Назвать «подругой», чтобы потом прочитать в английском переводе

— «герл френд»? Я отвечу. С Татьяной Борисовной я познакомился в начале предвыборной кампании президента. Я уже говорил, что, с моей точки зрения, Татьяна Борисовна — точный генетический слепок со своего отца. По менталитету, по реакции, по тому, что она цельная натура и не кривит душой. Это нелегко, поскольку она

живет в суперсложном мире. Татьяна Борисовна — последовательный человек, живущий в согласии с самой собой. Она — порядочна перед собой. И этим она мне импонирует, потому что я стремлюсь к тому же: жить ответственно перед самим собой. Выше этого для меня ничего нет.

— Расскажите, как произошло превращение научного работника в олигарха? Раньше вы когда-нибудь занимались бизнесом?

— Никогда. Все началось в 89-м году, когда мы с «АвтоВАЗом» стали создавать «ЛогоВАЗ». Переход к бизнесу произошел мгновенный. В один прекрасный день я вышел из института, в котором проработал больше 20 лет, а в следующий раз появился там через полгода. Сначала было наивное представление, что базой для бизнеса станут наши профессиональные знания. Мы делали программное обеспечение и лоббировали его через Госкомитет по науке и технике на научно– исследовательские институты. Это приносило конкретные деньги. Но дальше стало ясно, что бизнес — это просто умение легально зарабатывать деньги. То есть абсолютно неважно, чем заниматься, лишь бы это было то, чего ждет рынок. В тот момент, если помните, символом свободы для советского человека был автомобиль. И мы стали создавать предпосылки к цивилизованному рынку автомобилей. Охватывающему всю технологическую цепочку — от производства и продажи до ремонта. То, на что люди были готовы отдавать последние деньги.

— А вы их брать?

— Знаете, самым сложным оказалось исчезновение прежних, сугубо меркантильных целей. К сорока двум годам от роду я имел автомобиль пополам с приятелем. Нам с Леней Богуславским он достался от Андрея Вознесенского, который купил себе новый. Мы его отремонтировали, неделю ездил Леня, неделю я и был абсолютно счастлив. Как и все, год копил на цветной телевизор, год — на люстру, нормальная ситуация. И вдруг практически в один день появляется очень много денег, совершенно другие возможности. Понятно, что в 89-м, 90-м, 91-м году очень мало людей вообще верило в возможность частного предпринимательства в России. Огромное поле было совершенно пустым. Деньги делались очень легко. Вера в то, что это законно, что тебя не посадят на следующий день, была у очень немногих людей.

— «Крыша» не поехала?

— Появилась некоторая растерянность. Очень многие люди с этим не справились. Или спились, или купили себе домик где-нибудь далеко

от Москвы и там сгинули. Хорошо, что я занимался наукой и у меня были какие-то другие ценности, да? Нужно было как-то переформулировать свои цели. Конечно, работая с «АвтоВАЗом», мы эксплуатировали возможности этой крупнейшей российской компании. И если говорить без лицемерия, то все совместные предприятия, выраставшие рядом с подобными гигантами, делали то же самое. Другой вопрос, как они это делали — законно или незаконно. Наше достоинство состояло в том, что мы с самого начала имели мощное юридическое обоснование под всеми своими действиями. Мы понимали, как общество будет реагировать на появление класса собственников, на то, что одни становятся богаче, а другие беднее. У вас не должно быть сомнений, что все, что я делал, исследовалось, в силу дальнейших политических событий, под микроскопом. И вы понимаете, что у людей, которые пытаются сделать что-то со мной лично и с моим бизнесом, до сих пор нет ни одного реального обвинения в мой адрес. Да, так шла приватизация. По этому поводу точнее всех сказал один мой близкий знакомый, Леня Вальдман, ныне живущий в Америке. Он сказал, что приватизация в России будет происходить в три этапа. На первом этапе будет приватизироваться прибыль. На втором этапе

— собственность. На третьем этапе будут приватизироваться долги. Жизнь показывает, что это абсолютно точно.

— Но можно ли считать такую приватизацию государственной собственности справедливой?

— Я глубоко уверен, что не существует справедливого перераспределения собственности. Доказываю это тривиально. Как доктор наук я получал зарплату 500 рублей. И стал владеть собственностью, которая с трудом поддается оценке. Понятно, нефтяные компании, ОРТ и так далее… Это — рынок, сегодня они стоят миллиард, а завтра приносят убытки и не стоят ничего. Но тем не менее это очень большая собственность. И что же, я считаю, что все классно происходит? Нет, конечно. Потанину досталось больше. Гусинскому где-то досталось больше. Я недоволен, конкурирую, считаю, что собственность распределена несправедливо. А что говорить о людях, которые не только не приобрели, но еще и потеряли, стали жить хуже? Конечно, несправедливо.

— Это совпадает с вашими словами о безмерности всего в России, в том числе и несправедливости? Неужели нельзя было соблюсти хоть какую-то меру?

— Я вообще считал, что многое в процессе приватизации в России делалось неразумно. Не учитывая реальные экономические особен-

ности страны. В России 20 предприятий создают более половины национального продукта. Если бы эти предприятия переходили в собственность особым образом, постепенно, то государство смогло бы за их счет обеспечить необходимый минимум для каждого гражданина. А не допустить такого падения, пустив всех в свободное плавание. Почему я не согласен с Явлинским, который говорил про 500 дней перехода в рынок? Потому что рыночная экономика — это не механизм, а менталитет. Это переход из ситуации, когда ты знаешь, что кто-то о тебе заботится, в ситуацию, когда ты понимаешь, что, кроме тебя, больше некому решить твои проблемы. Совершенно иное восприятие мира. И вдруг миллионы людей просыпаются в другом мире. Конечно, это невозможно осознать. Другое дело, если бы за счет базовых отраслей создали необходимый экономический минимум для населения. Чтобы не было такого тяжелейшего социального эксперимента.