Леонид Жуховицкий - Банан за чуткость

И тут кто‑то сказал ей, что такие дубленки попадаются на толкучке в Бронницах. Ну, вещь дорогая — и они договорились с соседкой поехать вместе. Только собрались — соседка заболела. Снова собрались — та каблук сломала. А потом уехала с мужем то ли в Нигерию, то ли в Габон.

Тогда эта девушка уговорила двоюродного брата съездить в Бронницы на машине — у него «Запорожец». И опять все что‑то не получалось. А когда наконец совсем уже собрались — брат налетел на столб. Месяц починки!

Наконец машину починили. Все! В первое же воскресенье — в Бронницы. И представляете — совершенно случайно берет она в руки газету и читает: рынок в Бронницах закрыт!

Рассказывала про это на работе — чуть не плакала. Уж так на эту дубленку настроилась! Ведь полгода думала! А одна женщина ей и говорит: «Ни за что дубленку не покупай. Она тебе не принесет счастья. Сама же видишь — судьба против!»

Нет, вы как хотите, а я фаталистка. В этом что‑то есть…

Рассказанная история большого впечатления не произвела: процент таинственного в ней был слишком мал, прямо‑таки мизерен.

Один из специалистов, красивый бородатый инженер, поинтересовался:

— Что за девочка‑то?

— Нормальная, — сказала рассказчица. — Двадцать два года. Внешне не ахти, но довольно приятная. Просто очень неуверенная. У нее родители строгие, с принципами — малость затюкали девочку.

Тут прямо‑таки взорвался историк, кандидат наук.

— С принципами? — вскричал он. — Любопытно, что же это за принципы! Ведь она же мещанка, оголтелая мещанка! Вы только подумайте — полгода жить мыслью о тряпке! В мире — революции, войны, инфляция, кризис, а ей подай дубленку с цветочками! И ведь молода, совсем молода. Как говорится, все двери настежь, а такой убогий взгляд на жизнь…

Историк возмущенно развел руками и произнес с некоторым даже недоумением:

— Главное — с цветочками! Это вам не просто старое, примитивное мещанство — это культ вещи, помешательство на вещи…

Я спросил:

— А зачем она — мещанка?

— То есть? — переспросил историк. — Странный вопрос. Зачем заяц — заяц, а волк — волк?

Время было позднее — на том разговор и увял.

Уже на прощанье я посоветовал рассказчице предупредить подругу, чтобы дубленку все же не покупала. Я не фаталист, в судьбу не верю, но подол с цветочками счастья девушке действительно не принесет…

Ни в лифте, ни на улице историк не мог успокоиться и поносил агрессивное современное мещанство и прагматичную, корыстную, бездуховную сегодняшнюю молодежь, которая без рубля шагу не сделает и рабски преклоняется перед любым модным тряпьем.

Было холодно, и ему никто не возразил…

С тех пор прошло уже несколько недель. Но прерванный спор о судьбе, мещанах и угрюмой власти вещей не давал мне покоя. Особенно гневные выпады историка в адрес мещан.

Я перебирал в памяти людей знакомых и малознакомых — и не мог найти среди них ни одного, достойного столь сурового и безоговорочного осуждения. Были среди них и карьеристы, и бюрократы, и тунеядцы, даже дураков парочка. Но под брезгливое определение «мещанин» не попадал никто. В конце концов я пришел к выводу неожиданному и даже странному: что мещанин — почти такая же современная сказка для взрослых, как летающая тарелка или снежный человек. Слишком уж туманны, слишком призрачны его координаты и контуры…

В самом деле, что же это такое — мещанин? Какими конкретными особенностями отличается этот крайне неприятный субъект?

Придется разбираться.

Мещанин любит деньги.

Правда, мы с вами от денег тоже не отказываемся, но мы‑то с вами совсем другое дело. Нам деньги нужны для вполне пристойных целей: приобрести нужную вещь, съездить на юг, купить подарок другу, сходить в театр. А мещанину?.. В самом деле, зачем деньги мещанину? Впрочем, эта проблема нас обычно не занимает. Мещанин любит деньги просто потому, что он мещанин.

Еще он гоняется за вещами.

Правда, и мы с вами спим не на полу и ходим не голые. Мы тоже живем среди вещей. Но разве можно сравнивать?! Мы покупаем магнитофон, чтобы записать любимые мелодии. Мы приобретаем ковер, чтобы баш–маки при ходьбе не стучали. А мещанин… Он любит вещь саму по себе, как символ благополучия, что ли. Он собственник, этот проклятый мещанин!

Вам не вспоминается старый, но забавный и психологически мудрый анекдот? Помните — человек выходит в воскресенье на улицу, видит огромную снующую толпу и произносит в недоумении:

— И куда их всех несет? Ну, я другое дело, я к тетке еду. А они‑то чего дома не сидят?!..

Мещанин всегда безвкусно одет. Либо старомодно, либо подчеркнуто современно, но всегда безвкусно.

Правда, понятие вкуса достаточно относительно. Для девочки, бегущей в парк на танцы, пенсионерки, неприязненно глядящие ей вслед, — убогие, заскорузлые мещанки. Тогда как для них, почтенных пожилых женщин, мещанка именно эта наглая девчонка в мини–юбке, причем не просто мещанка, а взбесившаяся. Скоро голыми бегать начнут!

Мещанин любит только эстрадное треньканье — если мы с вами поклонники классики. И, напротив, мещанин способен понять только музыку вековой давности — если нам с вами по душе битлы, Карел Готт и Елена Камбурова…

Словом, если стереть случайные, сомнительные черты и оставить лишь бесспорные, общепринятые, получится, что мещанин — это человек, который нам с вами не нравится.

Не так уж много, а?

На мой взгляд, мещанством мы часто называем очень разные явления, причины которых сложны, а порой и противоречивы. Так в старину и пневмонию, и плеврит, и бронхит, и грипп называли простудой. Потом разобрались в сути и причинах каждой болезни — и стали ее успешно лечить…

Конечно, философы и социологи исследуют и описывают различные формы бездуховности, вещизма, социальной апатии. Но тем временем мы в житейском своем просторечии запутываем проблему как только можем.

Конечно, можно девушку, гоняющуюся за импортной дубленкой, назвать мещанкой. Но разве объяснит это нам, почему неглупая девушка полгода бегает за вещью отнюдь не первой необходимости? Почему готова ухлопать на нее заработок полутора кварталов? И какая связь между счастьем и цветками по подолу, которые — я и теперь в этом уверен — счастья девушке все равно не принесли бы?

Где‑то описывался один печальный случай. Маленький ребенок — то ли полутора, то ли двух лет — без конца лизал беленые стены. А если удавалось, просто сцарапывал ногтями побелку и ел. За что, естественно, получал и по рукам и по губам. А потом мальчуган умер, и выяснилось, что организму его остро не хватало кальция. То, что со стороны казалось нелепым, было на деле необходимым: мальчик добирал недостающий кальций там, где мог.

А что, если и к мещанам нам подойти не как к зловредным и злонамеренным негодяям, а как к больным? Может, и в деньгах и в вещах есть все же какой‑то необходимый их душам кальций? Или хотя бы им кажется, что есть?

Короче, зачем они — мещане?

На мой взгляд, долгую и нелепую историю с импортной дубленкой породил грустный и болезненный факт: двадцатидвухлетняя девушка, воспитанная «в принципах», была нелюбима.

Шли месяцы, годы, жизнь шла — а ее, неглупую и неуродливую, никто никогда не любил. А это не пустяк. Это драма, которая, дай ей волю, может и в трагедию перерасти.

Как же остановить трагедию, которая надвигается, уже видна издали, уже слышатся ее мрачные колокола? Как осуществить свое законное человеческое право на любовь? Как догнать сверстниц, уже преуспевших за эти годы в сложной науке человеческих отношений, уже приобретших дорогой опыт счастливой, горькой, всякой, но любви? Как стать современной, уверенной, внутренне и внешне готовой к счастливой случайности?

Пресловутая дубленка была для нашей героини не столько вещью, сколько способом разом вырваться из унылой будничности, решительным шагом к счастью, символом новой, лучшей жизни.

А на это, согласитесь, не жалко ухлопать и годовой заработок.

Но — увы — невольно воспитанная строгими родителями неуверенность, «затюканность» все‑таки сказалась: отсюда необходимость в предварительной разведке, в компаньоне, в советчике с решающим голосом, отсюда полгода колебаний. Роль судьбы для девушки сыграла ее собственная нерешительность.

А что дубленка счастья ей не принесет — это я сказал не случайно.

Представьте: купила она дубленку. Ну и что?

Да ничего особенного — надела, и все. Если и стала уверенней, то чуть–чуть. Опыта общения не приобрела. Опыта человеческих отношений — тоже. Да и дубленок таких в Москве порядочно.

Нет, лучшие парни города не склоняются тут же к вышитому подолу. Да и средние не склоняются. А плохих ей не надо — девушка неглупая. Словом, счастье не купишь на Бронницком рынке даже за четыреста рублей.