Харуки Мураками - Край обетованный
Не подумайте, что придираюсь к вашим словам, но разве с другими людьми бывает не то же самое? Ведь у каждого в жизни случаются тяжелые минуты. Независимо от духовных возможностей, перевоплощений и прочего.
Так-то оно так. Хм-м… Но все же то, что происходит с человеком в детстве, когда хорошее и плохое вокруг не так на него влияет и жизнь только начинается, отчасти родом из его прошлой жизни.
Даже когда ребенок еще толком не столкнулся с реальностью, на его долю уже выпадают неприятные переживания. Например, он хочет есть, а ему не дают. Хочет, чтобы мать взяла его на руки, но она не берет. И прошлая жизни, и грехи здесь ни при чем. Все зависит от возраста, и проблема, думаю, в «боли», которую испытывает человек, оказавшись лицом к лицу с реальностью.
Но это понимаешь только в определенных случаях.
Когда в марте 1995 года в метро случилось это происшествие с зарином, я как обычно работала на кухне в Сатиаме № 6. Мне рассказали о нем другие «аумовцы»: «Слышала, что в токийской подземке? Подозревают "Аум"». Я подумать не могла, что братство имеет к этому какое-то отношение. Это кто-то другой сделал, не знаю, кто, но не «Аум».
До этого случая ходили разговоры, будто на объектах в Камикуисики распылили зарин, устроили вроде газовой атаки. Может, что-то и было. Потому что многие неожиданно почувствовали себя плохо, и я в том числе. Шла кровь – из легких, изо рта. Напала какая-то сонливость. Потом начала плевать кровью, появились головные боли, тошнота, стала быстро уставать. Так что газ точно распылили. Иначе с чего вдруг столько людей сразу заболели? Раньше такого никогда не было.
По правде сказать, я была в шоке, когда нагрянула полиция. Мы же ничего плохого не совершили; мне казалось, из нас нарочно делают злодеев. В Сатиаме № 6 тоже провели обыск. В помещении, где готовили подношения, все перевернули вверх дном. Наша работа встала, пришлось всем денек поголодать. Полиция – это страшно. Я сама видела, как они избивали людей. До сотрясения мозга.
Вы все время находись в Сатиаме № 6. Не замечали вокруг чего-нибудь необычного, когда в Токио произошла зариновая атака?
Нет. Я без передышки готовила подношения и ничего такого не слышала и не видела. Мы контактировали друг с другом только в Сатиаме № 6. Работы было много, наружу выходили нечасто и плохо представляли, что происходит за нашими стенами. Я общалась в основном со сверстницами, с которыми вместе готовила подношения. Мы здорово ладили.
Те, кто совершил зариновую атаку, были арестованы, признались и начали давать показания. Причастность «Аум» к этому преступлению стала понятна. Что вы тогда испытывали?
До нас такие новости не доходили. Я об этом почти ничего не слышала. Все-таки мы жили в горах, в глухой деревушке, без газет и телевидения. У меня было весьма отдаленное представление о происходящем в мире.
Хотя, разумеется, не все были такие малоинформированные, как я. Если человек хочет получить информацию, он ее получит. Просто меня это не интересовало. И в мыслях не было, что случившееся в токийском метро – дело рук «Аум». Я вообще равнодушна что к телевизору, что к анимэ и старалась ничего такого не касаться.
Заволновалась я на следующий год, когда начались разговоры о законе против подрывной деятельности. Будь он принят, наше братство развалилось бы. Я бы не смогла так сосредоточенно заниматься духовной тренировкой и лишилась привычной защищенной среды обитания. Пришлось бы жить за собственный счет. Это пугало меня.
То есть этот закон лишал вас послушничества, заставлял зарабатывать на жизнь. И мешал духовному совершенствованию. Поэтому вы и растерялись тогда. Но неужели даже спустя год после того происшествия у вас не появились сомнения, что «Аум» может быть к нему причастное.
Нет, сомнений у меня не было. И у всех, кто окружал меня, тоже. Люди из Сатиама № 6 почти не имели контактов с внешним миром. Информация к нам не поступала.
Я готовила подношения в Сатиаме № 6 до последнего дня, пока в конце концов меня не выселили из Камикуисики. Есть самана стало нечего, их ряды основательно поредели. Люди стали расходиться. Но если человек уходит без средств к существованию, как ему жить? Должна быть хоть какая-то работа, иначе как платить за жилье? Ведь самана выдавали гроши только на карманные расходы. Раз в месяц. И все. Поэтому люди уходили один за другим, чтобы как-то устроиться в жизни. Грустно было наблюдать за этим. Нас становилось все меньше – как зубьев в старом гребешке. Я держалась до последнего. Меня выставили оттуда 1 ноября 1996 года.
Я перебралась в префектуру Сайтама, где жили человек десять наших. Хозяина дома не смутило, что мы из «Аум», и он великодушно согласился нас принять. Сдал нам нечто вроде здания под контору, причем недостроенного, поэтому других претендентов на него не было. Все устроились на почасовую работу и поддерживали тех, кто не мог работать, – детей и стариков.
Я же решила пустить в дело опыт, накопленный в Сатиаме № 6, и открыть на первом этаже пекарню. Деньги выделили мои родители.
Чуткие у вас родители, однако.
Это точно. Понимающие (смеется). Так что у меня пекарня. Придумали симпатичное название – «Летающий сластена», но из-за журналистов успеха предприятие не имело. Как только мы зарегистрировались, тут же набежали репортеры из газет, с телевидения. Не иначе как в муниципалитете пронюхали. Так или иначе, пекарня «засветилась», ее показали по телевизору. И клиенты отказались от наших услуг под предлогом, что пекарня принадлежит членам «Аум». Из-за этого на какое-то время дело встало.
Обычные покупатели к нам ходить перестали. Попробовали наладить торговлю через Интернет – ничего не получилось. Про нас уже все знали. Сменили вывеску – тоже не пошло. Наши партнеры привозили нам товар и наталкивались на полицию: «Зачем вы сюда приехали? Не знаете, что здесь "аумовцы" окопались?» Какой уж тут бизнес! Мы думали организовать выездную торговлю, получили разрешение, а что толку? Ясно было, что полиция нам жизни не даст.
Сейчас мы продаем хлеб самана и последователям «Аум». Печем два раза в неделю и развозим. Концы с концами кое-как сводим. Хотя, кроме своих, никто у нас не покупает.
Полицейские по-прежнему околачиваются у пекарни. Стоит кому-то появиться на горизонте и подойти к двери пекарни, как они его перехватывают, начинают расспрашивать и предупреждают, что он идет прямо в лапы к членам «Аум». Я в их планы не посвящена, но мне кажется, они просто пытаются создать видимость какой-то деятельности. Как вы думаете? Бывает, заходят и просят хлеба. Мы даем. Но когда приходят за «добавкой», говорим, что неплохо бы заплатить.
Иногда мы предлагаем свою выпечку людям, что живут по соседству. Разговариваем. Они нам говорят: «Мы боялись, что вы здесь чем-то нехорошим занимаетесь, а оказалось, у вас и в самом деле пекарня». Вот что такое журналисты.
Как вы относитесь к газовой атаке и трагедии с адвокатом Сакамото? Сейчас, когда вернулись в общество? Подавляющее большинство убеждены, что «Аум Синрикё» в ответе за эти преступления.
Как бы это сказать?.. Мне трудно привести мысли в порядок и судить о чем-то. Слишком велик разрыв между тем, что было со мной, пока я жила в «Аум Синрикё», и картиной, которую рисуют другие, незнакомые люди. Что касается этих происшествий, то я начинаю думать: может, и вправду было, как люди говорят, хотя на суде показания все время меняются. Что здесь правда, а что нет? Никак не уразумею.
Детали свидетельских показаний, типа «кто чего когда сказал», действительно меняются, но факт остается фактом – пятерка «аумовских» вождей распылила в метро зарин, чтобы убить ни к чему не причастных пассажиров. Я хочу знать, что вы об этом думаете. Лично вас я ни в чем не обвиняю, просто хотелось бы знать ваше мнение.
Ну… Я не могу в это поверить. В голове не укладывается. За все время, что я была послушницей, я ни разу живое существо пальцем не тронула. Никого не убивала – ни единого таракана, ни комара. Я и сейчас так живу, и все, кого я знаю, – то же самое. Поэтому мне и не верится, что такое могло произойти. Почему? Зачем?
Я слышала проповеди о Тантра-Ваджраяне, но с реальностью их не связывала, да и жизнь свою по ним не строила. Воспринимала лишь как заключительную частичку огромного учения, которое я постигала все это время.
Для меня гуру – человек, помогающий в трудную минуту, когда в духовной тренировке появляются какие-то проблемы. В этом смысле гуру был мне необходим.
То есть вы не считали его абсолютным существом, заслуживающим абсолютного поклонения?
Абсолютного… Хм-м… Конечно, бывало, Учитель спрашивал: «Можешь ты сделать это?» В таких случаях я сама решала, смогу или нет. Прямо так и говорила: «Трудновато будет». Не дакала всякий раз. Да и все остальные, кого я знала, вели себя так же. Так что в моем представлении абсолютное существо здесь ни при чем. Наверное, это журналисты так дело представляют.
