Юрий Шалыганов - Проект Россия. Полное собрание
Чтобы понять, почему это учение принесло такие неожиданные плоды, нужно уловить логику протестантизма. Он ведь тоже превратился в капитализм не сразу. Протестантизм Лютера резко отличается от протестантизма Кальвина. Если первого можно назвать добрым католиком, то второй уже открыто проповедовал, что количество денег определяет спасение души.
Объективности ради следует заметить, Кальвин говорил, что Бог метит своих избранных не только богатством, но и страданием, но вторая часть как-то не нашла признания. Люди услышали только то, что деньги есть признак богоизбранности.
Это было революционно новое заявление. Поначалу на него мало кто обращает внимание. Религия к тому времени утратила статус института, задающего направление обществу. Католические и протестантские богословы спорят на обочине жизни, хорошо это или плохо.
У Кальвина находятся последователи. Не потому, что они разобрались в тонкостях доказательной базы, утверждавшей за деньгами спасительную для души силу, а потому что это заявление соответствовало их внутреннему стремлению. Религия Кальвина фактически узаконила добывание денег любыми путями.
Отметим, что успех Гитлера базируется на тех же стимулах, что и успех Кальвина. Оба эти деятеля говорили массе: вы избранные, и только в силу факта вашего существования у вас есть право реализовывать свои желания за счет низших. Корни колоссального успеха здесь в том, что масса охотнее принимает не то, что истинно – в этом она разобраться не может, – а то, что соответствует ее желаниям в чувственной сфере. Фашистские лозунги всегда и везде будут находить в широких массах горячих последователей.
Князья, избавившиеся от опеки религии, добившись политической самостоятельности, погружаются в сиюминутные проблемы. Утрата европейским обществом религии означала, что нет больше сил, способных понять ситуацию. Запущенный процесс начинает развиваться самостоятельно, сообразно внутренней логике. Страшные по разрушительной силе тенденции крепнут и набирают обороты. Но пока этого никто не видит, ибо нет больше сил, способных осмыслить и понять ситуацию в должном масштабе.
Глава 2
Логика как бомба
Религия – это поиск истины через Откровение. Философия – это поиск истины через логику. Протестантизм, возникший как политический инструмент, чтобы стать легитимным, создает собственную мировоззренческую базу. С самого начала он был обречен уже только потому, что его основатель, Мартин Лютер, не был пророком. Он не получал Откровений из миров, лежащих за пределами человеческого сознания, и потому не мог оперировать ничем, кроме здравого смысла. Уже только за это протестантизм следует называть не религией, а философским учением.
Единственным ориентиром протестанты объявляют Священное Писание – Библию. Остальное, что накоплено за полтора тысячелетия – Священное Предание, Соборы, почитание икон, многие таинства и прочее – отвергают. Не осталось ничего, кроме логики и Библии, понимаемой через призму логики. В результате за века из протестантизма получилась светская организация, называющая себя церковью, а своих членов христианами. На самом деле от христианства там осталось только название.
Предвидя негодование простых протестантов, хотя мы предполагаем, что совсем простые люди не будут читать эту книгу хотя бы потому, что ее нужно читать, мы все же находим нужным извиниться перед честными людьми, исповедующими свою религию. Мы не хотим никого обидеть в светлых чувствах, и потому все, о чем здесь повествуется, носит крупный характер, никак не касающийся отдельной личности.
Не стоит заблуждаться почитанием протестантами Библии. Без Веры суетный ум не способен вместить догматы Откровения, Священное Писание и Священное Предание. Для рационального ума это не более чем набор невероятных басен и неправдоподобных мифов, кем-то сочиненных на досуге. Чтобы выскочить из множества противоречий, логику необходимо подчинять Вере, а не наоборот. Не верить глазам своим так же, как мы каждый день видим, что Солнце движется, а Земля стоит, но утверждаем обратное, то есть что Солнце неподвижно, а Земля перемещается вокруг него. Крупная логика должна строиться на догматах, не имеющих видимого подтверждения, но найденных в Откровении.
До великого раскола, когда Церковь была единой, оперировать в метафизической сфере логикой можно было лишь до известного предела. Когда Арий, пресвитер Александрии, «вычислил», что раз уж Христос рожденный, значит, «однажды появившийся», то есть не существовавший до рождения и потому не единосущный Богу, Никейский Вселенский Собор назвал это логичное утверждение ересью. Собор утвердил Символ Веры, говоривший о Христе как о «рожденном прежде всех век», то есть до начала Бытия. Понять это в детерминированной логике нельзя, в это надо верить. Для этого нужно признать невозможность человека выйти за человеческие рамки. Арий не мог этого признать и расколол своей ересью Церковь. Для кого авторитет Ария был выше авторитета Церкви, те откололись от Вселенской Церкви. К слову сказать, большой раскол всегда организуется очень крупным религиозным авторитетом. Простой человек на такое не способен.
Верующие, принимая основные постулаты на веру, не нуждаются в том, чтобы оправдать свою веру логикой. Когда Фома сказал, что не поверит в воскресение Христа, пока «не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его» (Ин. 20, 25), Христос явился и сказал Фоме неверующему: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 0, 27—29). Настоящая вера это никогда не знание. Это огромное чувство, не нуждающееся ни в каких доказательствах. Это единственный вариант абсолютного знания, потому что любое знание, выведенное из логики, любое без исключения, можно усомнить.
И только вера несомненна. Христиане, не искавшие логического оправдания веры, стали верующими по сути и по духу. Верующими, а не знающими.
Протестанты же взялись осмысливать веру в Бога с помощью логики. Не сделай они этого шага, через несколько десятков лет протестантизм сошел бы на нет, бесследно распавшись, как распадались тысячи подобных групп. Но они сделали этот шаг, и последствия его были велики. С другой стороны, не будь протестантизма, было бы что-то подобное. Ради сохранения власти светские князья поддержали бы любое иное учение, дающее им независимость светской власти от церкви. Светской власти нужно было легализовать свою независимость.
Если поместить сокровенное знание в рациональный формат, происходит умаление религии. Поэтому оперировать логикой в вопросах, находящихся за пределами земного мира, нельзя. Логика хороша для сиюминутного. В вечных вопросах она вредна. Великие западные умы говорили о недопустимости оперировать логикой в вопросах метафизики. Но здесь мы натыкаемся на парадокс, который позволяет заключить, что новоевропейские философы не понимали характера своих действий. Например, Лейбниц, повторивший за Тертуллианом знаменитое «верую, ибо абсурдно», одновременно участвовал в развитии принципиально иной мировоззренческой базы, в которой отсутствовала идея Бога.
Абсурдное для земного мира не означает абсолютной абсурдности. Виднейший католический богослов, святой Фома Аквинский, в конце жизни признался, что все его труды – солома, и любая неграмотная бабка знает больше, ибо верит, что душа бессмертна. Ни одна логика не может вместить знания бабки. Приоритет бабкиной веры перед логикой ученого мужа получил название «парадокс Фомы».
Поскольку неземной мир не умещался в земную логику, а для узаконивания светской власти его требовалось уместить, возник опасный феномен – новоевропейская философия. Этот тип философии давал светскому обществу фундамент. Протестантские богословы, пытавшиеся осмыслить Откровение, выстраивают многосложные логические конструкции. Но трактаты, логически доказывающие благость Бога и наличие загробной жизни, ни на йоту не способствовали росту веры. Доминирование логики выхолащивало из протестантизма суть христианства. Земные цели начали вытеснять небесные. Князья церкви, получив в лице логики инструмент, посредством которого можно было оправдать любые пороки, постепенно узаконивают свои плотские желания (снова «все равны, но некоторые равнее»). Возникает двойная мораль. Главным ориентиром становится не Откровение, а наличие светской власти и богатства. Отсюда берет начало претензия римского епископа на главенство.
Глава 3
Тупик
Согласно протестантской теории предопределения, человек еще до своего рождения имел нечто вроде маршрутного листа, определяющего всю его жизнь. Такой взгляд на свою судьбу уничтожает смысл добрых дел. Какой в них смысл, если все предопределено? Спасение души не зависит от того, что ты делаешь, потому что ты все равно не можешь сделать то, что не предопределено. Еще раз подчеркнем, что простые люди не руководствовались такими умозаключениями. Они просто верили. Зато для одаренных людей, жаждущих оправдать и освободить свои страсти, эта доктрина была своего рода духовным Клондайком. Протестантизм через предопределение дал «лицензию» на совершение греха.
