Я призываю к ненависти - Алексей Николаевич Толстой
Вот уже больше полвека я вижу мою родину в ее борьбе за свободу, в ее удивительных изменениях. Я помню мертвую тишину Александра III; бедную деревню с ометами, соломенными крышами и ветлами на берегу степной речонки. Вглядываюсь в прошлое, и в памяти встают умные, чистые, неторопливые люди, берегущие свое достоинство… Вот отец моего товарища по детским играм – Александр Сизов, красавец, с курчавой русой бородкой, силач. Когда в праздник в деревне на сугробах начался бой, – конец шел на конец, – Сизов веселыми глазами поглядывал в окошечко, выходил и стоял в воротах, а когда уж очень просили его подсобить, натягивал голицы и шутя валил всю стену; в тощем нагольном полушубке, обмотав шею шарфом, он сто верст шагал в метель за возом пшеницы, везя в город весь свой скудный годовой доход. Сегодня внук его, наверно, кидается, как злой сокол, на германские бомбардировщики.
Я помню, в избе с теплой печью, где у ткацкого станка сидит молодая, в углу на соломе спит теленок, отгороженный доской, мы, дети, собравшись за столом на лавках, слушаем высокого, похожего на коня, старика с вытекшим глазом, – он рассказывает нам волшебные сказки. Он побирается, ходит по деревням и ночует, где пустят. Молодая за станком говорит ему тихо: «Что ты все страшное да страшное, расскажи веселую…» – «Не знаю веселую, дорогая моя, не слухал, не видал, – и одним страшным глазомон глядит на нас, – вот они разве увидят, услышат веселое-то…»
Я помню четырнадцатый год, когда миллионы людей получили оружие в свои руки. Умный народ понимал, что первое и святое дело – изгнать врага со своей земли. Сибирские корпуса прямо из вагонов кидались в штыковой бой, и не было в ту войну ничего страшнее русских штыковых атак. Только из-за невежества, глупости, полнейшей бездарности царского высшего командования, из-за всеобщего хищения и воровства, спекуляции и предательства не была выиграна русским народом та война.
Прошло двадцать пять лет. От океана до океана зашумели золотом колхозные нивы, зацвели сады и запушился хлопок там, где еще недавно лишь веял мертвый песок. Задымили десятки тысяч фабрик и заводов. Тот же, быть может, внук Александра Сизова, такой же богатырь, пошел под землей ворочать, как Титан, один сотни, тонн угля за смену. Тысячетонные молоты, сотрясая землю, начали ковать оружие Красной Армии – армии освобожденного народа, армии свободы, армии – защитнице на земле мира, высшей культуры, расцвета и счастья.
Это – моя родина, моя родная земля, мое отечество, в жизни нет горячее, глубже и священнее чувства, чем любовь к тебе…
«Правда» от 27 июня 1941 г.
Армия героев
Дорогие и любимые товарищи, воины Красной Армии, вы встали навстречу врагу стальной грудью танков, жерлами метких и сокрушительных орудий, свинцовым ураганом огня, тысячами боевых самолетов, зорких и смелых, как соколы, быстрых и смертельных, как молнии.
Грозные машины и орудия одушевлены вашей волей к победе, вашей храбростью, которой изумляется весь мир, находчивостью, русской сметкой, стальной стойкостью.
Немцы завоевали всю Европу без большого труда: там в каждой стране, задолго до войны были ими организованы «пятые колонны» из разнообразной человеческой сволочи – бандитов всех оттенков, от работающих пером до работающих ножом, из авантюристов, продавших свою честь и совесть и – в первую голову – свою родину. Они разрушали военную мощь европейских стран всеми способами – подкупом министров и депутатов, диверсиями и шпионажем, шумными газетными кампаниями, провокационными погромами демократии, рабочих и интеллигенции.
Они вели широкую пропаганду по успокоению Европы. Гитлер, как волк из народной русской сказки, пел тонким голосом: «Козлятушки-ребятушки, отворитеся, отомкнитеся, ваша мать пришла, молочка принесла…»
Европа мирно дремала, не думая о войне. А когда проснулась от рева германских бомбардировщиков, было уже поздно. Фашисты приставили ей штык к груди и до нитки, вернее, до дверной ручки, до последнего куска хлеба, обобрали ее. Всех недовольных такими порядками фашисты посадили в концлагери, чтобы там умертвить голодной смертью и физическими мучениями.
Гитлеру сгоряча показалось, что с Европой таким образом покончено, и он, рассчитывая, что мы тоже спим и ему верим, предательски бросил в наступление на СССР сто семьдесят своих дивизий. Но тут мировой бандит со своей шайкой дипломатов, проповедников и погромщиков, вышедших из грязи и за один год европейской войны ставших сверхмиллиардерами, ошибся по двум направлениям: с тыла и с фронта.
Ограбленная и униженная Европа оказалась незамиренной. Еще год тому назад гордые и независимые, а сейчас лежащие со связанными руками и кляпом во рту европейские народы нашли в своем сердце лютую ненависть к поработителям, почувствовали, что лучше смерть, чем рабство.
И вот, как только хлынула широкой рекой фашистская кровь под ударами Красной Армии, начались в Европе странные происшествия: стали гореть подземные хранилища с бензином, взрываться склады боеприпасов, воинские поезда пошли под откос, полетели на воздух военные заводы вместе с фашистами, поползла по предприятиям – где только возможно – итальянская забастовка, и на стенах домов в городах невидимая рука чертила надпись: «Да здравствует Красная Армия! Да здравствует Сталин!»
Англия вместо того, чтобы капитулировать на море и на суше, как об этом уже давно завопили фашисты на весь мир, стала мощнее в военном и организационном отношении. Бомбежка Лондона и других ее прекрасных городов заставила англичан лишь крепче стиснуть зубы и поставить перед собой во всей непреклонности одну цель: уничтожение Гитлера и фашизма.
Еще этой зимой англичане пустили крылатую фразу: «Положение Гитлера блестящее, но безнадежное…» За последнее время они заявили, что уже владеют воздухом в Западной Европе и не успокоятся до тех пор, покуда в любой комбинации, в любом месте фронта не будут господствовать в воздухе. Мощные эскадрильи английских бомбардировщиков страшными налетами громят германские военные заводы, склады горючего, доки, гавани, вокзалы, корабли.
Тыл у фашистов оказался таким, что Гитлеру приходится, как филину, только поспевать вертеть головой.
Вторая ошибка Гитлера заключалась в том, что
