Русская доля - Сергей Львович Григоров
Повторим: в людском сообществе всегда была, есть и, вероятно, неопределенно долго будет «белая» и «черная кость». Несправедливо? Может быть. Однако вряд ли этические оценки применимы к большим общественным группам. А уж критиковать исторически сложившийся уклад жизни – так вообще бессмысленно. Это примерно то же самое, что упрекать высокого человека за рост, а негра – за цвет кожи. Такова уж их природа. Судить можно только конкретного человека за какой-то конкретный проступок, да и то при этом уместно помнить предостережение «не судите – и не судимы будете».
Зададим глупый вопрос: а за счет чего, с помощью каких механизмов поддерживался сложившийся порядок? Каким образом сохранялось разделение общества на жуирующих и голодающих? Как можно заставить подавляющее большинство людей работать за гроши?
Ответ очевиден: только сочетанием обмана и насилия. Все остальные средства имеют вспомогательный характер. Скажем, довольно часто и эффективно эксплуатировались привычки и традиции. Однако типичный разговор хозяина с конюхом, усомнившимся в справедливости существующего порядка вещей, наиболее естественно реконструируется следующим образом: «Твой дед чистил конюшни. И твой отец чистил конюшни. Тебе тоже придется это делать. А если не станешь – я велю поучить тебя розгами. Или отправлю на все четыре стороны помирать с голоду». Правильно? Заметьте: призыв жить по заветам предков здесь наличествует, но гораздо важнее фактор насилия – угроза побить или лишить средств существования. Возможно, присутствует и обман, если у хозяина или нет подручных, чтобы привести в исполнение объявленное физическое наказание, или нерадивый конюх не догадывается, что легко может найти себе иное, более достойное и выше оплачиваемое занятие.
Как ни крути, как ни изворачивайся, приходится сделать следующий вывод: атрибут любой общественной власти – путем насилия и обмана культивировать разделение людей на привилегированных и обделенных жизненными благами. Вот почему что бы ты ни сделал для людей, всегда найдутся недовольные, с удовольствием плюющие тебе в спину.
От вечного перейдем к земному. Поговорим о современных методах управления общественным сознанием.
Земное
Человеческая природа постоянна, и потому вряд ли разумно полагать, что пропорция между насилием и обманом ощутимо меняется из века в век. Нашим современникам приятно должно быть слышать бесконечные словопрения о гуманности и правах личности, но еще не скоро охладятся крематории Второй мировой войны, «снивелируются» убийства тысяч и тысяч людей в полпотовской Камбодже и Уганде и прочее и прочее. Вероятно, тишина на лобных местах и голгофах временная. Арсеналы ядерного, биологического и химического оружия, других высокопродуктивных орудий массовых убийств подозрительно долгое время без толку содержатся под замком.
Затишье страшит. Хочется поэтому верить, что из повседневной жизни по мере развития цивилизации тупое, физическое насилие очень медленно, нехотя, но уходит, подменяется косвенным. Что бы это значило?
Спрятать, замаскировать насилие – значит придумать более изощренные способы обмана. Иного не дано.
В двадцатом веке оттачивались хитрые механизмы манипулирования трудящимися массами, основные из которых – идеологические теории и финансовые инструменты. Ныне ссудная удавка и зомбирование сознания не менее действенные инструменты регулирования жизни общества, чем ранее меч и плетка. Произошло как в старом анекдоте о кормлении кошки горчицей: можно просто засунуть ей в пасть порцию «лакомства», но эффективнее (и намного безопаснее!) навесить блямбу ей под хвост – подвывая и плача, сама слижет.
Метаморфоза с идеологией достойна отдельного замечания.
Согласно изысканиям Александра Зиновьева, выдающегося русского логика и публициста, слово «идеология» впервые прозвучало в революционном Париже 20 июня 1796 года. Некий Десто де Траси, вдохновенный поучениями Кабаниса и Кондорсе, предложил целенаправленно заняться систематизацией наиболее глубоких идей великих ученых и мыслителей – Ф. Бэкона, Локка, Кондильяка и других. Соответствующую науку об идеях, «теорию теорий» он назвал идеологией. Как обычно, довольно быстро произошла подмена, и под идеологией стали понимать не конкретное научное направление, а систему взглядов о том, как жить.
В тиши уютных кабинетов ученые умники отточили методы идеологической борьбы, то есть дезориентации явных и потенциальных врагов, расстройства их мышления, лишения воли к сопротивлению, навязывания чуждых им идеалов и мотивировки поведения. Таким образом производство обмана было поставлено на научную основу. В конце двадцатого века, когда начинать большую войну стало по-настоящему страшно, из идеологии выковали прекрасную опору общественного порядка. Повысилось ли гуманность общества при этом, вопрос открыт: душевные муки человека, которому отпиливают голову, зачастую меньше, чем у того, кто потерял смысл существования.
Ги Дебор, лидер так называемого Ситуационистского Интернационала и один из духовных вождей студенческих волнений в Париже в мае 1968 года, ввел в обиход хлесткое выражение «общество спектакля».
Если у Шекспира «весь мир – театр» было метафорой, то спектакль Дебора – логически строгое вскрытие сути окружающей действительности. Он утверждал, что современный мир есть гигантская театральная постановка. Главная цель этого поистине вселенского действа – физическое и духовное закабаление народных масс пролонгацией государственного управления вплоть до быта и мироощущения каждого человека. Общественное мнение погребено хаотичным потоком малозначащих новостей и сенсаций, ежесекундно порождаемых средствами массовой информации. И повсюду тотальный обман, все без исключения социальные теории используются для фальсификации восприятия происходящих событий. Не верится? Вспоминается «человек – это звучит гордо» и прочие восхваления нашему достоинству? Да, нелегко впитать деборовское откровение. Но попробуем понять, насколько оно близко к истине.
Бросим камень сомнения по адресу политэкономической теории марксизма. Не потому, естественно, что в начале двадцать первого века в стенающей России наследие Маркса и его последователей не топтал разве что самый ленивый. Из длинной серии целенаправленно взлелеянных анекдотов сходу вспоминается следующий:
« – Папа, а кто такой Карл Маркс?
– Ну, в общем, один давно умерший экономист.
– А что это такое – экономист?
– Ну, примерно то же самое, что бухгалтер.
– Как дядя Моша?
– Наш дядя Моша, сынок, – главный бухгалтер!»
Элементарная объективность просто заставляет признать, что Маркс до сих пор на порядок, на голову остается выше всех теоретиков научного хозяйствования вместе взятых! При этом надо иметь в виду, что не все ученые, вошедшие в историю как экономисты, были таковыми на самом деле. Василия Леонтьева и Леонида Канторовича, например, правильнее относить к математикам. «Настоящих» же современных экономистов, пользующихся всеобщим почетом и уважением, наделенных многими наградами и почетными званиями, среди которых не один лауреат Нобелевской премии, даже и называть не хочется – не то что критиковать. Экономики всех стран (это и Аргентина судьбоносных 1960-х, и послеальендовское Чили, и внезапно обретшая независимость Россия и многие-многие другие), руководителей которых смогли загипнотизировать их
